Стихи, опубликованные в "Литературном Кисловодске"
ЗАНОВО
Из боли выйдя, в разум не войдя,
По старой книге - первооткрыватель -
Бредешь тихонько.
В капельках дождя
Тишайшей ночи бархатное платье.
Ну что с того, что читано не раз?
Боль есть рубеж меж тем и этим миром
То было до. А после зоркий глаз
В упор не зрит, что дважды два -
четыре.
Таблицей умноженья новых лиц -
Деревьев, трав и крутобоких улиц -
Тут стих цветет, таблица всех таблиц:
Все лица обновленными вернулись.
Спасибо полуночному труду,
Не ждущему ни благ, ни воздаянья.
Я стих возьму и в нем найду звезду,
Чтоб зачерпнуть волшебного сиянья.
1997 г.
Великие холода
* * *
Тяжелые слова, как жернова
На мельнице додельницы Зимы.
Еще не отделили свет от тьмы-
мы друг для друга видимы едва.
Летит на крыльях яростный буран,
Замешивая тесто для небес.
И кто исчез - тот навсегда исчез,
И ранен кто - тот не залечит ран.
Мороз крепчает. Жалобно звенит
в колодце неба мерзлая звезда.
И, льдом покрыта,- может, навсегда-
душа по тропке жизни семенит.
* * *
И наступили великие холода...
И наступили они на душу,
а также на тело.
И под пятой их тяжелою окоченело
Тело. Душа оказалась вмурованной
в глыбу льда.
Вмерзла - а все же пытается трепетать,
что-то чирикать,
дрожа обмороженным нервом.
"Полно, ну, полно, - её утешают, -
ведь холод не первый
и не последний
из тех, коим время настать".
Верно, конечно, но вот -
недомерзшая, все же болит,
что-то шуршит
о лишенных и хлеба и крова.
...Хлещет метель,
и коробится мерзлое слово.
В сумерках снежных
бездомная псина скулит.
* * *
Янтарик - фонарик в осеннем дыму...
Протянешь ладонь в никуда, никому.
Нет, знаешь кому, только, им не тепло.
Легчайший фонарик, а все ж тяжело.
Янтарик - фонарик, моя ли вина,
Что холодно всем, а ладонь - сожжена?
Как сужается круг.
И опять уезжают,
О Боже, опять уезжают,
И ночные дожди
вновь прощальные вальсы играют.
Нет, не за море, нет,
не в далёкие страны, однако
Мы увидимся разве что
в чаше Морфеева мака.
Наш, чей шаг - воробьиный
и в крыльях истрепаны перья,
Чья трепещет душа
в ожидании новой потери,
остаются лишь камни
на серых коротких дорогах
да дразнящая память,
на небе звезда - недотрога.
Как сужается круг!
Чуть еще - и останется точка.
Как носилась недолго
сей жизни льняная сорочка!
"Ну и что, - говорят,
- Всё проходит, давно уж известно".
Только в этом кругу -
в этой точке -
до ужаса тесно...
* * *
Пурпур заката
и ночи безлунная темень,
Я - та колдунья,
что видела вместе со всеми
древние руны
на белой древесной коре.
Винный закат
не напрасно сегодня пылает.
Мало ли званных,
кому его выпить дано?
Я - та служанка,
которая тихо вливает
в новые кубки
старинное это вино.
В сон бестелесный
несут календарные кони,
здесь оставляя
насвистанный вьюгой мотив.
Я - та снежинка,
что тает на теплой ладони,
целую зиму
в ажурный кристаллик вместив.
Весть
* * *
Не мы их пишем, но они
писать себя неволят.
Влекут, как теплые огни
в ночном холодном поле.
И, в клещи рифмами беря,
вгоняют в судьбы гвозди,
стальным провидчеством даря
сиреневые грозди.
Они не требуют наград
за сбывшуюся милость,
как будто сам ты виноват
в том, что с тобой случилось.
1995 г.
* * *
Безмерно эфемерная,
нездешностью пугая,
взлетела птица первая,
а вслед за ней - другая.
Зеваки ошарашены:
- Чтобы такое - былью?
Да чем они раскрашены,
лазоревые крылья?
- К чему оно?
Вся улица
от хохота трясется:
- Нужнее птица-курица:
кудахчет да несется.
Что лучше - ближе ближнего -
к плетню, горшку да каше.
А что полета вышнего -
не нужно и не наше!
Жаль, нет на птичек соколов
чем небыль лучше были?
...Но кто-то плачет около
слезами голубыми.
Глядят глаза бездонные
в прозрачное - без пыли,
где странницы бессонные
и не были, а были...
1996 г.
* * *
И - молись не молись -
не вернешь молодого былого.
Вот кончается жизнь,
но, быть может, не кончится слово.
Будет вечно витать
и дразнить простирающих руки,
будет вечно ронять
на бумагу - сплетенные звуки.
То ли с нами, то ль без,
будет с хлебом земля иль без хлеба -
в легком платье словес,
сочетающих землю и небо.
2003 г.
* * *
Есть вещи важнее рифмованных строк.
Строка - это дождь, уходящий в песок.
Но коль золотой - ждёт его торжество.
Но даже и он не важнее всего.
Важнее всего - та свеча на ветру,
что тщетно в отчаяньи кличет сестру.
Сестра - за сто лет, за сто вёрст, за сто миль.
А может, и небыль совсем - эта быль?
Важнее всего - у дороги цветок,
заложник любых тупорылых сапог.
Наступят, раздавят... Ты - вечная дрожь:
ни рифмой, ни славой его не спасёшь.
Важнее - смятенная эта душа,
что горечь небесную пьёт из ковша.
Нужней - обожжённая эта рука:
она - для свечи, для души, для цветка.
Ладонь бы раскрыть, и - лети, шелуха!
Но что же ты можешь помимо стиха?
1999 г.
* * *
В кудрях листвы дрожит усталый свет,
течёт покой с небес по жёлтой спице.
И вдруг мелькнёт, что смерти в мире нет,
что жизнь - всего лишь белая страница,
что есть в кармане сто карандашей,
цветных, волшебных - от залётной феи -
и разрешенье выдано душе
у всех времён любые брать трофеи -
как будто бы не минула пора
ждать кораблей на солнечном причале,
как будто это детская игра:
и петь в конце, и плакать о начале...
1999 г.
* * *
А бог его весть, для чего мы живём
и песни поём для кого.
Но вот появляется некий проём
в пространстве мирка своего.
И так расширяется вдруг окоём -
неважно, там свет или тьма.
Не знал соловей, как свистать соловьём. -
нашла его песня сама.
1996 г.
БЕССОННИЦА
Селена, сомнамбула, просто луна -
в китайских шелках и мерцаниях лет,
сундук открывает и тянет со дна
атласный, зелёный, струящийся свет.
О тех, кто не спит иль уснул навсегда,
прозрачная песенка плачет всерьёз.
И в небе вода - и под небом вода,
и сны уплывают в корабликах роз.
Июль 1996 г.
ЗВЁЗДНАЯ МЫШЬ
Спрячусь за дерево, спрячусь за марево,
бледная, спрячусь за яркое зарево,
за невысокую горку земли,
чтобы увидеть меня не смогли.
Видите - ночь: я за нею стою,
чтобы и тень не узнали мою.
Вдруг из-за кочки торчат мои уши?
Кто-нибудь скажет: "Не хочешь ты слушать,
да и ума бы тебе призанять,
чтоб хоть на каплю разумных понять".
Вот и приблизился тяжкий мой срок:
темень - с порога, рассвет - на порог.
Где ж средь сияющих красками дней
спрятать котомку с душою моей?
Спрятать в полдюжине что ль одеял,
чтобы никто её не осмеял,
пальцем не ткнул в несгорающий след:
"Сколько старушке? Две тысячи лет?
Много ж умишка, поди, растрясла!"
... Звёздная мышка котомку прожгла.
2008 г.
* * *
И вот - пришла, и вот - переступила
отныне не запретную черту.
И птичьим щебетком посеребрила
Весна свою босую нищету.
Копейкой медной солнышко взблеснуло,
в кармане тучи спрятавшись опять.
Еще ведь будет время для разгула
и места вдоволь, чтобы воссиять.
На старенькой скамье в ушанке рыжей
старик сидит, ссутулясь, у ворот
и думает о том, что сердцу ближе:
переживёт ли, не переживёт.
А солнце всякий раз иначе светит,
хоть десять вёсен проживи, хоть сто.
И только ветер - тот же самый ветер,
сквозь то же проникающий пальто.
2001 г.
* * *
Сказали молодость! Вторая?
Иль третья - свежая с лица?
Гори, свеча, не догорая
до абсолютного конца.
Угаснув, отрастай, как стебель,
до изначальной высоты
и вспыхни, в гаснущее небо
бросая красные цветы.
1995 г.
* * *
вот и снова весна,
а к чему? Не своя ведь, чужая.
Вместе с ветром сосна
в дальний путь облака провожает.
Обнаженность древес
в паутине лимонного света -
и бездонность небес,
синевой предвещающих лето.
Что ж, надежды опять
и опять ожиданье знамений?
Всё уж выпало знать
между створками света и тени.
Нет, не верую в сад
на камнях захудалой отчизны.
...Но синицы звенят,
как бокалы на пиршестве жизни!
2003 г.
* * *
Лиловое с золотом.
Ветром колеблемый,
колышется
медленный ивовый бисер.
Из мёда весеннего
истово слепленный,
медлительный свет
просочился из выси.
И нет излучённому
имени общего,
кто как:
то весна, то надежда, то вера.
И нет у нас дома, большого
и отчего,
лишь эта, струящая свет,
полусфера.
1993 г.
* * *
По всемогущей синеве
лучи бегут, светлы и дики,
и сладок запах земляники
земной взъерошенной траве.
И наконец-то прозвучал
в холодной влажности июня
мотив задиристый и юный
над жидкой бледностью зеркал.
* * *
И только дождь остался в мире сём...
Июльский день. Отвесная вода.
Кораблик мой, бесплотен, но весом,
в такой воде утонет навсегда.
Повсюду шелест и повсюду плеск.
Блеснет да грохнет, вдрызг взрывая тишь,
как будто в бой пошел Бирнамский лес.
Ты - Дунсинан, и ты не устоишь.
Небесный свод тяжёл да невысок,
бичами хлещет, заливает путь.
На дне души осел сухой песок
С таким-то грузом как не утонуть?
А мир блажит, да так, что, удивясь,
былые беды смотрят из зеркал.
И рвутся связи, словно, слововязь,
что день дождём и громом обласкал.
2002 г.
Такая долгая зима
* * *
Дней золочёные оклады.
Под ними - лики пустоты.
И отчужденья и досады
застыли тусклые цветы.
Легко и быстро рвутся связи,
в истошном крике рвутся рты.
Бесснежный мир не прячет грязи,
меняя лики пустоты.
А где-то жалобно и тонко
поёт весенняя свирель.
В бесхитростных глазах ребёнка
сияет будущий апрель.
Что ж, быть весне, но будет прежде
исхлёстанная ветром тьма,
такие чахлые надежды,
такая долгая зима.
1999 г.
* * *
Вот тихо и медленно падает снег,
хоть без парашюта,
и времени видит беспамятный бег -
столетье? минута? -
и слышит, как ранние плачут цветы
под панцирем белым,
как, горло порезав о край нищеты,
безмолвствует тело.
1996 г.
* * *
В деревянных рубашках до пят
отшумевшие родичи спят.
Я - до пят в семицветном снегу -
лишь такой ждать обновы могу.
Это жизнь - светопадом в окне,
это жизнь точит камень во мне.
Это жизнь, что сильна, как вода,
держит Смерти сухой невода.
Захлебнувшись в зелёной воде,
я себя не увижу нигде, -
только тех: в деревянных - до пят -
отшумевшие родичи спят.
* * *
Ну, куда же оно, куда?
Под венец со днём вчерашним?
Меньше мыши, выше башни
дорогая ерунда.
Всё уйдёт: свои, чужие
лица, вещи, разговоры.
Потихоньку тянут жилы
отошедшие просторы.
Ночью стук в чужой квартире,
что давно стоит пустая:
раз и два, на счёт четыре -
улетает?
Невидимки за морями
и поближе - в неживое.
Снег стоит в шершавой раме,
на снегу собаки воют.
Всё уходит, отцветает,
отметает листья - тесно.
Жизнь столбом стоит - пустая.
Кто приходит - неизвестно.
Лишь упрямая природа...
Да и та - в обход и мимо.
Всё уйдёт - дурная мода -
не узнав, что так любимо.
1996 г.
* * *
И каждый вечер в городе туман -
морозный, жёсткий. Намерзает иней.
И звёзд не видно. Звёздный караван
песок покрыл - безжалостный и синий.
С усталым телом трудно совладать:
ни в грош не ставит собственную душу.
Ну что ему, упрямому отдать -
любовь, заботу, звёзды, море, сушу? -
чтоб перестало душеньку хранить,
сковав её железным невесельем,
чтоб, не порвав серебряную нить,
она кружилась в вихре карусельном.
Всё вымерзает. Ясно же - зима,
и старым веткам долго ль до облома?
Душа ещё не спятила с ума,
чтоб выйти вон из собственного дома.
Однако же, бессмертная сама
дрожит в том доме без тепла и света.
Всё вымерзает. Сказано, зима...
Но кто шуршит и бредит солнцем лета?
1996 г.
Зазеркалье
За зеркалом луны - там Зазеркалье.
Я слышала - как будто окликали
меня оттуда: лютый был мороз,
и слёзы на ресницах замерзали.
А ветер был белей садов цветущих,
белей точёных лилий в райских кущах,
но, смерти холодней, его уста
твердили мне о горестях грядущих.
О нет, не говори, мой ангел белый!
Соломинка моё здесь держит тело,
и эта вот чугунная земля
так любит - до последнего предела.
Здесь жизни льстят - и дарят ей конфеты
любви и боли. Зимние рассветы,
испачкавшись слегка об антрацит
грачиных стай, всё ж помнят коврик лета.
Сквозь эту ночь и труден путь - и чуден.
Деревья стонут - люди среди буден.
Не втянута ещё за белый круг,
но скуден свет мой, беспросветно скуден.
2000 г.
* * *
Наступают праздники на пятки,
ветерок студёный спину гладит.
Нам, давно слежавшимся в осадке, -
хоть крупицу счастья, Бога ради!
Мы ведь заслужили, не задаром!
...Крыльями испуганно захлопав,
ангел взмыл.
Ну, кончится пожаром.
Впрочем, может кончиться потопом.
Празднуем: полна солонка соли.
Празднуем, печально и нелепо,
праздник некончающейся боли,
праздник нас не помнящего лета.
2003 г.
* * *
Так снежно, так ветрено! С ветром не спорим,
но сердце как огненный бьётся лоскут.
А скудные жизни, влекомые морем,
в незримые воды ручьями текут.
И дан ли нам будет сиятельный Случай? -
Не судим, не знаем, не верим, не ждём.
Все письма приходят, как чёрные тучи,
и падают на руки слёзным дождём.
Пространство разорвано, время разъято.
В прозрачную стену упрётся рука.
Как дальни рассветы, как близки закаты!
Как светит надежда - огнём светляка.
2003 г.
Новый год
Через Альпы полночного часа
перешли с рюкзаками заботы.
Бесконечно вороны кружились
тьма, на подступах к новому дню.
У подножия Башни Мороза
остывали сердца одиноко,
и звенели сосульки печали
под неласковой Жизни перстом.
2004 г.
Одинокая птица
День начинается
День начинается
чувством потери,
ветром, стучащим
и в окна и в двери,
сумраком серым
и липким, как студень,
камнем на сердце
и фигой на блюде,
ласковой болью,
надежной и вечной,
уличной стужей
и стужей сердечной.
2004 г.
* * *
Не сказка ли это?
Такая вокруг тишина!
Прозрачного света
уже откатилась волна.
На воздухе синем,
на глыбе, промерзшей
насквозь,
холодной России
древесная черная кость.
На ватмане снега
лежит васильковая тушь.
Жизнь, радости бега
уйми и чертеж не порушь.
Движеньем расколот,
он может пропасть
не спеши
прекраснейший холод
пристанище теплой души.
1995 г.
* * *
Нет, не время вспыхнуть зорьке ранней.
Зимний ветер- губы холодит.
А ядро несбывшихся желаний,
как в орехе, спрятано в груди.
Там текут сияющие реки,
там в лесу зелёном бродит лось,
там проходят люди-человеки
по местам, где мне не довелось.
Там цветут неведомые лица,
у цветка знакомое лицо...
Но от лет своих не отделиться,
а лета свиваются в кольцо.
Поздно. Полночь хмурая беззвездна,
и померкла снежная слюда.
А того, чему сбываться поздно,
лучше пусть не будет никогда.
* * *
Этот вечер безмолвный,
заснеженный, сереброликий,
в серой сетке ветвей,
что звезду голубую поймали,
этот вяжущий холод,
сгущенный до белого крика,
всё зима написала
на матовой синей эмали...
Ночь в снега завернула
знобящее белое пламя.
Углем стены домов,
где лучи замерзают у входа.
Лишь синеет тропа,
чуть приметная, между домами,
по которой прошли
все тревоги минувшего года.
* * *
Фарфоровые дороги
круты, как бока у чашек.
Сквозь строй фонарей двурогих
мой путь, как познанье, тяжек.
На ватмане льдов просторном
забытый чертёж аллеи.
Вот женщина вышла в чёрном,
с лицом, что луны белее.
Оставив хитросплетеньям
деревьев двух лун загадку,
она промелькнула тенью
на стенке прямой и гладкой.
Привычен мой путь, привычен
к бессонным огням вокзала,
где гусениц-электричек
глаза пустоту пронзают
и смотрят пустейшим взглядом
на две колеи простые...
А горы плетутся рядом
верблюды ночной пустыни.
* * *
Одинокое дерево стынет на зимнем ветру.
Одинокое небо повисло, как серая пряжа.
Одинокая птица затеяла с ветром игру.
Одинокая птица чернее, чем чёрная сажа.
На вершине качается, ветру подставила грудь
одинокая птица в своём оперенье холодном.
Одинокое дерево пляшет на зимнем ветру.
Одинокая птица бесстрашна в полёте свободном.
НЕВОЗВРАТНОСТЬ
* * *
Туман, туман за окном,
туман, здесь - соль из глаз.
Какой безжалостной силой
дан безумный час? -
Час жизнь роняющих черным днем,
как листья куст,
час всех, отцветших под злым дождем -
цветами уст.
Час всех, упавших под звездный стог,
раскрыв ладонь.
Час всех, которых не царь, так Бог
пошлет в огонь.
Туман, туман - и в который раз -
вся соль из глаз:
по всем, которых в их смертный час
никто не спас.
1995 г.
* * *
Все это проще: никакой звезды
и никаких сверканий и падений,
а только боль и круговые тени
-горчайших бед созревшие плоды.
И нет на свете для тебя угла,
и для свободы звонкой нет ни пяди,
и тихо вянут желтые тетради,
вкусив забвенья, в ящике стола.
А этот мир уже и ни к чему,
и если выход есть, хотя бы точка,
возрадуйся, смурная оболочка,
безжалостному счастью своему.
И ни к чему красивые слова,
что лгать вольны, вдыхая полной грудью.
Они не знают людного безлюдья,
где счет дыханью - только раз и два.
2005 г.
* * *
Все на свете, невозвратимо.
Не гадай на кофейной гуще.
Пусть, рыдая, промчится мимо
ветер, грешный Адам из кущей.
Между нами дрожат не струны -
это веточки хлесткой вербы.
На столбах наливные луны,
а небесная - на ущербе.
Что ты видишь за окоемом
карим глазом кофейной чашки?
Даль придавлена черным томом
невозвратности этой тяжкой.
* * *
Болью больше, болью меньше - что за горе?
Бейся в стену, но не вырвешься из круга.
Стережет тебя ворона на заборе,
лев в пустыне, на путях унылых вьюга.
Что ни думай, Жизнь и Смерть - всегда подруги.
Кто гуманней - это тоже под вопросом.
Ночь приходит - ни звезды во всей округе.
День въезжает - с неба камни под колеса.
- Не меня спаси, а то, что сердцу близко!
Не меня, а то родное, что далёко!
...В белый свет унес к Тебе мою записку
шумный ветер, что прошелся мимо окон.
Ветер, он на то и ветер - крошит стекла.
Следом дождь смывать обиды вышел.
...Нет бумаги, чтоб от влаги не размокла,
нет трубы, чей звук на небе был бы слышен.
2007 г.
БЕЗ ТЕБЯ
* * *
Ну куда, ну куда, ну куда
эта осень в туманном платке?
Ведь не ходят туда поезда,
только души бредут налегке.
Только вьется печаль, как змея,
только шепчутся листья, скорбя.
...Это первая осень моя
без тебя, без тебя, без тебя.
2008
НОВЫЙ ГОД
Ты обещал...
Но, может быть, не ты?
Все обернулось бредом и обманом.
И завтра так обычно и нестранно-
седой зимы суровые холсты.
Вернись, вернись,
я говорю с тобой!
Я говорю, но ты меня не слышишь.
Немое утро, золотеют крыши.
А ночью месяц выйдет на разбой.
А я одна. Одна, как тишина, -
после вселенских
грохота и света.
И песенка моя почти что спета.
А я - как та: "одна в глазу окна".
1 января 2009
* * *
Вольно звать.
И больно знать -
не отзовешься.
В злую осень улетали птицы,
твое сердце с ними улетело.
Закудрявится весна -
они вернутся.
Но у сердца обгорели крылья.
Мне бы тот пожар залить слезами,
только и мое вконец иссякло.
2009
* * *
Никто не сказал мне: "Жди!"
Ждала бы и триста лет.
На нашей тропе дожди
уже заливают след.
Бездомно кричат коты,
пичуга в дожде пищит...
И в этой, и в той - не ты,
ищи или не ищи.
2009
* * *
О Боже мой, какое одиночество -
как будто обезлюдел целый свет!
Лишь ласточка, Небесное Высочество,
звенит вдали, что в мире счастья нет.
Быть может там оно, за океанами,
куда ватаги птичьи держат путь?
Но полетав над солнечными странами,
вернутся птицы. -
Душу не вернуть.
Здесь - вполдуши -
кровоточат царапины,
и синька осыпается с небес.
И бредит осень. И глаза заплаканы.
И золотом вот-вот заплачет лес.
2009
* * *
Несу тоску мирскую
сквозь черно-белый свет.
А я по тем тоскую,
которых больше нет.
В сиреневом тумане
они растворены.
Ни солнце там не встанет,
ни зеркальце луны.
Считаю ржавь закатов,
осколочки стекла
и сколько виновата
пред всеми я была.
Ничто уж не исправить,
и вместо света - тьма.
Тоскую я по правым,
неправая сама.
2009
* * *
Вот и пришел ты, дождь.
Ночь, не меня ли ждешь?
Может, спешишь помочь?
Нет, не поможешь, ночь.
Ливень стучится в дом.
Здесь мы теперь втроем:
мокрая ночь и я,
черная боль моя.
Где вы, мои пути?
Как вас во тьме найти?
Видимо, все прошла...
Ночь, ты меня звала?