Главная страница

страница В.Мильмана

 

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса".

Страницы наших друзей.

Кисловодск и окрестности.

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты.

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Барышня и Иммигрант

Владимир Мильман

Все права на эту пъесу закреплены за её автором, Владимиром Мильманом.

 

Пъеса начата 30 Июня, 2003

Вторая редакция начата 2 февраля 2004

 

В 2008-ом году попала в десятку лучших пьес конкурса "Действующие лица", проводимого ежегодно московским государственным театром "Школа современной пьесы".

 

 

  Светлой памяти Лени Гриля

 

Он, Иммигрант, Викентий Варчук, "Вика", статный мужчина сорока лет, ему же принадлежит голос "Сурового Клоуна"

Она, "Барышня", Юлия Найман, Юлинька, восхитительный подросток 19-ти лет, ей же принадлежит голос "Капризной девочки"

Мама Юлиньки, "Vicki", Виктория Васильевна

Папа Юлиньки, "Basil", Василий Давидович

Пролог

Свет в зале резко гаснет. В полной темноте над залом фонограммой звучит следующий диалог:

Капризная девочка:

Куда ты? Останься!

Суровый Клоун:

Мы, клоуны, приходим и уходим... Таковы правила.

Капризная девочка:

Останься! Останься, слышишь... Я ведь тебя прошу, пожалуйста?

Суровый Клоун:

Никак невозможно, но, знаешь: ты можешь оставить себе мой круглый нос. У тебя с ним не будет хлопот - он небъющийся.

Капризная девочка:

Я случайно. Вазы легко бъются, а ты останься, ладно?

Суровый Клоун:

Спокойной ночи...

Сцена Первая

С началом музыки (лирический неспешный вальс {1}) свет на сцене постепенно нарастает до неполного, выявляя на ней танцующую пару: статного мужчину лет сорока, элегантно несущего свою довольно уже поношенную, но когда-то элегантную одежду, и восхитительную своей молодостью курчавую девушку-подростка лет 19-ти. Последняя одета характерно для канадки своего возраста - конечно пуп наружу. Оба замечательно танцуют, явно любят и отдаются танцу всей душой, но у мужчины особенный профессиональный лоск и шик. Несколько пластмассовых "клубных" стульев вокруг. В правом углу сцены компакт-диск плэер. Когда Она начинает говорить пара все еще танцует, хотя музыка слегка приглушается для удобства публики.

Она:

Вы замечательно танцуете.

Он:

Профессия...

Она:

Да нет, вы любите танцевать. Я знаю.

Он:

Как вы это знаете?

Она:

Потому что я сама люблю. Я обожаю танцевать. И нюхом чую каждого такого. Только потому я и стала с вами танцевать (смеется)

Он:

Что-то не так?

Она:

Нет, просто представила себе мою маму, если-б она узнала, что я танцую ночью в пустом клубе с незнакомцем плохо владеющим английским языком и старше меня лет на двадцать. Правильно я оценила?

Он:

Наверное. Я ведь не знаю сколько вам лет.

Она:

А вы сколько дадите?

Он:

Я ничего не дам. Я просто танцую с первым на этой земле человеком, который не шарахается от меня в сторону, как только я к нему подойду. Скажите, что это за манера у людей тут в Канаде?

Она:

Мне 25-ть. И в Канаде не шарахаются от встречного человека, это не правда. У нас вежливые и добрые люди. Они всегда стараются помочь.

Он:

И очень честные тоже. Вот вы, например. Честно назвали мне ваш возраст. Верно?

Она (останавливает танец, отстраняется и подойдя к плэеру выключает музыку):

Какое вам дело до того сколько мне лет? Даже если бы вы нормально говорили по-английски я бы тоже знала, что вы не канадец - вы не вежливы.

Он:

Ну вот, вы и рассердились. Простите. Я не вежливый, я знаю. Точнее, мы из России все прямолинейные. Мне это уже говорили. Мы говорим, что мы думаем, не очень-то взвешивая стоит или не стоит.

Она:

Я поняла, что вы русский, могли не говорить; у вас акцент русский.

Он:

О, так вы тоже из наших краев? Вы сразу догадались, что я русский?

Она (гордо):

Сразу!

Он (наигранно ехидно):

А вот и не русский я, я украинец.

Она (возвращаясь к нему от плэера):

Ну да, - оч-чень большая разница!

Он (уже серъезно, но спокойно, по-деловому):

Да, отличие большое. Я говорю по-украински, пою украинские песни, имею украинскую романтическую душу.

Она (передразнивая):

"Романтическую"? Они, значит всех-всех любят?

Он (спокойно и серъезно):

Да.

Она:

А как же погромы?

Он (изумленно):

Что?

Она:

Погромы. Еврейские погромы. Или не слыхали?

Он (внимательно всматриваясь в нее и теперь уже действительно ехидно):

А зачем они кровь христианских младенцев в мацу употребляют?

(тут же вынужден поймать ее летящий в него кулачок)

Постойте!

Она (в ярости):

Гад! Пустите меня!

Он:

Погодите! Я же пошутил! Глупо пошутил, знаю, но вам не должно было на меня так сразу нападать! Разве я вам что нибудь плохое сделал? Не хватало мне еще попасть в антисемиты. Половина моих самых любимых учителей и друзей - евреи.

(Она обмякает. Успокаивается. Он отпускает ее.)

Нельзя же так сразу переть буром. Что вы знаете о погромах и об Украине? Ваши родители, я думаю вас односторонне проинформировали, хотя, конечно, я понимаю, у всякого еврея это наболело.

Она (снова несколько раздраженно, но уже устало):

Опять вы не то говорите. Какой тут может быть двусторонний взгляд, когда мы говорим о погромах? Но я все таки не права. Что-то на меня нашло. Я не обязательно так быстро набрасываюсь на людей. И с чего вы взяли, что я еврейка? Если хотите знать - у меня мама украинка. А вообще я - никто. Поэтому я заступаюсь за всех.

Он:

Как так?

Она:

Очень просто. У меня папа - еврей, а мама - украинка. По еврейским правилом я - не еврейка, а по украинским - не украинка. (Опять гордо и воодушевленно) Вот как!

Он:

Ну ладно, а как вас зовут, Никто?

Она:

Юля.

Он (цитирует по-русски):

"Волнистая уходит все Иулия!"

Она:

Что?

Он:

Это стихи. Они говорят, что волнистая, уходит все Иулия. Ваше имя означает - волнистая. А вы что не понимаете по-русски?

Она (смущенно):

Нет, хотя я поняла, конечно, что вы говорили по-русски... или по-украински.

Он (опять играет ехидство):

Вы очень догадливы.

Она:

А вы тоже - не пропустите. Да, это, конечно, было глупо. (После паузы) Я сержусь на своих родителей. Каждый из них варится в своем, но совместно они решили, что будет правильно, прежде всего для меня, если они создадут сугубо англоязычную культуру в доме. Меня только они об этом не спросили, я была слишком маленькой, чтоб спрашивать. Мне было 3 года. И отрубили. А я очень жалею. Они оба приехали с английским, который там считался хорошим, но я-то знаю, что тут он не очень хорош. Так что я благодаря моим предкам не только формально по национальности никто, я и по культуре - никто. Каждой понемножку, и ничего по-настоящему.

Он:

Девонька моя, не расстраивайтесь по пустякам и не придумывайте себе комплексы. В вашем возрасте никто еще ничего не знает. Если куда прилепились, то по привычке от родителей. А свое - лишь только начинается.

Она:

Не называйте меня "девонька моя", если можно. Конечно, я понимаю, у вас английский плох, поэтому не сержусь.

Он (с готовностью):

Хорошо, буду называть вас (произносит по-русски, смакуя) "б-а-р-ы-ш-н-е-й". Вам это очень идет. А по-английски... ах, черт, по-английски это и не скажешь, м-м, ну, что-то вроде - "young lady" (не удовлетворен).

Она:

А я вас буду именовать "Иммигрант". Годится?

Иммигрант:

По рукам! А можно я вас еще иногда буду называть "Юля"? А еще "Юлинька"? Это уменьшительное от "Юля".

Юля:

Как хотите! Но только мы еще не совсем знакомы. Вас-то как зовут?

Он:

Я - Викентий. Но для вас это слишком сложно. Потому зовите меня - "Вика". Меня так мои друзья зовут.

Юля:

Вика! Вот это да! Это же женское имя! Мою маму почти-что так зовут. Vicki. Вот здорово! Буду звать вас - Вика!

Вика:

Вот и ладушки. Давайте еще потанцуем на радостях.

Юля:

Нет, я бы не прочь, но мама уже и так волнуется. А утром мне рано вставать. У меня три экзамена на следующей неделе, уроков куча. (он глядит на нее усмехаясь) Ну чего уж там. Вы ведь и так поняли, что я еще учусь. Вы на машине? (он загадочно как-то качает головой) Нет? ну так я вас подброшу. Вы где живете?

Вика (замявшись):

Здесь живу... Машина мне не нужна. Давайте я лучше вас провожу... к машине...

Юля:

Где это "здесь"? Скажите конкретно. Чего вам ходить? Я же вас довезу! (всматривается в его растерянное лицо, оглядывает видавшую виды одежду, и, вообще, есть в нем нечто, что выдает бездомных, и, наконец, ее пронзает догадка) Вы - бездомный? Ведь правда? (смущена и бормочет в расстройстве сама себе) Боже мой, какая же я дура!

Вика (удивлен - ему раньше не приходило в голову относить себя к бездомным):

Не нужно трагедий, Юлинька, ну какой же я бездомный, с чего это вы взяли? Я просто временно провожу ночи в парке.

Юля (растеряно):

Что значит - в парке? Вам негде жить - правильно?

Вика (торжествующе):

Опять не угадали, барышня. У меня есть, где жить, только я сбежал оттуда в парк. Видите ли, тот дом - с привидениями. Или точнее говоря - его навещают гуманоиды. Слыхали - летающие тарелочки и прочее.

Юля таращится на него во все глаза. Он продолжает.

Вообразите: вы спите себе преспокойно, но на душе у вас немного муторно, потому что вокруг таинственные шумы и шорохи. Охи, ахи, придыхания, кто-то стонет, а кто-то смеется. Но к этому вы уже привыкли, потому что напарники ваши по комнате, эти необыкновенные мальчики и девочки обыкновенно вот так, группово ночи проводят. Но только однажды ваше шестое чувство бросает вас в пот и будит и вы обнаруживаете над собой иглу. Вы конечно сразу ставите диагноз - инопланетяне, гуманоиды. Щедро хотят поделиться с вами фаном. Что вы делаете? Вы вскакиваете, раскидываете гуманоидов, собираете манатки и идете прохлаждаться в наш земной человеческий парк. Элементарно?

Юля (в ужасе):

Вы жили с наркоманами?

Вика:

Да нет, Юлинька.Обычная глупая ребятня. Панки. Снимали вместе квартиру - нормальные хлопцы. Веселятся.

Юля (все еще в ужасе):

И вы теперь вынуждены жить на улице, ночевать в парке?

Вика (думает что выводит ее из затруднения):

Юлинька, вы совершенно не понимаете. Посмотрите в небо - за стеклом. Какая крыша! И королям такая не снилась! У нас и песня об этом есть. (Поет) "Мы свое призванье не забу-удем" Нет, определенно мы должны казаться вам ненормальными. Да бросьте вы меня жалеть! Я счастливее вас, поверьте! Я живу, как птица на просторе! Не привязан ни к кому и ни к чему.

Юля (в сильнейшем колебании; хочет решиться и не может, но все-ж решается):

Слушайте! Мне не хочется с вами прощаться. Давайте я вас покатаю. А потом верну в ваш любимый парк, под вашу любимую крышу. Только позвоню маме. (Достает сотовый телефон и отходит слегка в сторонку. Когда говорит прикрывает трубку рукой). Мама? Нет, нет не переживай, я близко. Через десять минут буду. Только я приеду не одна. Нет, ты не знаешь... Ну так узнаешь, что за беда? В общем я еду, пока.

Затемнение

Сцена Вторая

На сцене темно. Раздается звук приближающейся машины. Скрип тормозов, видимо Юлинька - лихой водитель. Затем противно мяучет кот. Юлинькин голос слева: "Киса, киса, никто тебя не кормит, никто не жалеет... Осторожно, он дикий, может цапнуть!" Все это как-бы издалека. Все еще в темноте из-за сцены доносятся приближающиеся голоса Юлиньки и Вики.

Юля (настойчиво):

Да чего вы боитесь? Никто вас тут не съест. Мои предки не такие как все - их интересуют всякие существа под небом, а вы сами назвались существом под небом, разве не так?

Вика:

Ну вы еще та штучка, Юлинька! (дразнит) Покатаю! Что ваши подумают? Приволокла дочурка бомжа.

На его последней фразе сцена высветляется. Оба героя входят слева в пустую гостинную. Справа вокруг журнального столика: за ним двуместный диван, по бокам по креслу. Слева от левого кресла горит торшер. Он - единственное освещение комнаты. За правым креслом - CD плэер. Слышится звук телевизионной передачи. Вика не входя вглубь комнаты переминается с ноги на ногу, чувствует себя неловко, осматривается. Юля же наоборот врывается в комнату несколько черезчур бойко - видно ей немного страшно предстоящего объяснения, но она уж решила и готовится к бою.

Юля (берет со столика телевизионный контроль и "щелкает, выключая" в зал. Затем говорит повышенным голосом):

Мама, папа вы где? Я тут с подружкой Викой. Ма-ма!

Вика:

Ну что ты болтаешь? Что ты все болтаешь ерунду!

Издалека справа раздается голос Виктории Васильевны: "Проходи Юля с подружкой на кухню, я тут немного холодильник ворошила, вы наверное голодные" Голос Юлиной мамы приближается справа.

Мама (еще из-за кулис):

Так значит твою подружку зовут Вика! Мы значит (появляется...) тезки (голос ее упал, рот остался открытым, глядит в изумлении на "тезку" и никак не может взять в толк, что же собственно происходит. Она в ночной пижаме, но пока еще этого не осознает)

Юля (сразу - в наступление):

Мама, это замечательный танцор, украинец и мой друг, Вика, он действительно твой тезка, представляешь? А я то думала, что Вика это только женское имя!

Мама (почти механически, но уже приходя в себя, так что с некоторой долей и издевки):

Я тоже так думала. (Вдруг осознает, что она в пижаме). Бог мой, я же в пижаме! Юля, ты бы хоть предупредила! Простите, я схожу переоденусь...

Вика:

Нет, не стоит, вы совершенно нормально, прекрасно выглядите в пижаме. То-есть, я хочу сказать, что она вам к лицу. Просто не нужно переодеваться, я сейчас же ухожу. Юля меня немножко обманула, я не думал что мы в такое время к вам едем. Это только моя вина. Я не должен был заходить. Меня просто застали врасплох...

Мама:

И меня тоже...

Вика:

Меня, собственно Викентием зовут, а друзья окрестили Викой - так уже давно, что я сам привык. Вы совершенно правы такого мужского имени нет.

Мама (не зная что сказать):

И вы танцор... Вы верно в том же клубе, что и Юля танцуете. А меня зовут Викки. Вы ее простите, она у нас взбалмошенная, нет попросту избалованный ребенок - она у нас одна. (Беря менторский тон) У вас явно русский акцент, и по-английски, я вижу, вам трудно. Я, пожалуй, перейду на русский, чтоб вам легче было.

Вика (с поспешностью):

Нет, не надо, я лучше по-английски. Мне нужна тренировка. Вы знаете, я, пожалуй пойду.

Мама (соображая):

Вы, верно, на двух машинах приехали?

Юля (быстро вмешивается):

Мама, Вика приехал в клуб на транспорте, мы будем танцевать на заключительном концерте вместе, а до концерта не очень уж много времени, так что мы увлеклись, и стало совсем поздно. Я не хотела, чтоб он часами автобуса ждал.

Вика:

Ну уж часами! Через полчаса автобус бы пришел. Я пойду, пожалуй.

Юля:

Но около нас автобуса нет. Тут будете ждать часами.

Мама:

Я позвоню - к очередному и выйдете...

Юля (с искренним возмущением - она кажется уже сама забыла, "что есть истина"):

Мама! Ну что ты говоришь! Что же мы гостю места у нас в доме не найдем? Завтра же суббота, ему спешить некуда. А нам, чтоб хорошо станцеваться, нужно получше узнать друг друга. А, кстати, папа что уже лег?

Мама ("прижатая к стенке" хитрой своей дочерью; последняя знает все ее слабости):

Да, да, конечно, простите, я не подумала. Давайте перекусим - а там я вам в гостевой комнате постелю. За едой и познакомимся. А папа, нет, не спит, ты же знаешь своего отца: возится со своими станками. Я знала, что ничего хорошего от того, что он сюда свое оборудование приволокет и установит не выйдет. Вы тоже вот так, как сумасшедший, работаете, Викентий?

Вика (не решаясь перейти на правду, но не решаясь и врать, хитрит):

Что же ваш супруг прямо тут в доме держит станки?

Юля (разражается не очень естественным хохотом):

Да нет, же! У него станки на компъютере.

Вика (совершенно искренне):

И что же он прямо в компъютере режет детали? Я ведь тоже токарем на заводе начинал.

Мама (настал ее черед смеятся, но она смеется естественно):

Д-да, вы явно в других областях. Чем же вы занимаетесь?

Юля (теперь она сообразила, что нечаянно подставила своему новому другу ножку):

Нет, Вика, компъютер нам пока еще детали не производит, но он, вроде как такой умный чертежник в помощь инженеру. Мой папа инженер, он проектирует станки, понятно? Вечно дома работает, только его спину и вижу, да и то, если в кабинет вхожу. Но я люблю делать уроки перед телевизором. А знаешь, мама, по-моему выходит. Будем танцевать красивые танцы. Потому я и выбрала Вику! Хочешь посмотреть вальс?

Мама:

Поздно уже! Гость устал и наверное голоден.

Но избалованная Юля уже включает плэер. Звучит аргентинское танго. {2}

Юля (разочаровано):

Там же были мои вальсы!

Мама (виновато):

Мне захотелось послушать танго...

В это время Вика решительно обхватывает Юлю и происходит красивое чудо, до невозможности умиляющее Викторию Васильевну: Вика ведет Юлю в замечательном движении танго, а Юля с удовольствием подчиняется, частично работая по чутью и вдохновению. Слева появляется папа Юли, Василий Давидович. Тоже глядит умиленно и восторженно. Вика замечает его, останавливается. Выключает плэер.

Вика:

Здравствуйте! Мы вам помешали наверное. Извините! Ваша дочь меня не столько силой, сколько обманом затащила, но я очень рад, что поэтому могу с вами познакомиться. Меня зовут Викентий, а друзья, не удивляйтесь, зовут Викой.

Юля:

Вот и я его так зову. (Обнимая Вику одной рукой, чему он, слегка присев, шуточно помогает) Он и мой друг!

Папа:

Ну а я Юлин папа и зовут меня Базиль. Вы давно из России? Хотите я перейду на русский?

Вика (вздохнув):

И вы это сразу слышите! Не надо на русский. Мне надо учиться.

Папа:

С таким английским наверное где-нибудь на заводе по ночам?

Юля (перебивает):

Давайте есть! Мы оба очень голодные.

Мама:

Не надо на кухню. Там не убрано. Я сюда принесу. Перекусим и спать. Вика сегодня у нас остается. Слишком уже поздно, а они знаешь до смерти нарепетировались. Садитесь. (Выходит на кухню.)

Папа (указывая на левую сторону двуместного дивана):

Присаживайтесь, Викентий!

Вслед за Викой сам садится в кресло слева. Вслед за ним Юля занимает место справа от Вики.

Юля (с опаской оглядываясь вправо - в сторону кухни, и приглушая голос, заговорщически):

Папа, пока мамы нет я хочу сказать тебе что-то. Понимаешь, Вика совсем недавно тут. Он пока еще не устроен...

Вика (обрывая Юлю и немного раздраженно):

Юля, ты все время ставишь меня в очень неловкое положение. Да и своих родных тоже. (Обращаясь к Юлиному отцу.) Поверьте мне, я не напрашивался, и Юля привезла меня сюда обманом - она сказала, что покатает меня. У меня нет работы, в клубе я очутился случайно. Увидел Юлю танцующую с тенью и решил эту тень оживить. Я даже не знаю, о каком концерте она говорит.

Папа (быстро, и тоже с опаской поглядывая на кухню):

Знаете, я думаю, что Юля права. Лучше этого пока-что Юлиной маме не говорить. Вы мне одно глядя в глаза скажите - вы порядочный человек? Вам можно доверять?

Вика:

Всегда полагал, что да...

Папа:

И ладно. Я сам так о вас чувствую. Остальное вы с Юлей сами - я ничего не слыхал и не знаю.

Входит Викки с подносом.

Викки (ставя поднос на журнальный столик):

Что это ты, Базиль, "не слышал и не знаешь"? Впрочем, это твое обычное состояние.

Снимает с подноса хумус, хлеб, нож и салфетки. Расставляет пластиковые подставочки, кладет на них тарелки.

Юля:

Папа не слышал о нашем концерте, вот я ему и рассказываю.

Викки:

Я тоже не все понимаю. Летом ладно, а осенью вернется Дан - это Юлин партнер в клубе, он грек и на лето уезжает в Грецию, что тогда ты будешь делать? Вы ешьте, Вика, ешьте. Это хумус - не пробовали? По-моему изумительно вкусная восточная еда. Она в Израиле все закуски заменяет. А чай как закипит - я поднесу. Или может вам чего-нибудь еще?

Юля:

Конечно я с Викой останусь! Я Дану давно от ворот поворот хотела дать, да не с кем было. Он интересных танцев не знает - его всему учить надо, и все у него неуклюже получается. Ты ведь сама говорила, что он мне не пара.

Вика:

Спасибо, мне ничего больше не надо. Очень вкусный этот...

Юля (подсказывает):

Хумус! А еще его зовут "замазка"! По принципу - все пробелы в кошерном питании замазывает. Наша мама его обожает. А мы с папой его тактично обходим стороной.

Викки (делает вид, что не замечает реплики дочки):

Вы действительно замечательно танцуете! Юля с вами в паре прямо оживает. Где вы так научились?

Юля:

Мама, он же профессионал!

Викки (удивленно и настороженно):

Вы танцор?

Вика:

Нет, я актер. В театральном училище учат всему, танцу тоже, а я всегда танец любил, он мне и давался легко, и я нажимал на него больше чем наши другие. Потом мне это очень пригодилось.

Викки:

Но, конечно, здесь он вас не прокормит.

Вика:

Это верно, и поэтому я пока ем ограничено и живу экономно. Я пока не работаю.

Викки (несколько затрудненным голосом):

Так вы что - на велфэре пока?

Вика:

Нет, я пока на своих сбережениях сижу. Приехал плотненьким. Они худеют и я худею. И сидя на них плавно опускаюсь в своих ожиданиях. Они мне ехидненько так шепчут на родном моем наречии: Нэ трать кумэ сылы - спускайся на дно. А я их не слушаю - барахтаюсь!

Викки:

Бросьте, это же не серъезно! Сколько же вы могли с собой привезти? Это же все мгновенно израсходуется!

Базиль:

А что вы умеете делать? То есть я хочу сказать, помимо танцев. Конечно актеру без английского здесь делать нечего...

Викки:

И с английским тоже! Вам нужно на велфэр стать. И чем быстрее тем лучше, иначе вы просто окажетесь на улице! У вас есть тут родственники?

Вика:

Почти...

Юля (с искренним удивлением):

Как это "почти"?

Базиль:

Понятно...

Юля:

Ничего не понятно, что значит "почти"?

Базиль:

Помолчи Юля!

Викки:

Это, Юля, у эмигрантов значит - "знать не хотят".

Вика:

Да нет, не совсем так... Не уживаемся мы. Оба упертые. Хохлы - одно слово. Все во мне ее раздражает. А я не хочу ее дразнить. У нее своих забот хватает... Сестра моя. Говорит: иди работать. Будто я не хочу! А где мне ее взять эту работу?.. Пиццу развозил - но города не знаю, путаю, опаздываю. Один раз заезжаю к бабке по адресу: вот вам пицца, бабонька. Она мне: "Ах, сыночек, позаботился о маме, вспомнил таки" Взяла пиццу и дверь на запор. Я звоню, говорю: "Бабуля, за пиццу не плачено", а она мне двери не открывая: "Как так, ты не понял, у меня день рождения, мой сынок, конечно заплатил". Ну что я ей скажу? А пицца вообще была соседу. В общем - выгнали меня. Пробую на заправку устроиться. Или сестра говорит мне: иди на велфэр. Я один раз сходил. Больше там появляться не хочу. У них со зрением не лады - путают меня с мусором. Я пока квартиру меняю, временно живу в парке, но я не мусор! И вообще, спасибо вам, но пора мне и честь знать. Доченька ваша очень талантлива в танцах. Но главное - она талантлива сердцем. Если хочешь, Юля, научу и тебя и твоего партнера - заправски будете танцевать! Я пойду, спасибо! Ты знаешь, где меня найти...

Юля (почти кричит):

Что еще за ерунда! (Уже почти в слезах) Что это вы затароторили! Какое все это имеет значение? А если бы он токарем на заводе работал, как и папа начинал, то мы бы вас больше уажать должны были бы, чем если вы танцуете как Бог? Кто это такую мораль придумал!

Викки (в полуобмороке):

Так вы - бездомный?

Вика (затараторил):

Да нет же, что у вас все так трагически? Я квартиру меняю. В той, где я числюсь, жить стало невозможно, так что я временно в парке обитаю. Но вы не беспокойтесь, я сейчас же ухожу. Мне прекрасно живется под небом, вы и представить себе не можете, как мне живется под небом! Воздух, звезды, а если дождик приударит, то я - под козырек у клуба. Это они очень хорошо придумали с этим козырьком, будто специально для таких, как я. Вставать приходится рано, прежде, чем работники появятся, впрочем, они рано не приходят, но я все-таки не хочу, чтоб меня увидели, знаете, полиция и все такое прочее, или еще мне говорили - социальные работники от очень сочувствующих горожан могут пожаловать, этого мне еще не хватало. Но я всегда рано вставал, сколько себя помню, так что вы не переживайте...

Базиль и Юля (случайно хором, прерывая, только она по-английски, а он вдруг по-русски):

Вы у нас остаетесь...

Базиль (плавно продолжая начатую им фразу, но уже по-английски):

...по крайней мере сегодня, а там посмотрим.

Викки (неуверенно):

Уже ведь решили - переночуете у нас. Тем более, что сегодня суббота...

Вика:

Нет, спасибо, я вам очень признателен, но я все-таки пойду... (вдруг соображая что-то) Погодите, а разве сегодня суббота? Сегодня ведь пятница! И...

Юля (весело обрывая его, смеясь, с облегчением - пока что пронесло):

И не напрягайтесь, вам эту загадку не отгадать. Мама у нас приняла иудейство, а у иудеев суббота начинается в пятницу. Мы с вами целый обряд пропустили, но маме теперь уже со мной не совладать, я как кот - гуляю сама по себе.

Викки:

Это не моя, это твоего папы вина, это он тебе все позволяет. Папина дочка, понимаете-ли... Всегда за его широкой спиной прячется.

Юля:

Неправда, я меняю спины по удобству.

Вика:

Да, я знаю, у меня тут друг есть, тоже еврей. Между прочим, вместе в еврейском театре играли, у Шервинского, знаете? Он теперь тоже ортодоксальный еврей, а в Москве ничего подобного не было. Он приглашал меня на субботу. Гостевую шапочку мне давал...

Юля и Викки (случайно хором):

Кипу...

Юля (очень радостно):

Да! Это такое обозначение еврейства для мужчин. Это вроде как ходить и говорить - я еврей. Наша мама их для папы и для мужчин гостей завела.

Вика:

Да-да, верно, ее самую. Молитву по-еврейски читал. Потом мы руки мыли, но молча. А после этого можно было говорить. И кусочек хлеба, ма-аленький такой, отрезали для Бога.

Юля (опять очень воодушевленная почему-то):

Это вы халу ели. Вот она перед вами на столе.

Вика:

Да, верно, очень похоже...

Юля:

Не похоже, а хала это... Еврейский хлеб для субботы. Мы с папой ради халы субботу любим. А потом я вас напою замечательным виноградным соком. Тоже субботний. Субботняя радость.

Викки:

Верно, я вам кипу принесу. В еврейском доме всегда гостевая есть.

Вика:

Зачем же, я ведь ухожу...

Юля и Викки (снова совпадают хором):

Никуда вы не идете!

Викки (плавно продолжая начатое):

Вы у нас эту ночь побудете. (Соображая) А где ваши вещи? Их наверное постирать надо, но это мы сделаем в воскресенье, а завтра будем все отдыхать.

Вика (тоже соображая - додумывая сидевший в нем вопрос):

А почему, все-таки, "тем более, что сегодня суббота"?

Юля (с готовностью - ее явно забавляют ее собственные родители):

Потому что в субботу грех выгонять гостя на улицу!

Вика (с пониманием):

А-а...

Викки (очевидно продолжая давно ведущиеся семейные дискуссии):

И нечего смеяться! Да, конечно это грех! Седьмой день это день особый, так же как и седьмой год...

Юля (тоном: "ну вот, опять начинается", а также, чтобы остановить, видимо уже надоевшие ей истории):

Да, да, да, - я же с тобой согласна, я ведь не спорю. (Лукаво и как-бы про себя) Тем более сегодня.

Викки (вдруг устало):

Ну ладно, хватит разговоров, всем пора спать. Вика, пойдемте, я вам гостевую комнату покажу. Ванна как раз напротив, искупаетесь, и полотенце сразу же вам дам...

Вика:

Не заботьтесь, у меня свое есть...

Викки:

Да, а где же все-таки ваши вещи.

Юля (очень довольная, живо вскакивая):

В машине, где же еще. Я сейчас принесу.

Вика:

Они тяжелые, я с тобой... (вдруг замедляясь, но уже вяло, фактически сдавшись. Тем более - перспектива принять душ...) А может быть все-таки не надо, погода сегодня замечательная...

Викки (непреклонно, как знаменитое "надо, Федя, надо!"):

Надо, сегодня надо! Давай Юлинька, поспеши, все устали.

Затемнение. Слышна музыка того самого вальса, с которого начался спектакль. {1} Свет снова вводится вполсилы. Мягко с полной нежности отдачей кружатся в вальсе Юля и Вика. "Барышня и Иммигрант"... - в упоении, они забыли все. Вдруг откуда-то правее и сверху доносится резкое и раздраженное...

Викки:

Ну где же вы? Юля, я устала и спать хочу?

Музыка резко обрывается. Так же резко Юля и Вика замирают с их обращенными в зал лицами будто пойманных с поличным преступников, причем Иммигрант импульсивно и мгновенно производит жест-движение в сторону выхода, а Барышня облокачивается-хватает его за руку, будто не желая отпускать от себя и прижимаясь к его плечу правой щекой. Они замирают так. Свет гаснет.

Сцена Третья

В зале и на сцене полная тьма. С полной нежданностью вопля, будто ее режут, раздается крик Викки.

Викки:

Боже мой! Что же это за несчастье такое! Я не могу этого выдержать! Базиль, Базиль! Да, кто нибудь! Где же вы все!?

С такой же неожиданной резкостью подается полный свет на сцену. Утро следующего дня. Та же гостинная. Посреди нее все еще в пижаме мечется в сильнейшем возбуждении Викки. Справа с топотом врывается заспанный, тоже в пижаме, Базиль. Вслед за ним, опять таки в пижаме и со сна, растрепанная - Юля.

Юля и Базиль (она по-английски, он по-русски):

What's wrong, Mom?

Что, что случилось, Викки?

Викки (в полном отчаянии, заламывая руки):

Я же просила вас, тысячу раз, не появляйтесь вы Бога ради на кухне! Это моя вотчина! КТО из вас мыл посуду сегодня?

Базиль (тоже почти криком - автоматически):

Мы оба спали, мы со спален оба! Что случилось, Викки?

Юля (тоже криком, но не автоматически, а в раздражении - она уже все поняла):

Ты еще не понял, нет, папа? У мамы опять кто-то молочное положил в мясное или наоборот. Поэтому она всех нас сорвала с постелей! У мамы же это единственная причина истерик!

Базиль (тоже криком - теперь уже он не на шутку сердит):

Юля, я тебе запрещаю так с мамой разговаривать!

Юля (переходя на истерику):

Я с тобой разговариваю, а не с ней!

Базиль (механически поправляется, не очень соображая, что говорит, теперь уже с единственной истерической целью остановить это сумасшествие, но сам будучи уже в истерике он, естественно, не может достичь своей цели):

Я тебе запрещаю так О МАМЕ разговаривать!

Справа входит ничего не подозревающий Вика.

Вика:

Доброе утро!

Все взгляды мигом обращаются на него. У всех на лицах одна и та же догадка, только очень разные реакции. У Юли - беспомощность и желание дальнейшее остановить и защитить Вику, у Базиля - желание увести невоздержанную супругу, и тем защитить ее от нее самой, Викки же в настоящий момент напоминает готового пасть с высоты на жертву коршуна. Вика, однако, ничего этого не замечает.

Все уже встали? Значит не я один рано встаю? Я надеюсь это не я вас всех разбудил? Я очень тихо встал. Вот сходил погулять, посмотрел на ваши окрестности...

Викки (холодящим душу тихим придушеным голосом, осведомляясь):

Это вы, тезка, сегодня на кухне хозяйничали? (Вкрадчиво) Помочь решили? Вы наверное человек хозяйственный...

"Тезка" (в прекрасном настроении, по прежнему не улавливая надвигающейся грозы):

Конэшно (по-русски, шуточно наигрывая кавказский акцент. Повторяет, уже по-английйски, только "хохлы", естественно остается на русском) Вы же знаете каковы они все "хохлы" - украинцы, беспорядка не терпят. Я шучу - просто решил вам помочь, пока спите. (Начиная ощущать) А что, что-то не так?

Последующее говорится почти одновременно, всеми тремя членами семьи, причем каждый пытается переговорить другого, отчего все сразу обретает очевидность семейной перепалки. Вика стоит наблюдая, ошарашенный и удивленный, переводя взгляд то на одного, то на другого, то на третьего.

Викки (почти криком, пытаясь сдержать раздражение, но ей это плохо удается):

Кто вас просил это делать? Спали бы себе и спали? Или сразу же пошли бы гулять! Вы же гость! Никто вас не звал на кухню, не заставлял убирать! Вы гость - не уборщица! И не посудомойка!

Юля:

Мама, прекрати! Прекрати сейчас же! Ты же сама потом жалеть будешь! (Истерикой) Прекрати, слышишь?

Базиль (перемешивая русский с английским):

Вика, Виктория, успокойся! Calm down! Тише, Юля! Викки, успокойся же, остановись, ничего же страшного не произошло! Ну пару посудин некошерными стали - выкинем, другие купим!

Викки:

Что ты говоришь, ну что ты говоришь, ты сам-то понимаешь? Ты их покупал? Ты вообще понимаешь, что произошло? Вся ведь посуда вместе стоит! Он ведь не только помыл, он даже высохнуть ей не дал - полотенцем все вытер, и в шкафы поставил. Молочное в мясное, мясное в молочное! Он ведь не только вчерашнее, - все, что я за три дня не успела перемыл, все тарелки, вилки, ложки, ножи, чашки - все, и все это гамузом разложил в шкафы. Ты понимаешь о чем я говорю? Все серебро: ножи, вилки, ложки молочные и мясные вместе в одних и тех же ящичках-отсеках - все перемешано! Долларов на пятсот!

Базиль (несколько потеряно):

Ну уж на пятсот! Наверное на триста!

Юля (в полной истерике):

Папа, о чем ты? Посмотри на него? Он же не знает куда себя деть! (Истошным криком) ПРЕКРАТИТЕ! ПРЕКРАТИТЕ НЕМЕДЛЕННО! Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО С СОБОЙ СДЕЛАЮ!

Викки:

Ну да, теперь еще и у этой истерика! Вместо истерик лучше бы думала, что делаешь...

Базиль (насильно обнимая вырывающуюся Юлиньку):

(Орет в сторону супруги) Прекрати, Викки! (Юлиньке) Ну, успокойся, доча! Успокойся... Все в порядке... Ничего страшного... Слышишь?

Юля устало опускается на пол, Базиль не отпуская ее - с нею вместе.

Викки (уже тише):

Я даже не знаю, чем мы есть сегодня будем?

Юля (устало):

Мама!

Базиль:

Ты же прекрасно знаешь, что у нас есть запасная посуда...

Вика (все это время нервно дергался в сторону то одного, то другого члена этой семьи, не зная, что предпринять, боясь вставить слово, но теперь чувствуя, что и он может говорить):

Простите, Викки! Простите меня все - я хотел, как лучше! И я ведь знал о кошере, мне мой друг рассказывал, но у меня вылетело из головы. Я вам обязательно как-нибудь верну эти деньги. Не надо было мне оставаться у вас. Налетел на вас, как чума на Уругвай! Простите! Не нервничайте. Я прямо сейчас ухожу! Не сердитесь. Вы очень хорошие люди, а я вам столько беспокойства и хлопот за несколько часов принес. Только вещи , вот, возьму, и айда!

Найманы:

Ну да, перестаньте! Ерунда какая! Я вас не отпущу... (Викки)

Вика, перестаньте! Ну, небольшая семейная перепалка. Вы тут ни при чем. Они у нас и без вас случаются... (Базиль)

Вика, если вы сейчас уйдете, я им такой скандал устрою - мало не покажется! (Юля)

Базиль:

Юля, замолчи сейчас же!

Викки:

Вконец избаловал девчонку! (Вике, со смешанным чувством смущения, но и все еще не ушедшего червя недовольства - в общем, все еще в расстроенном состоянии) Это вы на меня не сердитесь! Я должна была вас предупредить. Это правило для кошерных семей - предупреждать гоев. Ну, то-есть, я хочу сказать не знающих, непосвященных. Рэбе предупреждал меня об этом, а я вот все-таки попалась. Вы должны меня простить, Вика! Ну и что это за манера на чужой кухне хозяйничать? Ваша жена вам по этому поводу тоже наверное скандалы устраивала... А, кстати, вы женаты?

Вика:

Был, но очень не долго. Актеру трудно быть женатым. Как-то плохо совмещается с семейной жизнью.

Викки:

Детей не успели завести?

Вика (без большой охоты):

У меня дочь и сын. Уже взрослые. Уже свои семьи имеют.

Викки:

Небось у них большие претензии к вам... (делает выжидательную паузу, но Вика молчит) Росли ведь без отца, верно? В иудействе это грех. Да и в христианстве тоже...

Юля:

Мама! Она на своем коньке, Вика, не обращайте внимания. Это не о вас - это о судьбах человечества! В нашей семье любят об этом поговорить...

Базиль (несколько неуклюже меняя тему. Глядит на свои часы):

Уже почти девять утра! Викки, мы все голодные! Давайте завтракать!

Юля (Вике насмешливо):

Мы никогда в субботу раньше 11-ти не встаем...

Викки (с новым раздражением):

А сегодня вот встали! Иди со мной, Базиль, достанешь мне пасхальную посуду. Ты, если еще помнишь мне ее уже успел и без гоев запортить. Так что, Вика, вы не единственный в своем роде.

Уходят. Не зная куда себя деть, Вика устроился на диване.

Юля (пристраиваясь около Вики и с большой нежностью - пытаясь этим вернуть все в замечательное русло того факта, что ему, дескать, теперь есть где жить):

Вот, вам вся наша необыкновенная семейка! Во всей красе! Вы еще больше увидите. У нас в доме все полоумные - не только мама!

Вика (мягко, но недовольно):

Не надо, Юля, говорить так о матери! Это нехорошо. Особенно с посторонним человеком, особенно в ее отсутствии. Это звучит зло. Как-будто ты ее не любишь или чужая, а ведь это не так, это напускное. Ты унижаешь себя этим. И при ней тоже так говорить не надо. Ты действительно избалованая. Моя мама бы меня по губам, а отец - под затылок своей рабочей ладонью, кабы я так...

Юля (прижимается к нему, подлащиваясь, как котенок, или ребенок к отцу, трется щекой о его плечо.):

Ну я не буду! Я буду хорошая.

Вика (по-русски):

Подлиза!

Юля:

Мне папа тоже так иногда говорит. Но я забыла, что это в точности значит?

Вика:

Я и не знаю, как это сказать. Ну, когда ты ведешь себя вот так, как сейчас...

Юля (валяя дурака):

А slut?

Вика:

Болтаешь ты! Ты, сейчас, что делаешь? Стараешься меня задобрить, да? Вот это и называется быть подлизой!

Юля (смеется):

А я и так знала! Но какие, скажи, у меня есть причины искать твоей доброты? Нет, это я тебя как мужика цепляю.

Вика (отстраняется. Хоть Юля и шутит, но ему это неприятно):

Барышня, я не люблю таких шуток. У меня двое взрослых детей и ни одного цента в кармане.

Юля (опять смеется):

Папаша, мне ваши деньги ни к чему. Вы мне и так нравитесь. (Посеръезнев) Вы мне действительно нравитесь, Иммигрант! А что там у тебя с детьми? Думаешь я дурочка? Думаешь я не поняла, что у тебя там не все в порядке?

Вика (тоже погрустнев):

Да, нет, ничего особенного! Просто мои отпрыски оба решили, что мне ничего не стоит их сюда перетащить. Для того я сюда и приехал. "Эмиссарий". И попал в западню. С сестрой ужиться не могу - она будто свихнулась тут, в Канаде. То же и с другом моим бывшим! А ведь такие друзья в Москве были: пили вместе, гуляли вместе, играли вместе... Скажи мне все-таки, что это Канада со всеми нами делает? Почему здесь все так меняются? Как с ума сходят. Говорят "выживаем". Но ведь там мы хуже жили - и ничего!

Юля:

Почему "хуже"? И что может быть хуже чем - бездомным? Ну не морщись, я не имела в виду тебя уколоть, я хочу понять.

Вика:

Ой, Юлинька, тебе меня понять будет трудно! Ты ведь тут выросла. И я не говорю, что в Канаде плохо, или, что Канада плохая. Просто понимание жизни у наших людей тут как-то сильно меняется. Я ведь и в Москве бездомным был. Ну что, ты меня теперь совсем запрезирала, да? (Юлинька еще плотнее прижимается к нему) Но ведь и он, мой друг, был бездомным, когда Москву прибыл покорять. Это ведь я его тогда приютил. Я уже сквозь все это прошел, уже Москву завоевал, У меня уже тогда квартира в самом центре Москвы была - многие завидовали. Но никто из нас о деньгах не думал - мы играли. Это была наша страсть, наша болезнь. Остальное нас не волновало.

Юля (мечтательно):

"Москву завоевал". Хоть раз бы почувствовать, что это значит. А что, правда, "завоевал"? Тогда у тебя куча денег должна быть!

Вика:

Ага! Миллионер! У нас был актер, Филипов - всей стране известный. Умер один и в нищете. Говорят - не сразу обнаружили, что он там мертвый. Ты канадка, тебе этого не понять.

Юля (возмущенно):

Что-ж в этом хорошего? Чем же вы гордитесь - не понимаю. Почему я должна это понимать?

Вика:

Не в том же дело, Юлинька! Там он болел искусством, а тут - выживанием.

Юля (нетерпеливо):

Ты лучше скажи, ты что же действительно был звездой? Вроде как, Николсон, или Брэт Пит?

Вика:

Ну чуток поменьше, но играл с такими же как и они, на главных ролях - хорошо я поиграл, будет что вспомнить!

Юля (опять мечтательно):

Счастливый ты! Я хотела бы петь. Как Бритни или Лопез, или Кристина. Я тоже люблю быть на сцене. Я сначала в детском ансамбле танцевала. А теперь вот - бальные и современные танцы. У нас большие концерты. Специалисты приходят. И если кто им нравится - отбирают на соревнования. Одна из наших девочек теперь в шоу-бизнесе. И я бы хотела. Люблю, когда на меня много глаз смотрит. Но у меня никогда это не получится.

Вика:

Почему?

Юля:

Брось! Ты же видел, как я танцую. У нас там все - настоящие профессионалы. Какой из меня профессионал?

Вика (всеръез сердится):

Глупости! Ты отлично танцуешь! В тебе есть главное - ты отдаешься танцу. Ты знаешь его душу, его подноготную. Остальное мы с тобой быстро накрутим. Шероховатости уберем.

Юля (снова прижимается к Вике):

Скажи, почему мне так легко с тобой? Мне вообще тяжело с людьми. То ли я колючая, то ли неуклюжая, только меня сторонятся. Когда я была в третьем классе, в меня даже плевали.

Вика (не понимая):

Кто плевал? Что ты имеешь в виду?

Юля:

Одноклассники! Но только - не долго плевали. В меня долго не поплюешь. Я их быстро отучила.

Вика (смотрит на нее с жалостью, но так, что Юля этого не видит. Впервые за этот разговор - тоже обнимает, затем гладит по голове):

По-моему ты нашего поля ягода. Тебе в актрисы надо!

Юля (сдержанно, но не отодвигаясь):

Вообще-то, учти, я терпеть не могу когда меня по головке гладят! Это мне противопоказано - могу укусить.

Вика (снимает руку с головы, но по-прежнему, вроде как дочку, с нежностью обнимает Юлю. Начинает петь протяжно нечто украинское):

Ой, у поли одна-а стояла и никого - полюбы-ты мэнэ... (и далее нечто в таком же духе {3})

Слева заходит Викки в переднике с полотенцем через плечо, открывает рот, чтоб что-то сказать, видимо пригласить на кухню - даже руку подняла приглашая в направлении, но так и застыла в изумлении широко раскрыв глаза, то ли при виде дочери в обнимку с сорокалетним мужиком, то ли услышав вдруг заунывную песню своей родины.

Затемнение.

Сцена Четвертая

Когда сцена высветляется, в гостиной снова горит торшер - суббота - вечер. Издали доносится латиноамериканская музыка. {4} Базиль читает газету под торшером. Справа входит в переднике Викки. Входя вытирает о передник мокрые руки. Останавливается. Смотрит на мужа.

Викки (раздраженно):

Я вижу тебя ничего не волнует. Сидишь-себе читаешь газету как всегда!

Базиль (не отрываясь от газеты):

А в чем дело, Викки? Тебе с чем-нибудь помочь?

Викки:

Причем здесь "помочь"? Да и много толку от тебя. Как насчет нашего приживалы? Танцора этого?

Базиль (оторвался от газеты):

Он актер, Викки! Хотя танцует действительно - первый класс! А что насчет него? Хороший мужик. Ты же сама видишь.

Викки:

Не пойму - ты шутишь или прикидываешься? Я же тебе говорю, что застала их с Юлей в обнимку!

Базиль (теперь уже тоже слегка раздраженно):

Викки, что за манера у тебя все раздувать в трагедию? Это же очевидно, что они подружились с Юлей - на почве танцев. Что ты придумываешь? Разве не ясно, что этому мужику можно доверять? Он добрый и интеллигентный малый. Ты сама слышала - со всеми русскими звездами играл. Ну на что ему наша Юля. Он одинок и она одинока, оба влюблены в танец, вот и нашли друг друга. Радоваться надо - наша Юлинька всех сторонится, ни с кем ужиться не может. Сама же расстраивалась. А какой учитель - и бесплатно? Что мы в Канаде на твою и мою зарплаты мужика не прокормим? Любовь придумала - между здоровенным мужиком и девочкой. Она ему в дочки годится!

Викки:

Вот именно! Об этом я и говорю, дурень!

Базиль:

Чушь! Фильмов насмотрелась! Уймись, Викки!

Музыка издали утихла. Небольшая пауза, в течении которой Викки смеривает мужа ничего доброго не предвещающим взглядом.

Викки (зло и решительно):

Уймись, не уймись, а пора ему наш дом покинуть!

В комнату вваливается Юля с плэером и взгромождает его на свое место. Пока она возится со шнуром в комнату нехотя внедряется Вика.

Юля (все еще возясь с плэером):

Мама, папа, смотрите! Мне Вика Салсу показал! (Отходя от плэера под стартовавшую музыку - уже в зажигательном призывном латиноамериканском движении {4}) Ну, Вика, давай, включайся!

Вика (ощущает себя неловко):

По-моему, папа и мама заняты.

Юля (вся в танце - ничего не замечая):

Давай же, Вика, давай!

Вике ничего не остается, как подчиниться. Нельзя сказать, чтоб он это делал с неудовольствием. Их танец столь зажигателен, что Базиль начинает прихлопывать. Через несколько мгновений он встает и несколько комичным кивком приглашает на танец Викки. Та по-прежнему недовольна и не реагирует. Базиль берет ее за руку и тянет за собой, не сильно, но упирающуюся. Теперь они тоже танцуют и смотрится это потешно, в особенности у Базиля, пытающегося иммитировать Вику, но у которого латиноамериканские па ну никак не выходят. Наконец, он, задыхаясь, сдается. Останавливается. Дышит учащенно. Снова смешно кланяется супруге и уводит ее к креслу. Сам садится в кресло напротив и хлопает в такт. Вскоре Вика элегантно кланяется "барышне", а далее снова в неловком замешательстве. Юля отвечает реверансом затем шустро удаляется к плэеру и выключает музыку.

Юля (в полном восторге):

Ну как?

Базиль (в таком же восторге):

Здорово!

Вика все еще неловко стоит посреди комнаты, а Юля подбегает к нему и без музыки "вытягивает" из него несколько вялых па. Затем впрыгивает на диван с ногами. Помявшись несколько мгновений, Вика направляется к тому же дивану. Присаживается. Наступает неловкая пауза.

Вика (встает, как-будто присаживался по традиции перед разлукой):

Ну ладно! Пора и честь знать! "Дорогие гости - не наскучили ли вам хозяева". Большое вам спасибо за гостеприимство, за уют и тепло. За хлеб и соль, так сказать. Мне пора. Я пойду. (Вставая) Юля, приноси все эти CD - будем репетировать. Пока это только наметки. Работа еще впереди.

Юля (тут же вскакивая):

Куда это вы? Какие у вас дела? Вам идти некуда! Вы у нас остаетесь. Тем более - уже воскресенье!

Вика ("ну очень недогадлив!"):

А причем здесь воскресенье?

Юля (лукаво отцу):

А причем здесь воскресенье? Объясни ему, папа!

Базиль (все это время виновато поглядывавший на жену):

Конечно, Вика! С заходом солнца суббота плавно перешла в воскресение. Вы должны это знать.

Вика (в замешательстве):

Ну, и...

Юля (легко вновь впадающая в восторг от собственной семьи):

Ну и значит не по-христиански это отпускать гостя жить на улице в день воскресения Христова, разве не ясно? Я же предупреждала, Вика, что семъя у меня с большими прибамбасами. Пока наша мама принимала иудейство, наш папа от нее оторвался в христианство. Вот так и живем. Мне предлагается избирать свой собственный путь. Куда бы мне сердешной податься? Может в Ислам, а Вика? Для полного интернационала...

Викки (неожиданно мягко):

Ты, Юля, совсем от рук отбилась... К чему эта ирония? Ты бы задумалась лучше - есть ведь над чем. Да, мы с папой по разному видим мир. Ну и что? Разве это трагедия?

Юля:

Нет, конечно! А кто сказал, что это трагедия - это комедия!

Базиль (добродушно):

Кончай бузить, Юля! Вика, это все правда. И Юля права, что это со стороны кажется необычным. Да, нет, смешным, верно, смешным. Но мы и впрямь, каждый из нас, так чувствуем. Что Викки, что я. И ничего, уживаемся.

Юля:

Не считая горячих дебатов переходящих в рукопашные бои интеллектов. Но разве их сравнить со схватками в Израиле?

Базиль:

Юле, впрочем, не к чему выбирать Ислам. Она уже избрала критический реализм. И в этом стоит между нами крепче войск ООН. Извиняюсь за политически запоздалый комментарий.

Вика:

Ну так я пойду...

Базиль:

Нет, действительно, не надо вам никуда идти. Я и впрямь буду чувствовать себя плохо отпустив вас сегодня. Пожалуйста, останьтесь. (Вика вздыхает и пожимает плечами) А кроме того, давайте мы с вами обсудим ваши дела.

Вика:

И не жалко вам своего времени? Нет, я вам очень благодарен, действительно. Никто во мне до сих пор столько участия не принимал. Но я уже многое перепробовал. Стена. Всюду стена...

Базиль (обрывая его с некоторой долей несвойственного ему нетерпения):

Завтра, конечно, сегодня уже ночь. Давайте мы с вами Стар Трэк посмотрим. Утро вечера мудреннее. Верно? Юля, где ты положила контроль?

Юля:

Ага! Да здравствует телевидение! Мы специально не покупаем больше телевизоров, чтобы переводить баталии словесные в баталии за контроль над этой коробкой. (Хватает контроль из некоего потайного местечка под журнальным столиком) Ты, пап, лишен сноровки. Молодое поколение побеждает. Я заранее его туда спрятала. (Направляет контроль в зал, "нажимает" кнопку. Раздается грохот клипа современной музыки).

Базиль (перекрикивая):

Юля, сейчас же Стар Трэк!

Викки (тоже перекрикивая):

А как же "Милллионер"?

Юля начинает хохотать и под звуки неистовой музыки клипа пляшет, как сумасшедшая. Базиль замирает с гримасой муки на лице. Викки просто зло смотрит в зал. Вика слева от них застывает с открытым от изумления ртом, глядя на эту картину. Телевизор гремит. Гаснет свет.

Сцена Пятая

Из темноты и тишины доносятся характерные звуки репетирующей танцевальной пары. Музыки нет, но слышно, как ноги танцоров "вращают пол" студии, слышен и голос Вики отсчитывающий такт (раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре) и перемежающийся его же замечаниями: "Нет, Юлинька, это лучше с левой ноги... верно, верно, а теперь подай мне руку, обходишь справа...", и прочее, и прочее. Нормальная репетиционная атмосфера. Когда сцена высветляется в студии клуба (все как в первой сцене) на полу спинами облокотившись друг на друга Юля и Вика, Барышня и Иммигрант, в характерной для репетирующих танцоров одежде, уставшие, потные, выдохшиеся. Несколько мгновений молчат.

Вика:

Хорошо... Тихо. Никого. Всегда любил эти минуты. Специально дождусь пока все уйдут и сижу. Через несколько мгновений все сдвигается и оказываешься в ином, совершенно нереальном мире. Никакой суеты. Все уплыло. Все иное.

Юля:

Верно... Я тоже так люблю, только в переодевалке. И кажется, что это уже когда-то было, в какой-то иной жизни.

Вика (продолжая свое):

Все труднее и труднее стало усыпать ночью. Мысли - одна другой веселее.

Юля (сперва несколько встревоженно, но быстро унесенная своим счастьем):

Что тебя мучает, Вика? Смотри до чего все хорошо! Ты у нас, предки мои успокоились. Репетируем каждый день. Лето какое замечательное. А наши прогулки домой после всего этого? Усталые, замученные, счастливые! Ветер оглаживает. Какая радость-то без машины, а? Листы шепчут что-то, луна крадется, будто разбойник - а мне держась за тебя уютно так, как только было, когда я болела маленькой и мама сидела у меня на постели, а папа клал свою большую шершавую руку мне на лоб, кряхтел и покачивал головой. Чудеса! (во внезапном порыве оборачивается к нему и повисает у него на шее) Боже, как я счастлива, Вика!

Вика (насмешливо-ласково, но и осторожно отстраняясь):

Не много же вам барышня нужно для счастья! Временами мне кажется, что я такой же был - всего-то лет двадцать тому назад. Но нет, Юлинька, я только хотел-бы таким быть. То к чему я стремился всегда, чего добивался, так это, чтоб на меня глазели, чтоб мной восхищались. Тщеславный был - некуда деться! Спал и видел себя покорившим Москву. Покорил. На это все и ушло. Семья ушла, дети ушли, жизнь ушла. Играл-то я всеръез, партнеры все - звезды, но только, знаешь, как-то раз, почти вот так же, только один на один после спектакля с пустым залом оказался. Все уехали кутить - спектакль удался, шум-гам, но во время последней сцены, случайно ладонью цепочку с крестиком резковато дернул и оборвал. По сцене некогда было об этом думать, а как заехали в ресторан - прошелся привычно ладонью по шее (с детства привычка, наверное мать приучила), ан нет ничего. Тошнотворная пустота. Тут же вспомнил, конечно, взял такси и вернулся. Впустили. Прошел на сцену, где оборвал точно помнил, начал шарить. Свет почему-то не включил. Почему-то не хотелось. Что-то видно в душе уже ворочалось. Роюсь, шарю ладонью, а глаза тянет в зал, как магнитом. Неудобно так. Сел. Вот так же как сейчас. Рукой все шарю тупо так, ничего, конечно, не нахожу и вдруг - нахлынуло. Тошнотворная пустота. Повсюду. Не выбраться. И будто лечу. Проваливаюсь. Все быстрее и быстрее. Аж дух захватило. Весело стало, а потом вдруг страшно. Сразу как-то понял: один! Вечно и навсегда - один! И тогда закричал. (Вдруг истошным криком) "Свет", - заорал! "Митя, свет!"

Юля (больно вцепившись в Вику обеими ладонями, и тоже истошно запричитала):

Вика, Викочка, что с тобой, дорогой, милый, что с тобой - успокойся, Викочка, пожалуйста, успокойся! (и стоя перед ним на коленях начала гладить его по голове быстро-быстро)

Вика (мгновенно придя в себя и явно сильно на себя досадуя; взял ладонями Юлю за кисти рук, мягко отсранил от себя и усадил напротив. Заулыбался):

Купил тебя, Юлька, за три копейки! Так у нас проверяют - правда хохол или хохлушка (конечно, единственная пара слов, произнесенная по-русски) или прикидывается. Глупенькая! (утирает ей пальцами проступившие уже слезы). Если украинец или украинка - непременно перепугаются до чертиков. Все хохлы - жуть как боятся нечистой силы!

Юля (трудно успокаиваясь, даже слегка заикаясь):

Не надо Вика меня так проверять! Я могу укусить!

Вика:

Что ты все укусить, да укусить! Ты что собачка какая?

Юля:

У меня тоже свои привычки выработались. Меня то у няньки, то в классах сильно травили. Понимаешь, не такая была как все. В шубке пришла (мама и папа с собой на вырост привезли) - набросились, что я животное убила. Шубу сняла - плохо по английски говорю. Что их интересует - меня не интересует, что меня интересует - им не интересно.

Вика:

Завела бы подружек. Таких же как ты.

Юля:

Ну да, заведешь их, подружек. В течение года отвоюешь чью-нибудь дружбу, можно сказать нашли друг друга, вместе да вместе, оглянуться не успели - год пролетел, а на следующий год нас по разным классам развели. Тут так принято - считается, что так я социально приемлемой становлюсь, понимаешь?

Вика:

Ничего себе, практика! Это кто же такую муть придумал?

Юля:

Не знаю я - кто придумал! Они и учителей рассовывают. Чтоб "любимчиков" не наращивали. Только привязалась к какой-нибудь - она уже не то что в другом классе, а и след ее простыл - в другой какой-нибудь школе. Знаешь, я одну свою учительницу с детства помню. Она папе сказала, что от моего света греется, представляешь? Я когда-нибудь обязательно соберусь и найду ее.

Вика:

И меня найди. Я тоже от твоего света греюсь.

Юля:

А я тебя терять не собираюсь. Ишь чего придумал! А скажи мне - почему это все хорошее редко случается и недолго держится. Вот весной по зеленой траве рассыпается одуванчик: как солнце пригоршнями. Стоишь среди них и замираешь - так хорошо! Слушаешь себя, слушаешь мир вокруг и ступить боишься, чтоб не раздавить его. Все лето, кажется, впереди... А вот уже август. Одуванчики кто-то скосил. А вина из него уже давно никто не делает. Ты читал Бредбери?

Вика:

Да, читал. По-русски, конечно.

Юля:

Я тоже самое чувствовала, когда "Вино из одуванчиков" кончала читать. Вот кончилось лето - все ушло. Прекрасного больше нет. А пробовала читать еще раз - еще хуже. Будто уже всю жизнь свою прожила, уже старая в чепчике и вспоминаю как оно было когда-то. И (ты только не смейся) -начинаю плакать. Будто мне и впрямь уже лет под сто. Мне всегда стариков до слез жалко. А тебе нет?

Вика:

Не знаю, я не думал над этим. О своих маме и папе тоскую - они давно от меня ушли. А о других некогда было думать. Ты вообще Юля, не как все. Ты у меня "беленькая ворона".

Юля:

Разве бывают вороны белые? В России наверное? Или на Украине?

Вика:

Тогда уже лучше в Белоруссии, она ведь так и именуется "Белая Русь". Да нет, барышня. "Белыми воронами" мы именуем таких как ты - других, белеющих среди всех. Все остальные вороны ее заклевать хотят, потому что - другая. Они-то думают - чтоб не высовывалась, но ведь она не высовывается, она просто другая. Я твою улыбку очень люблю. От нее хочется жить.

Юля (смешно поеживается, вроде как ее защекотали):

Укушу, Вика! У меня реакция. Не люблю, когда меня гладят, или хвалят.

Вика:

Любишь, любишь! Просто боишся, то ли, что привыкнешь, то ли, что не от чистого сердца. Хочешь, чтоб это вседа чисто было. И еще знаешь, как это больно, если оно кончается. Это-то как раз мне знакомо. Это актерское. Тебе актрисой надо быть. Всем бы свет приносила.

Юля:

И благополучно умерла бы в нищете всеми забытая, как ваш... как его звали?

Вика:

Филипов. Он комедийный актер был. Мне всегда хотелось знать, что за мысли у него были, когда он в одиночестве умирал?

Юля:

Плакать хочется и кусаться каждый раз, как о нем вспоминаю. Опять актерское? Потому что мне все хочется перечувствовать. Я с детства во все окна заглядываю. Завидую, что не живу их жизнью... А ты его нашел?

Вика:

Кого?

Юля:

Крестик. Тот что на сцене оборвался.

Вика:

Нашел, а как же! Он же крестильный. Вот он (выискивает на груди и показывает)

Юля:

Совсем простой. Из чего он?

Вика:

Не знаю. Всю жизнь ношу - не задумывался. Наверное серебро - ведь не ржавеет.

Юля:

Папа бы сказал: потому что он от Бога охранный. Как думаешь - он прав?

Вика (серъезно):

Наверное... Ты что правда ни во что не веришь? Я имею в виду: ты совсем не религиозная?

Юля:

А ты?

Вика:

Наверное любой из наших - религиозный. Только не помню, чтоб я когда-нибудь молился. Где-то сидит в глубине души надежда на что-то. И если бы крестик потерял, то очень бы перепугался. Нет, он со мной (погладил ласково в районе груди). Кроме того, для меня в этом - мама.

Юля:

А я тоже, думаю, религиозная. Я только тебе это говорю - смотри не выдай. Никогда не прощу. По утрам просыпаюсь - и разговариваю с кем-то. О чем-то прошу. Лащусь к нему мысленно, как ребенок. Знаешь, как хорошо? Почти, как с тобой... нет, лучше - ты не обижайся, это же другое. Ты у меня друг. Не лучший, а единственный. У меня никогда не было друзей. А он, как отец. Он широкий, добрый и всюду. А вообще, меня крестили. И крестик где-то был. Но я не могу его найти. Времени нет поискать. Боюсь, что потеряла... И еврейское совершеннолетие у меня тоже было. Смешная у меня семья... Но они добрые... Я-то знаю. На улице ни одного нищего не пропустят. А поругаются - тут же мирятся. Жалко мне их. Тебе твоих было жалко?

Вика:

Нет. Времени не было думать. А вот теперь тоскую. (Пауза. Встает. Немного разминается) Давай-ка еще раз пройдемся - концерт твой уже на носу. Хочу чтоб ты на нем блистала.

Юля:

Это наш концерт, а не мой. Мы вместе блистать должны.

Вика:

Я уже свое отблистал. А ну, шевелитесь, барышня! Рассиделась тут.

Без музыки продолжают репетицию. Гаснет свет на сцене.

Сцена Шестая

Слева в темноте слышатся голоса Юли и Вики. Приближаются к центру сцены.

Вика:

Вот так я и сидел на полу голопузым, а папа вокруг меня деревяные доски пола шваброй шкрябал. Никогда во всю жизнь не помню, чтоб было мне так уютно.

Юля:

А меня папа к пожарной каланче водил. Я была толстенькая и круглая, как колобок. Он со мной с рождения только по-английски говорил, а я ему отвечала по-русски. Говорят на нас пялились, как на чудо заморское.

Вика:

И впрямь - картинка! Целеустремленные у тебя родители.

Юля:

Смотри, тут скамейка. Мы на скамейку набрели. Сядем?

Сцена плавно высветляется. На сцене ничего, кроме скамейки в центре, и Юля с Викой около нее. Вдали слышны звуки ночного города.

Вика:

А мама с папой? Наверно волнуются.

Юля:

Нет. Они привыкли. Да и с чего бы? Ты их покорил. Бэбиситера мне нашли. И платить не надо, и танцам учит. Занимает, в общем, девочку. Они все боятся, чтоб я наркотики не стала принимать или чтоб какой-нибудь плохой мальчик меня не обидел. А ты ведь хороший мальчик?

Вика (задумчиво и одновременно немного раздраженно):

Да, стал на старости бэбиситером и приживалой.

Юля (сразу расстроившись):

Викочка, прости меня. Я не это имела в виду. Ты же знаешь. И родители мои тоже так не думают. Они тебя любят. (Чувствует, что это последнее - не убедительно) Вообще, не важно, что они думают. Важно, что мне очень хорошо с тобой. Это правда, Вика! Мне все время хочется быть рядом. Если честно - я уже и не читаю больше. Открою книгу и смотрю в нее тупо. (Смотрит на Вику внимательно, как-бы изучает его лицо. Вроде бы впервые увидела.) Разве ты старый? Да, морщин много, и лысина. Но какие глаза выразительные. Я хотела бы увидеть как ты играешь... А знаешь, я ведь никогда в театре не была. Сыграй мне что-нибудь. Ты ведь дожен что-нибудь помнить!

Вика:

Тут? Вот так с бухты-барахты? Да ты что?

Юля (канючащим тоном):

Викочка, сыграй! Пожалуйста! Ну сыграй, что-нибудь! Что тебе стоит?

Вика:

Юля, ты не понимаешь! Тут настроение нужно, обстановка соответствующая, линия спектакля - зрители, в конце концов. Не знаю, как тебе объяснить!

Юля:

А я что - не зритель? Обижаешь!

Вика:

Погоди, а как же я тебе играть буду? Ты же русского не знаешь!

Юля (расстроено):

Верно! (Вдруг вскрикивая) А ты мне что-нибудь общеизвестное! Да, монолог Гамлета! Я его наизусть знаю, и ты наверняка в своих актерских классах учил. Ведь верно?

Вика:

Учить-то учил, а ничего кроме первых строк не помню.

Юля:

Давай, давай, начинай, а там посмотрим...

Вика (принимая игру):

Интересно... Ну, давай!

(Стартует профессионально точно, но несколько формально)

  Быть, или не быть - вот в чем вопрос!

  Достойно ли склоняться под ударами судьбы...

Юля (неожиданно перебивает его, и с глубоким наивным чувством):

  To be, or not to be - that is the question.

  Whether 'tis nobler in the mind to suffer

  The slings and arrows of outrageous fortune,

  Or to take arms against the sea of trouble,

  And by opposing - end them!

Вика (перехватывая инициативу):

  Умереть, забыться!

Юля (снова обрывая):

  To die, to sleep! And by a sleep

  To say we end the heartache,

  And the several natural shocks

  That flash is air to...

Вика (назойливо повторяет):

  Умереть, забыться!

Юля (опять обрывая):

  To die, to sleep! Per chance to dream...

Вика (вполне натурально обрывая):

Может и в самом деле - сон? Тут или там - не все ли равно? Только бы хороший сон был. Мама и папа в своем садике. Детишки мои карапузы топают косолапо и через шланг перецепившись шлепаются в грязь созданную самой чистой пылью и самой сладкой водой на свете - вслед надрывают горло потому что им невдомек. А я ловлю его или ее - не важно, и бросаю под небеса. Ловлю и он или она хохочет.

Юля:

Так плачет или хохочет?

Вика:

Теперь уже хохочет, да и не все ли равно?

Юля:

Ничего себе! Конечно не все равно! Хохочет!.. А может ты и прав? Может это и не важно? Ты знаешь, я кажется понимаю, что ты хочешь сказать... Вот мне сейчас все равно - плакать или смеяться. Все равно счастливая!

Вика:

Или я, например, - все равно несчастный! Старый дурень! Что молодой был, что старый - все равно - дурень! А знаешь? Мне всю жизнь казалось, что у меня счастливый и добрый характер. Мне и сейчас так кажется.

Юля (вдруг притихнув):

Конечно счастливый и добрый...

Вика (тоже внезапно стих):

Ну да, ну да...

Юля:

Вика, а спой мне ту песню, помнишь? Заунывную такую, протяжную. Ты ее пел у нас, в первый день, помнишь?

Вика (неожиданно для обоих вдруг берет со внезапно нахлынувшим чувством ее лицо в свои ладони, и очень нежно):

Помню Юлинька, помню, барышня...

Юля:

Спой, Иммигрант...

Вика (соглашается):

М-гм. (Начинает без слов) М-мм-м-м-мм-м-м...

Ой, у поли одна-а стояла и нико-го - полюбы-ты мэнэ... (и далее нечто в том же духе {3})

Сидя на скамейке Юля обнимает его одной рукой. Он обнимает ее тоже одной рукой в ответ и продолжает петь, покачиваясь и раскачивая Юлю в такт песне. Степью, травой и грустью пахнуло в зал. Затемнение.

Сцена Седьмая

Внезапное полное освещение сцены. На краях сцены в глубине стулья с остатками одежды Юли и Вики, которые переговариваясь завершают подготовку к своему концертному выступлению, каждый в своем краю сцены.

Вика (продолжая ранее начатое):

Так что держись независимо и очень по-женски - это главное. Все что нужно ты умеешь. Теперь просто будь женщиной.

Юля (напряженно, несколько нервически):

Знать бы еще, что бы это значило...

Вика:

Брось, Юля, любая особа женского пола это знает.

Юля:

Да, быть женщиной - это я действительно знаю, но ты ведь имеешь в виду - потаскушкой, а на это у меня нехватает практики.

Вика (немного нетерпеливо, раздраженно):

Не люблю, Юля, когда ты так разговариваешь... Ты сейчас актриса. Ты всегда должна любить своего героя. И, да, в этом танце ты привлекаешь мужчин, и, да, это естественно для женщины, женщины южные этого еще и не прячут - тем они и привлекают мужика. Мы ведь уже миллион раз говорили об этом.

Юля:

Я и говорю - slut! И кто тебе сказал, что я не люблю в моей героине - slut. Я только говорю, что у меня опыта в этом нет, а я хочу его иметь!

Вика (в ком другом, но в Юле его это шокирует):

Юля! Что с тобой сегодня?

Юля:

Ну что - Юля? В мои девятнадцать я еще ни с кем не была. Сказать - стыдно. Как я могу изображать то, чего не знаю?

Вика (говорит уже скороговоркой, потому что вот-вот на сцену):

Юля, Юлинька - ты знаешь это. Отдайся своему желанию, своему раздражению на эту тему. Это все, что нужно.

Юля (тоже скороговоркой):

Ну-да, ну-да, знаю.

Слева (со стороны Вики) появляются Базиль и Викки. Направляются прямиком к Юле.

Викки:

Ну что, готова? (критически осматривает уже полностью готовую дочь) Ну что - хорошо! (Механически и без всякого смысла "поправляет" то тут то там) Удачи тебе доченька!

Базиль:

Да! (Привычно, но как всегда с удовольствием целует Юлю в щеку. Вспомнив о ее напарнике и уже обращаясь к нему) Да, Вика, удачи вам обоим.

Викки:

Идем, Базиль! Их выход...

Оба теперь проходят далее вправо и сходят со сцены в зрительный зал. Занимают там "свои" места. Сцена затемняется. Стартует ритмичная и быстрая латиноамериканская музыка. {4} Когда сцена высветляется, на ней сходясь с ее краев и уже танцуя - Юля и Вика в их первом из трех танцевальном номере. Танцуют, конечно, замечательно, и Юля переполнена той естественной сексуальностью, которую они обсуждали перед выступлением. В ее танце южный жар, женственность и страсть. Вика, как всегда в танце - великолепен. С Юлей в танце - они необыкновенно заразительны. Публика в полном восторге и воодушевленно поддерживает пару. В процессе еще не оконченного танца свет постепенно тухнет, а вслед за ним и плавно уводится музыка. Затем снова на сцену подается полный свет. Юля нервно расхаживает по сцене, а Вика с левого угла сцены сопровождает ее взглядом.

Вика:

Очень хорошо, Юля. Я знал, что ты талантлива. Выходишь на сцену и преображаешься. Иди в актрисы, Барышня!

Юля (ее гложет какой-то червь):

Преображаешься... Да. Там жизнь, а за сценой ее как-будто нету. Оживаешь. Живешь в полную силу. И возвращаться не хочешь. Не надо сдерживать страсти. Чем больше ее, страсти, тем лучше. Не хочу возвращаться, не хочу, не хочу, не хочу ... (повысила голос, почти кричит, и неожиданно переходит в плач)

Вика (бросаясь к ней):

Юлинька, что с тобой, успокойся! (Уже около нее и обнимая ее, гладя, успокаивая) Это нервы! Срыв! Бывает... Ты слишком много энергии открыла и она истекает теперь бесконтрольно. Бывает! (Гладит Юлю по голове, как ребенка)

Юля (резко отстраняясь, но прежде неожиданно кусая его в плечо):

Я же предупреждала не гладить меня по головке!

Вика (одновременно с ней - просто рефлекторная реакция на действительную боль укуса):

Ай! Что ты?! Ненормальная!

Юля молчит, стоит недвижно. Она сама ошарашена, вроде как пришла в себя и очень не довольна собой. Вика реагирует на это и меняет тон.

Сам виноват. Ты же говорила. Я уже изучил тебя. Ну, извини!

Юля (инстинктивно отстраняется, дрожит, ее почему-то трясет):

Да, да... Сама не знаю, что это со мной. Психопатка! Дура! Так меня и называют. Викочка, я не хотела... Мне кажется, что я заболеваю. (Пауза) Нас вызывают...

Вика:

Сможешь?

Юля:

Смогу?

Вика (уверенно):

Сможешь! С Богом!

Сцена снова затемняется. Звучит то самое аргентинское танго Викки, которое они импровизационно танцевали у Юли дома. Резко включается полный свет. Юля и Вика в центре сцены в классической позе страстного танго. И - пошли! То что происходит с ними сейчас на сцене - посмертная мечта Пъяццоллы. {2} На затухании звука у повторяющейся нескончаемо ритмики последней музыкальной фразы, плавно затухает и свет уводя от нас это чудо.

Через несколько мгновений полный свет снова вспыхивает на сцене. К нашему удивлению безо всякой музыки "за кулисами" наша пара продолжает все тоже нескончаемое движение танго. Постепенно их движения замедляются. Наконец, они остановились, но еще не разошлись. Юля прижалась к Вике, а он на этот раз не решается ее отстранить, пусть даже так деликатно и мягко, как он это умеет.

Юля (очень тихо и обреченно):

Я люблю тебя, Вика...

Вика (теперь все-таки отстраняя-усаживая ее на стул говорит нарочито обыденно):

И я люблю тебя, Юля... (и далее вдохновенно) Это было божественно... Боже, какая же ты талантливая! Ведь никто же тебя толком не учил. Сколько чувства! Только не запутайся, ты не танцор, и техника тут ни причем. У настоящих танцоров техника во сто крат выше нашей - это была игра. Божественная игра артиста. Ты настоящий артист. Иди Юлинька в актрисы! Это трудно, а ты иди! Ты талантище! Бог с ним, с деньгами - ты же этим живешь! Родители твои должны понять...

Юля (смотрит теперь на него просто устало, а может даже и облегченно. Кажется она снова превратилась в обычную себя - Юлиньку. Или прячется в нее):

Сначала я сама должна понять. И вообще родители мои во мне погоду не делают.

Вика:

Ну да! Ты ведь самостоятельная взрослая барышня. Сама можешь решить.

Юля:

Не радуйся, я еще не сказала "да"! И потом ты что же предлагаешь мне университет бросить?

Вика:

А почему бы и нет? Погоди, ты же сама говорила, что у вас всему учат. Что у вас там все специальности собраны.

Юля:

Ну уж этому-то я учиться в университете не буду!

Вика:

Почему?

Юля:

Слушай, Вика, в этом-то ты ничего не понимаешь! В этом-то ты как ребенок. Я очень прислушиваюсь к тому, что ты говоришь. Ты больше влияния на меня имеешь, чем мои предки! Но, прости, в жизни, в нашей простой жизни ты ничего не понимаешь! Поэтому-то ты и не можешь найти работу. Сколько бы папа и я тебе ни помогали, все равно ничего не получится. И не в языке твоем дело. Не знаю как там, но тут ты чисто пятилетний ребенок - папа прав в этом!

Вика (упавшим голосом):

Но ты мне это говоришь в первый раз. И ты, наверное, права. Ничего у меня тут не выходит... Но главное - я устал.

Юля (спохватившись и спеша исправить положение):

А я?

Вика (не понимая):

Что "ты"?

Юля:

А я у тебя разве не вышла? Сам же только что хвалил! Я ведь твое произведение! Ты меня как Пигмалион Галатею изваял. Скажешь - вру?

Вика (слегка повеселев):

Ага, врешь! Ты свое собственное произведение. Ты единственный человечек, от которого мне светло. Это потому, что у тебя свойство такое есть - светить. Твоя учительница была права. Обязательно найди ее.

Юля:

Нас вызывают. Еще один танец!

Вика:

Ну, еще разочек. Тряхну стариной. Давай покажем им Юля, кто ты такая! Помнишь, да? Наш фокстрот - это совсем иначе. Теперь больше театра - добавь искусственности, что-ли. Насмешливости, клоунады. Поехали!

Рука в руку они направляются вправо и пока они идут свет гаснет. Тут же оживает снова. Справа они выходят на сцену. Кланяются и становятся в позу. Стартует музыка. {5} Оба преображаются в чопорных посетителей некоего воображаемого танцевального кафэ. В некоей насмешливой отчужденности начинают танец. Через несколько па свет гаснет вместе с музыкой.

Сцена Восьмая

В темноте, очень напоминая вторую сцену пъесы слышен шум подъезжающего автомобиля и, еще более чем тогда, резкий визжащий шум тормозов. Следом шум излишне громкого хлопка автомобильной двери. Очень противный визг кота и одновременно "Пшол вон!" Юлиньки. В темноте же приближаясь, голоса.

Викки:

Успокойся, Юля! Причем же здесь кот?

Юля:

Нечего под ноги лазить!

Базиль:

Ну что ты так психуешь, Юля! Придет! Это-ж не далеко. Ему может надо было прогуляться, Москву вспомнить, мало ли что еще?

Викки:

Мог бы предупредить все-таки... Это свинство. Что нам сейчас - сидеть ждать его всю ночь?

Базиль:

Какую ночь? Еще и двеннадцати нет!

Сцена высветляется. Знакомая нам гостинная в их доме. Все как прежде. Слева входит Базиль. За ним Юля и следом Викки.

Юля (отвечая собственным мыслям):

Мы раскланивались, кто-то подносил цветы. Он прямо на сцене обнял и поцеловал меня, и я очень смутилась. Он как-то по особенному обнял меня... Он что-то задумал, папа! Он что-то задумал!

Викки:

Ну что он мог задумать, Юля?.. А у нас все на местах, Базиль? Проверь чековые книжки...

Базиль и Юля (одновременно):

Мама!

Викки!

Викки (виновато, но и все еще со своими страхами):

Ну да, он казался очень не плохим человеком, но кто его знает? Ведь бывает всякое. По телевизору не раз показывали...

Юля (в сильном напряжении и не замечая комментария мамы):

С ним что-то случилось! Что-то очень плохое, папа! С ним что-то стряслось!...

Базиль:

Ну ничего с ним не могло случиться! Он был не в себе последнее время! Ничего не получалось! Дети не хотели с ним даже по телефону разговаривать... Тоже, хороши детишки...

Юля (ничего не слыша. Ее опять трясет - так же как ранее в театре):

С ним что-то стряслось - я чувствую! Мне надо позвонить в полицию...

Базиль:

Ну и что ты им скажешь? Это же смешно, Юля! Посмотри на часы - одиннадцать тридцать пять! Он же не ребенок... И не престарелый. Я тебе говорю: на него нахлынуло! Воспоминания! Наверняка скверное настроение. Сама подумай: Москва - и вдруг это сборище дилетантов, эти общинные игры. Он ведь был звезда.

Викки (скептически):

Если правду говорил... (Спохватываясь) Ну, конечно, он правду говорил!

Базиль:

Пойдемте спать! У него есть ключи, он сам войдет. Дайте побыть человеку одному. Я думаю ему надо было от нас сейчас на время сбежать. Это так понятно...

Викки:

Конечно... Все-таки мог предупредить нас... Пойдем, Юлинька! И знаешь! Нечего ему срывать нам праздник: ты была великолепна! Я же просто так хвалить не буду...

Базиль:

Да, Юлинька! Это было грандиозно! А какой успех! Вы еще многое вдвоем сделаете! Может это-то его и вытянет? Вот - кутнем завтра все вместе! И объясним ему, что это возможно первый шаг в его каръере тут! Здорово было-бы!

Юля (чуть спокойнее, у нее уже появилась улыбка, правда жалкенькая какая-то. Несколько нервически, вроде как после плача - маленький ребенок, обняла маму, обняла папу):

Спасибо! Идите... Я посижу. Мне надо успокоиться, придти в себя...

Базиль (целуя ее в лоб):

Ладно, посиди... Спокойной ночи, доча! (По-отцовски гордо) Звезда наша!

Викки (еще раз обнимая):

Да, ты таки сегодня звезда! Дилетанты или не дилетанты, а лучше вас пары там не было - куда им всем! Спок дочура! (последний раз, просительно) Иди спать?

Юля (уже несколько отрешенно - будто уже одна):

Посижу, мама...

Родители удаляются вправо. Юля садится на диван и сидит некоторое время без движений. Потом встает и начинает ходить по сцене. В ее голове явно начинают бродить мысли одна другой страшнее. Нервно потирает руки. Останавливается посреди сцены. Задумывается. В ней накапливаются те еле уловимые мелочи, которые происходя лишь "отмечались" и проскакивали мимо, а теперь вдруг все обрели тяжелое страшное значение. Смотрит на часы, на телефон. Нерешительно подходит, думает. Листает книжку рядом. Опять думает. Наконец решается и набирает...Полное затемнение сцены. Слышен гулкий отзвук пульса Юли: "Бум, бум, бум". Затем - телефонный зуммер. Затем мужской голос завершающий ранее начатый Юлинькой телефонный разговор: "Простите, мэм, но новости у меня для вас плохие. Некто, по документам судя, Викенти Варчак, упал, а свидетели говорят, что спрыгнул, с моста, что над парком. Вы нам нужны будете, мэм. Что? Нет, мэм, нет, к сожалению, нет! Этого чуда не случилось... Смерть наступила мгновенно...Простите, мэм! Мэм? Вы меня слышите? Мэм?" Несколько мгновений тишины. Затем раздается пронзительное:

Ви-ка!

Свет высветляет Юлю посреди сцены заломившую руки в первом невыносимом страдании ее жизни. Справа и слева на крик Юли появляются Базиль и Викки и застывают. Через несколько мгновений стартует неспешный лирический вальс начала пьесы. {1} Юля медленно поворачивается и смотрит вглубь сцены влево от себя. Оттуда медленно приближается воображенный что-ли ею Вика. Он бережно берет Юлю за плечи и усаживает рядом с собой. Начинает говорить обнимая ее одной рукой.

Вика (тихо и очень ласково):

Ну что, барышня, совсем скисла? Не расстраивайся! На что тебе нужен был сорокалетний бомж?

Юля (всхлипывая и обнимая его обеими руками):

Не нужен был, а нужен сейчас, Викочка, не уходи, не уходи ты от меня!

Вика (будто и не слыша, что она говорит):

Представляешь себе? Парочка! Сорокалетний бомж и восхитительная Юлинька! Во потеха бы была? Правда?

Юля:

Что же я делать-то без тебя буду - тут ведь так одиноко! Викочка, не уходи от меня! Слышишь?

Вика:

Пока еще не разобрался я, что мне тут-то делать? Пока еще тошнотворная пустота. Может дальше лучше будет? Ты как думаешь?

Юля:

Я слышала где-то: "А дальше - тишина!" Ну да, это же ты мне говорил!

Вика:

Ты успокоишься... Ты уже успокаиваешься, и все наладится у тебя.

Юля:

Я люблю тебя, Вика!

Вика:

Ты ведь очень богатая в себе! В тебе все есть, что нужно человеку в жизни, все главное! Ты смелая, и сильная, и в обиду себя не даешь, и рвешься вперед, к свету впереди тебя маячащему... Сама, Юлинька, этого и не понимаешь!

Юля:

Викочка, мне тошно одной! Мне уже тошно. Эта тошнотворная пустота - она душит! Наверное поэтому так хочется плакать. Вырвать всю ее из себя наружу! Как рвоту сидящую у груди...

Вика:

Как бы я мог любить тебя , Юлинька, как бы я мог любить тебя! Почему мы не были с тобой одногодки?

Юля:

Я люблю тебя, Вика!

Вика:

Для того все и придумано так: чтоб мы любили друг друга, друг друга не касаясь, чтоб это больно было, и чтоб из этой боли росла радость. Радость, какую в жизни нам не дают, так мы берем ее иначе, в других сферах, Юлинька! В иных сферах, барышня моя, ненаглядная! Никак иначе не могло быть! Ты вдумайся, никак иначе и не могло быть. Теперь это запечатано в тебе навеки!

Юля:

На самые вечные веки? Правда? Теперь оно со мной будет? Всегда? Теперь оно уже не уйдет?

Вика:

Теперь уже не уйдет, Юлинька! Была ты белой вороной, теперь аж светишься!

Юля:

Хочу с тобой быть!

Вика:

Сюда ко мне тебе нельзя! Но я ведь теперь всегда с тобой, помнишь? Причем теперь не сорокалетний и не бездомный!

Юля:

Тогда давай что-ли потанцуем, Иммигрант?

Вика:

Потанцуем, Барышня!

Тот же вальс теперь снова звучит громко. Юлинька и Вика, Барышня и Иммигрант, танцуют упоенно и ничего для них нет более на свете. Свет переходит в полумрак, вместе с ним музыка вальса затихая начинает перекрываться протяжной заунывной широкой песней украинской степи: {3}

  Ой, у поли одна-а стояла и нико-го - полюбы-ты мэнэ...

Вместе с нею усиливающейся, свет на сцене полностью затухает. Несколько еще прозвучав песня резко обрывается на высокой ноте.

 

Конец

 

Комментарии по поводу музыки.

{1} Очень подходит "Английский вальс" имеющийся на "Ballroom Dance" CD - #7. Музыка его длится пока по действию его не остановит Юля. Тот же вальс используется в середине (кратко) и в конце пъесы. (CD "Ballroom Dance Party", The John Morgan Ballroom Orchestra)

{2} Очень подходит "Либертанго" Пъяццоллы исполняемое Йо-Йо Ма. #1 "Soul of the Tango" CD. Видимо тут хватает менее 1 минуты его звучания. Затем Вика "выключает" плэер. То же танго используется видимо полностью на "концерте" Юли. (CD "Yo-Yo Ma, Soul of the Tango", The music of Astor Piazzolla)

{3} Голос актера после этой первой фразы лучше всего, наверное подменить записью украинской песни в исполнении Нины Матвиенко "Смиються плачуть соловьи". В ней есть и точно подходящий текст и точно подходящая пронзительность и протяжность тоски, которую мне хотелось бы тут передать. В этом случае надо начинать с куплета "Чому-ж стоишь без руху ты" и завершить дважды повторенным "Горить життя едина мить, для смерти-ж вичнисть цила". Повторяется в том же виде в середине и в конце пъесы. (Украинские песни в исполнении Нины Матвиенко не встречались мне иначе, как на самодельных касетах.)

{4} В принципе может использоваться любая быстрая, "жаркая", "сексуальная", захватывающая латиноамериканская музыка. Слово "Салса" нужно естественно заменить соответствующим названием латиноамериканского ритма. Сперва, появляясь, эта музыка звучит отдаленным фоном разговора, а затем громко и зажигательно - под нее танцуют. Конечно еще более так она должна звучать на "концерте" Юли.

{5} Очень хорошо подходит фокстрот #2 из CD "Ballroom Dances" (то же CD, что и в комментарии 1). Длится очень недолго.

 

поделиться:

 
Рейтинг@Mail.ru