Главная страница

Стихи Ст.Подольского

 

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса".

Страницы наших друзей.

Кисловодск и окрестности.

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты.

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Станислав Подольский

ЛЕДЯНАЯ ВЕСНА СВОБОДЫ

Вспомнились славные, хотя и довольно жесткие для поэзии, времена начала 80-х. Первые фестивали свободных стихов в Москве (музей Вадима Сидура), участником которых был и я, т.к. пишу свободные (как и метрические) стихи с начала 60-х. Но, если поначалу советские издательства, журналы на дух не принимали верлибр, то в 80-е наметились некоторые перемены.

Любопытна одна особенность отношения наших "блюстителей" классических форм к поэтам-верлибристам. Почему-то русским литераторам наотрез воспрещалось практиковать верлибр.

В 1982 году в редакции ленинградской "Невы" так разбирались в моих текстах: рифмованные откладывали вправо, безрифменные - влево. "Это мы посмотрим, - сказал мне ответственный лит.раб. относительно правой стопки, а эти, что слева, и смотреть не будем".

Зато ещё в 1975 году в издательстве "Современник" вышла книжечка очень свежих верлибров юного русскоязычного бурятского поэта Намжила Нимбуева "Стреноженные молнии" (М., Современник, 1975 г.): национальным литераторам - можно.

Постепенно идеологический лед всё же таял: наверно, в парткомы приходили более образованные и либеральные люди. В 1980 году в Ленинграде вышла в свет книга Геннадия Алексеева "Высокие деревья" - новеллы в свободных стихах. Помог "пробить" публикацию, по моим сведениям, фронтовик, герой соц. труда, "небожитель" (как его называли в тогдашнем СП коллеги), очень официальный поэт Михаил Дудин: похоже, он думал о будущем!

В 1990 году вышла в свет книга удивительных верлибров скульптора, художника, уникального поэта Вадима Сидура "Самая счастливая осень", книга единственная, предсмертная - и сразу совершенство!

Возникла группа достойнейших поэтов, подвижников верлибра: Владимир Бурич, Вячеслав Куприянов, Арво Метс, Карен Джангиров. Каждый из них сподобился издать книгу свободных стихотворений, правда, за свой счёт, исключая Вяч. Куприянова, который умудрился издаться в "Современнике". Были собраны свободные стихи сотен авторов, пылившиеся на дальних полках московских журналов (в ту пору стихи не выбрасывали в мусорные корзины сразу по получению). Финансовый гений Карен Джангиров издал первую "Антологию русского верлибра" (М. "Прометей", 1991 г., 360 авторов). Возникли первые - сразу международные - фестивали верлибра. Ура! Лед тронулся!

Увы, тотчас проявились обычные интеллигентские распри, непродуманности. К примеру, выступали - по алфавиту. В результате некий юный Апушкин читал свои скромные опыты на утренней заре, а какой-нибудь многоопытный и крайне интересный Бенцион Шрайбер мог взобраться на эстраду глубокой ночью, когда утомленные слушатели уже разбрелись, да и сам он "лыка не вязал" и, разумеется, отказывался читать.

Отцы-основоположники ревниво блюли свой приоритет. Владимир Бурич, одаренный поэт, выступил теоретиком свободных стихов. Но в его интерпретации русский свободный стих выглядел как-то не совсем свободным: возник ряд ограничений. Оказалась запретной даже случайная рифма. Тексты, в которых сопрягались свободные (дисметрические) и метрические куски именовались презрительно "ассамбляжами". Вообще метрические стихи - в пику массовой стихотворной "продукции" - именовались "конвенциональными" в отличие от "спонтанного" верлибра. Ощущалось некоторое отторжение-наоборот: "Вы преследуете верлибр, мы отрицаем верметр". Я попытался высказать свою точку зрения в телеинтервью, которое проводили разбитные тележурналисты налево и направо. Моих высказываний в вышедшей телепередаче о фестивале верлибра, конечно же, не оказалось. Высказывались только "основоположники". Ну, и слава Богу! Лед же всё-таки тронулся!

А распри продолжались. Признанный глава движения верлибристов Владимир Бурич в публичном выступлении, перечисляя "основоположников", назвал Карена Джангирова издателем (а не поэтом). Сильно обиженный Карен в июле 1992 года созвал в Донецке около 200 верлибристов со всей страны и зарегистрировал "Ассоциацию русских верлибристов". Себя назначил, конечно же, Президентом Ассоциации. И небезосновательно: всем приезжим оплатили проезд в оба конца, гостиницу. Обещали издать каждому члену ассоциации книгу верлибров.

Но, увы, как всегда, (нет в мире совершенства!) возникли неприятные оттенки. В числе приглашенных не оказалось ни В. Бурича, ни Вяч. Куприянова. Присутствовал, правда, Арво Метс: это придавало всё-таки Ассоциации некую солидность. Были, конечно, и очень интересные авторы отовсюду. Но вот выскочил на эстраду некий малороссийский ухарь-националист и возопил (в стихах), что "не успокоится, пока не сотрёт с украинского неба последнюю шестиконечную звезду". Никто его не остановил.

Проявился восточный менталитет Президента: десятка полтора "приближённых" литераторов пригласили "к столу" президентскому - в ресторан. Остальные поэты довольствовались своим кефиром с рогаликом - по номерам. В заключение нашего "всесоюзного общения" произошло уж совсем отвратительное событие: всем участникам Ассоциации предложили подписать обязательство "не публиковать свои произведения в изданиях, не связанных с Ассоциацией", иначе строптивым неподписантам грозили отлучением от Ассоциации и неоплатой проезда. Последнее было весьма существенно: большинство подписали "обязательство", хотя никто не собирался ему следовать...

Надо ли говорить, что участники Ассоциации больше ни разу не встречались вот так, сообща. Правда, вышли-таки две брошюры стихотворений членов Ассоциации - Президента и его заместителя...

И всё-таки было одно серьёзнейшее последствие этого съезда верлибристов лично для меня. Дело в том, что каждый участник съезда, уезжая, оставил пачечку своих стихотворений на предмет обещанной публикации. Оставил и я. И, было, уж позабыл об этом: иллюзий особых не было, издательский "футбол" хорошо натренировал нас - в смысле безнадёги. И вдруг месяца через полтора я получаю письмо из Донецка. Некто незнакомый мне на чистом листе формата А4 аккуратным стройным почерком сообщает: "Ваши стихи для меня - родниковая вода" - вот и всё. Я не думаю, что моя скромная работа в поэзии достойна такой оценки. С другой стороны, любое высказывание, прежде всего, говорит об авторе высказывания, а уж потом об адресате: какая родниковая душа у незнакомого читателя, которому неведомыми путями попали мои стихи! Конечно же, простые искренние слова, сказанные без намерения познакомиться, общаться (обратного адреса не было) воодушевили меня в то время, т.к. оказались ясной формулой того, что я всегда ценил в поэзии.

Неприятности были - мелочами. Главное, русский свободный стих заявил о себе массированно. С этим способом существования поэзии уже нельзя было не считаться. В результате нынче любой мало-мальски уважающий себя стихотворец стремится доказать, что верлибру он не чужд, что он "запросто умеет". Правда, понятной, всеобъемлющей концепции русского свободного стиха так и не возникло. Договариваются до анекдотического определения: "верлибр - это просто проза в столбик", что, разумеется, ахинея. Возможно, неразбериха происходит, потому что до сих пор не обнаружено действительно крупного поэта свободного стиха, который своим творчеством убедительно показал бы: русский свободный стих - полноценное самостоятельное художественное явление, всеобъемлющее, развивающееся, а не некий "промежуток между прозой и метрическими стихами". А ведь такие поэты есть. Я их знаю. Просто они нуждаются во внимании хотя бы литературного сообщества. Просто - они нуждаются, у них нет возможности достойно опубликовать свои стихи в сколько-нибудь заметном издании.

Так что, полагаю, за русским верлибром громадное будущее. Этому способствуют замечательные и убедительные публикации, такие, как воспоминания об Арво Метсе, сопровождённые крупной подборкой его ярких и нежных стихотворений, в которых отразилась его уникальная личность одарённого поэта. К слову сказать, верлибр, как никакая другая форма поэтического творчества, обнаруживает личность автора, ибо слово здесь не украшено традиционной ритмикой, блистательными рифмами - никакой внешней полировкой: либо присутствует личность и поэзия, либо нет ничего, кроме пустопорожних слов.

В заключение предлагаю вниманию читателей небольшую композицию собственных текстов, в которой большинство свободных стихотворений дополняются несколькими текстами метрического характера и, как мне представляется, естественно оттеняют своих расплавленных собратьев.

 

СВОБОДНОЕ ДЫХАНИЕ

 

* * *

Я сегодня с добычей:
принес живую птицу
слова и мысли,
слова и чувства,
слова и дела...
 
Она щебечет
в волосах моих.
Она трепещет
на плече моем.
Она ютится
в голосе моем.
Она свила гнездо
в глазах моих.
Дрожит, и свищет,
и ложится в стих
всем посвистом....
 
А тело -
улетело.
 

ФОРМУЛА

Вагон электрички -
сияющий, мчащийся,
завывающий,
потеющий, переваривающий,
болтливый,
размышляющий,
восхищающийся,
скандалящий,
молчаливо наблюдающий,
молящийся втихомолку,
жующий,
сочиняющий стихи,
вздыхающий, задыхающийся,
дышащий,
любящий -
живой! -
брусок человечества.
 

ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Я уходил из дому
когда солнце уже согрело землю,
согрело, но не обожгло...
И воздух влажный
наполнил долину легкой дымкой
смягчая светотени,
лаская предметы,
мерцая и зыблясь,
и складывая пространство, -
подобно кисти
безвестного живописца
школы чань...
 
В такое время
ушел я из дому.
В такое и таким.
Таким и остался.
 

ЗЕЛЕНАЯ ТАНЦОРКА

А официантка играла лимоном
зе-ле-ным
в мяча:
Подбросит - и хлопнет в ладоши,
подбросит - подпрыгнет - и хлопнет,
подбросит - и машет подолом
        повыше коленок,
поймает - и снова подбросит -
        и машет подолом,
и детские плечи в зеленом
        горят свитерке,
подбросит - и ловит,
подбросит - и снова
    подбросит и хлопнет в ладоши,
поймает - подбросит - и машет
        подолом - как пляшет
с зеленым лимоном -
зеленая
в свитре девчонка
в зеленом погасшем кафе...
 

СО-ТВОРЕНИЕ

В мастерской улиц
    и почтовых отделений - у стоек
        испятнанных...
В мастерской скверов
        и электричек...
В мастерской города, сонного
        и в работе натужно рокочущего...
В мастерской солнца...
В мастерской неба, щебечущего
        и клекочущего...
В мастерской дерева...
В мастерской света...
В мастерской тьмы...
В мастерской весны, лета,
        осени и зимы...
В мастерской всей Земли...
И в людской
    мастерских мастерской!
 
ПО ДОРОГЕ СТЕПНОЙ
Вон девочка-славянка
мчится
вдоль пыльного тракта
за автобусом, в котором уехал
ее дружок из аланов...
 
И волосы ее мерцают
зеленым и белым огнём
на лету.
И вздымаются груди незрелые
курганами круглыми, смутными
нетронутых тайн вековых.
И ноги мелькают
форелькой серебряной.
И сияют глаза золотые
сквозь летучие заросли
молодых ковылей...
 
Вон, смотрите, смотрите! -
В вихре ветра
и времени,
вся в пыли,
вся в заре,
мчится славянская девочка,
ликуя,
за желтым автобусом
отошедшего детства...
 

СИРЕНЕВЫЙ МАЛЬЧИК

В тенистой глуши
куста сирени запущенной
белесый мальчик сбирает
цветки пятилепестковые
(на счастье, видно)
с грузных гроздьев
грустно-лиловых...
 
В душистой тиши,
в пушистой глуши
лепечущей
извечного,
беспечного,
сердечного
детства и одиночества -
мальчик внимательный,
никем не замеченный...
 
Позвать его, что ли,
к столу,
черешней первой
полакомиться?..
 
Знал ведь я
раньше,
как звать мальчишку,
да вот -
за века -
запамятовал...
 

ВЕСЕННИЙ ВЕРЛИБР

Сегодня утром
в общежитии
прошел дождь очень тихий
по лестницам,
и они пахнут сыростью...
 
А на улице пахнет пылью,
самой первой в этом году...
 
Я не видел чешское стекло,
но видел воздух - словно его
протерли влажной тряпкой
и положили на место: на город, на тополя
(чтобы лучше видны были ветки)...
 
Галки галдят к непогоде,
а иногда - от радости,
что нашли кусочек съестного.
И тощие воробьи
носятся, как стрижи:
у них большие надежды
на солнечный денек.
 
А на стадионе укатывают дорожки...
 
Быть может, сегодня
будет письмо?..
Быть может, стоит подождать
с отчаянием...
 

* * *

Юный цвет
этих лиц исхудалых.
 
Свет голода жизни
и любви молодой.
 
Как керосиновые лампы,
эти лица проносятся -
лица юношей и девушек
прекрасные,
лики юности
мировой,
 
осветившие мрак
и копоть
моего
полдня пылающего.
 
ЗАБЫТОЕ ВРЕМЯ
Забыл часы дома -
открылась новая ширь -
со снегом и горами,
с ветром и перелесками,
с "вчера" и "сегодня",
с сиянием сирым
над горными склонами,
с любовным свиданием вдали,
у заката, -
настоящая жизнь,
не дробленная
на песок секунд,
неразъятая, как скала...
 
А ведь только-то -
забыл часы дома,
только-то и всего...
 

МОТИВ ОСЕННИЙ

Я шел под дождем
когда-то
горою желтоволосой
к любимой, меня призвавшей,
приславшей записку бедственную.
 
Я шел тишиной дождливой
по горным вымокшим травам,
и грудь теснило
простора
громадного обещанье.
 
Я шел под дождем серебряным
к жестокой любимой девочке -
никчемный утлый подросток,
сердцем вместивший осень.
 
Я шел под нежным
дождем,
тоскуя от жажды
счастья...
 
Вот жизнь пронеслась,
как небо, -
в ненастьях
и обещаньях...
 

* * *

Во дворе, заштатном, захламленном
меж серых строений скученных
яблоня пространство окутала
ветками тонкокожими,
лиственными ладошками,
маленькими плодами стыдливо-
        зелеными -
яблонька растревоженная
юного мирозданья.
 

ЗАБЫТЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Я отпустил стихи
в свет
как детей золотых,
как семена легкокрылые...
 
И вот теперь,
через тысячи лет,
они вернулись ко мне
как хлеб и как свет,
как друзья,
как учители,
как виденья мучительные,
как любовь непростылая,
как спасители
    милые...
 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Вернувшись с чужбины,
из дальних чумных городов,
сходил я с поезда
и воздух душистый глотал,
стекавший со склонов
сквозь гущу трав и цветов...
И грудь саднило - ясным
предчувствием счастья...
 
Теперь выхожу
из поздней пустой электрички -
и воздух по-прежнему свеж,
хоть нету в нем аромата...
 
Вот так сходить бы
еще и еще раз
платформой дощатой
и, воздух вдыхая
холодный и темный,
идти
и идти без возврата...
 

* * *

Если есть у тебя друг,
пусть за тридевять земель,
если есть у тебя друг,
пусть за тридевять времен, -
жизнь становится душистой и свежей,
полной смысла
и ожидания...
 

* * *

Нет больше отцов -
мы отцы.
 
Нет больше детей:
мы не дети.
 
Остались братья...
Остались сестры...
Ты, Она, Он да я -
одни Братья,
одни Сестры
на всем белом
враждующем свете...
 
И наши дорогие
Незабвенные Мертвецы.
 
ПТИЦА ЮНОСТИ
Ко мне
в нагую жизнь
слетается иногда
птица юности
с высокой шеей,
с веселой головой...
 
Склювнёт две-три улыбки,
десяток поцелуев
хвойных
с губ,
с ладоней -
и радостно
ударится в бега,
взрывая воздух хмурый
кипенными крыльями...
 

О СЧАСТЬЕ

Падает редкий дождичек.
Бреду, бесшумный, как молния
(вонь, и пепел,
и раскаты боли
были, будут -
всё еще далеко
позади).
Бреду босиком, ощущая
теплоту обожженной почвы,
острые покалывания кремушков,
кривизну, и тяжесть,
и человекообразность
планеты...
Это и называю счастьем.
 
 

Опубликовано в "Литературном Кисловодске", N40 (декабрь 2010)

 

поделиться:

 
Рейтинг@Mail.ru