Главная страница

Стихи Ю.Насимовича

 

Номера "Тёмного леса"

Страницы авторов "Тёмного леса".

Страницы наших друзей.

Кисловодск и окрестности.

Тематический каталог сайта

Новости сайта

Карта сайта

Из нашей почты.

Пишите нам! temnyjles@narod.ru

 

на сайте "Тёмного леса":
стихи
проза
драматургия
история, география, краеведение
естествознание и философия
песни и романсы
фотографии и рисунки

Юрий Насимович

стихи

Составитель Ольга Таллер

 

к оглавлению

 

XXI век


2002 год

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ СЦИЛЛЫ И ХАРИБДЫ

1

Меж Сциллой и Харибдой мы плывём,
и это мир, в котором мы живём,
от крайности до крайности кидаясь,
покуда середину не найдём.

2

Меж Сциллой и Харибдой мы плывём,
и это мир, в котором мы живём,
спасенья не найти и в середине,
там даже хуже - сотни бед кругом.

3

Меж Сциллой и Харибдой мы плывём,
и это мир, в котором мы живём,
и крайность - смерть, и середина - тоже,
и всё же выжить удаётся в нём.

4

Меж Сциллой и Харибдой мы плывём,
и это мир, в котором мы живём,
но отклонясь чуть-чуть от середины
туда-сюда, мы выживаем в нём.

5

Меж Сциллой и Харибдой мы плывём,
и это мир, в котором мы живём.
До смерти скучен этот мир бессмертным,
и только смерть нас оживляет в нём.

  26.12.02

2003 год

БЕШЕНЫЙ САД

      Всё во всём.
        (Анаксагор,
        V век до н.э.)


Бешеный сад, торжествующий сад!
Буйству зелёному нет в нём преград,
нет и границ океану листвы,
врезались кроны в простор синевы,
встали гигантские травы стеной;
не обойти этот сад стороной.

Нет ни дорог, ни далёких земель;
небо опутал свисающий хмель;
дни улетают, и тают года;
в этом саду мы с тобой навсегда;
и никого не отпустит назад
этот хмельной обезумевший сад.

Смотрят цветы с удивлённых ветвей,
словно глаза нерождённых детей;
бабочки пьют их божественный сок,
перелетая с цветка на цветок;
и позабыты иные пути
в диком стремленьи цвести и цвести.

Сказочный сад! Ослепительный сад!
Как опьяняет его аромат!
Девственный сад - неземной и земной;
перемешались прохлада и зной,
бешенство красок и полутона,
щедрая осень, скупая весна.

И представляется, что на века
эти деревья, цветы, облака,
ясный восход и туманный закат,
чередованье находок, утрат -
нет им начала и нет им конца...
Вечная песня под звон бубенца!

Полон прохладой таинственный грот,
ветки сомкнулись и сузили вход,
и уползает куда-то во мглу
глянцевый плющ, облепивший скалу,
и убегает по гальке ручей
в солнечном танце теней и лучей.

В липких подтёках тягучей смолы
тянутся кверху куда-то стволы;
и исчезают вершины колонн
в неразберихе запутанных крон.
Вязкое время течёт и течёт,
в призрачных далях теряя отсчёт.

Льются минуты - никто не прервёт
их нескончаемый круговорот;
и наползает болотный туман
на вереницу приречных полян;
и разгоняет его поутру
солнечный луч, запылавший в бору.

Вечность и миг по значенью равны,
в них - затаённая ярость войны
и бесконечность оттенков и форм,
словно художник, не знающий норм,
пишет и пишет своё полотно,
вечно иное и вечно одно.

Яростный сад, опьяняющий сад,
полный зазывного треска цикад,
то погружённый в полуденный зной,
то освещённый полночной луной
и беспредельный во всём и везде...
Скрыта Вселенная в каждом листе!

Чей это голос? И музыка чья? -
Шелест былинок? Журчанье ручья?
Или призывная трель в синеве?
Или движение сока в траве?
Только не ветер... и, нет, не ручей...
Весть отовсюду, а голос - ничей!

Из сумасшедшего сада пути,
словно из ада, вовек не найти,
да и зачем, если в этом краю
гаснут желания, словно в раю,
и не дознаться нам, рай или ад -
этот безумный ликующий сад.

Слились мы с ним и не знаем о том,
что было раньше, что будет потом,
замерло время, застыли часы -
пение птиц, переливы росы,
ласковый шёпот, круги на воде,
лёгкая рябь...
    Всё во всём и нигде!

  2003

2004 год

С РУССКОГО НА РУССКИЙ

ДРЕВНЕРУССКИЙ АФОРИЗМ

Не будь без меры сладок -
враги тебя сожрут;
не будь без меры гадок -
друзья и те сбегут.

(Не буди сладок без меры,
егда когда пожруть тя,
не буди без меры горек,
да не отбежать от тебе друг твои.
  из древнерусских сборников афоризмов)

  17.02

СЛЕПЕЦ

(Из Симеона Полоцкого)
[Слепец аще слепцу руковожд бывает, -
и вождь, и водимый во яму падает.]

Когда слепец ведёт слепца -
обоим в яме ждать конца.

  17.02

САТИРИК К ЧИТАТЕЛЮ

(Из Антиоха Кантемира)
[Кольнул тя? Молчи, ибо тя не именую,
Воплишь? Не я - ты выдал свою злобу злую.]

Кольнул тебя - молчи, чтоб не узнали,
а возмутился - все захохотали.

  17.02

НИЩЕТА ЦАРЕЙ

(Из Симеона Полоцкого)
[Царие и князи, суще пребогати,
обыкоша скудость едину страдати:
Много рабов имуть, сокровище в злато
соблюдают иным зело пребогато,
Но нищи суть в други правду глаголивы, -
вси бо по их воле глагол деют льстивы.]

Цари живут на первый взгляд богато -
рабы, дворцы, сокровища и злато,
Наряды, вина, горы вкусной пищи...
Но лишь в одном они безмерно нищи:
Среди вельмож, лакействующих в зале,
не сыщешь тех, кто правду б им сказали.

  21.02

* * *

При каждом деле есть случайный академик,
таким судьба таланта не дала,
он применяется для выбиванья денег,
и пусть не лезет в прочие дела.

* * *

Ах, родная сторона,
до чего же ты странна!
До того ты странная,
словно иностранная.

  17.04

* * *

Наш край становится безлюден
и сам себе не господин:
сперва - Распутин,
после - Путин,
а вслед за ним - китаец Тин.

  19.05

* * *

Умирающий этнос...
Толпа
эгоцентричных поэтов
и где-то
вдалеке
мифический читатель.

  17.08

* * *

Кто мы такие? Русский народ!
Сам себя хвалит, сам себя бьёт,
многого хочет, но без господ
плохо работает, мастерски пьёт.
Кто нам роднее - мать или б...?
А без обеих двух слов не связать.

  18.08

* * *

Старичок бубнит на даче:
нужно делать всё иначе,
нужно делать всё не так...
Но дурак всегда дурак,
а бандит всегда бандит.
Ох, уж этот русский быт!

  18.08

* * *

Мечтал он выйти в лю..,
не попахав нигде.
Никто его не лю...
Такой он недоде...

  22.09

2005 год

* * *

"Ничего не значит
человек без денег..."
потому что этот
человек - бездельник.

  19.01

* * *

Уж очень дёргаться не стоит,
но если жизнь свою не строить,
она устроится сама,
но вряд ли это нас устроит.

  17.02


РЕВОЛЮЦИОНЕР

Напиться денег не дают
ближайшие друзья,
подруги тоже не дают -
дотронуться нельзя;

и я над Лениным сижу,
и в Партию вошёл.
Я революцию свершу,
и будет хорошо.

  14.03

* * *

Наш островок природный мал,
прижат к реке, но полон блеском.
Я целый мир здесь открывал
за каждым новым перелеском.

Таких вещей не две, не три -
того же свойства судьбы, души,
любовь, мечта... Они внутри
гораздо больше, чем снаружи.

  29.03

* * *

Наверное, в ангелы я не гожусь.
Гордиться тут не чем.
И я не горжусь.
Я вечный трудяга - тружусь и тружусь;
помру и по новой трудиться рожусь.

  1.04

* * *

Как много их, умом тугих,
не злых, на голову больных...
Так дайте ж клуб неполноценным -
создайте Партию для них!

  15.04

* * *

Понять в безмолвии ночей
к позору своему,
что нет моих, что я ничей -
и всем, и никому.

Оставить скарб, оставить дом
и прочую тщету
и оплатить своим трудом
хотя бы доброту...

  21.08

* * *

Коммунисты анархистов бьют,
а фашисты коммунистов бьют,
чтобы наступил в стране уют,
чтобы счастье было там и тут.

Не кидайся в драку, милый друг!
В будущее нас не приведут
никакие "измы" - только труд,
только труд ума, души и рук.

  6.12

2006 год

О ПРЕДНАЗНАЧЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

Жил-был человек. Не тот, который звучит гордо, а самый обычный, каких большинство. Сказали человеку: "Люби царя-батюшку". И любил человек царя-батюшку. А себя не любил. Жил, как свинья. И поэтому его страна превратилась в свинарник. Сказали тогда человеку: "Бей особую расу - спасай Россию". Пошёл человек спасать Россию. Не спас. Потому что другая особая раса разбезобразничалась, по соседству которая. А тут ему как раз объяснили, что все безобразия от своих безобразников. Развернулся человек и пошёл бить своих безобразников, граждан то есть. А граждане - его. И других граждан. Большая драка получилась, многоэтапная. В итоге даже соседней особой расе перепало. Очнулись все в лагере. Лагерь, он от драчливости хорошо помогает. Вышел человек из лагеря и стал жить тихо. Тем более, что ему не сказали, в каком направлении шуметь. Жил он, жил. Почти праведно. Приворовывал, правда. Да в том воспитатели виноваты были. Во-первых, сами приворовывали. Во-вторых, не объяснили, какая дрянь получается, если все приворовывают. А как все всё разворовали, свобода наступила. Совсем человек растерялся. Лёг у дороги и лежит. Проходили мимо граждане и положили его под мост: пусть человек мокнет. Проходили мимо другие граждане и положили его на мост: пусть человек сохнет. Проходили мимо ещё граждане и положили его под мост: пусть человек мокнет (не нужен, мол, сухой закон). Так много-много граждан мимо прошло, и у всех были свои идеи о предназначении человека.

  26.04

* * *

Человек человеку - враг,
если тесно набит барак.
Человек человеку - друг,
если нет ни души вокруг.

  25.05

* * *

Советую лягушкам, птичкам, млекам:
играй с огнём и станешь человеком!

  25.06

* * *

Психолог этот
имеет метод,
молниеносен
и всё просёк,
глядит насквозь он
в кошелёк.

  2006

ФРАЗЫ И НАБЛЮДЕНИЯ

Народы разделены не их культурами, а их бескультурьями.

То, что враждующие политики говорят друг о друге, - правда! То, что о себе, - ложь.

Каждому веку - своя сказка, а истину мы не знаем.

Если муж и жена всё время рядом, они загораживают друг другу весь мир.

Люди в будущем изобретут Ад: многих бы надо воскресить, чтобы тут же повесить.

У творческого человека новые знания не прибавляются к прежним, а умножаются на них.

ЛЮДИ И АНГЕЛЫ

В земных условиях ангелы не могут реализовать свою небесную сущность, если кто-то не возьмёт на себя земную составляющую их дел.

Мы растём из земли в небо и с усмешкой глядим на ангелов, которых судьба забросила на землю.

Отчаявшиеся ангелы падают ниже земных людей.

Земное создаётся нашими руками из тысячи мелочей, а небесное даётся в готовом виде, и мы пока не знаем, из чего оно сделано.

Музыка - это небесное, это о чём-то, чего мы пока не знаем.

Философов презирают за попытки копаться в небесном, но это психология бездельника: труд души не сопровождается трудом ума и рук.

Копаться в небесном считается зазорным, но, когда мы вырастем, и Небо потребует от нас истинного труда, мы вынуждены будем разобраться в небесном до последнего винтика.

 

2007 год

* * *

Не верю Богу, он обманет;
вот я, к примеру, круглый год
лежу безгрешно на диване,
а Бог мне денег не даёт.

  1.07

* * *

Уютно жили мы в Аду,
с чертями дружными в ладу,
но реформировали Ад,
и что ни чёрт, то депутат.

  1.07

ИЗ РАЗДУМИЙ О ПАРАНОИКАХ

Людоед с людьми не дружит,
он своей идее служит,
замечательной идее,
как покушать посытнее.

Людоед людей голубит,
он их кормит, он их любит,
верно следуя идее,
как покушать посытнее.

  1.07

* * *

Трём в раздумиях лоб,
    демонстрируем класс,
всё хотим охватить,
    не упустим и крохи...
Я смотрю в микроскоп
    на себя и на вас:
до чего же огромны мы
    в нашей эпохе!

  1.07

* * *

Мы изолгались, и отсюда - зло;
устали врать - и сразу повезло;
и бомж сидит в подземном переходе
с табличкой "Помогите на бухло".

* * *

Над шахматной доской года летят,
не получил и не поставил мат,
позиция всё хуже, но играю
в надежде на ничейный результат.

  08

АСТРОНОМИЯ

Стучит ребёнок погремушками,
к его коляске прикреплёнными.
Всё остальное - астрономия.

[ТЕЛЕГИЗМ]

У собак сегодня пост -
кошек не хватать за хвост.

  2007

ФРАЗЫ И НАБЛЮДЕНИЯ

Много умных людей собрались вместе, и получился один большой дурак.

Сколько же надо мудрости, чтоб выжить, если ты инвалид на голову!

В душе у некоторых изначально не предусмотрена комнатка для представителя Бога.

Полное отсутствие Бога внутри человека можно скомпенсировать лишь бесконечно большим его количеством снаружи.

Паранойя лечится хирургически.

Люди ещё путают слово и дело: "поэт" звучит почётнее, чем "дворник".

Жизнь - это экстремальный вид спорта. Иногда очень интересно...

Бог сделал мыслителя атеистом, чтобы не мешать ему мыслить.

Справедлива ли власть большинства в обществе, где один труженик кормит нескольких бездельников?

Голая задница уже сверкает со сцены, но пока ничего не делает. Возможности для развития массовой культуры сохраняются.

И эти пьяницы, хапуги и святоши думают, что созданы по моему образу и подобию?! - возмутился Всевышний.

Инопланетяне к нам не залетают. Наверное, им не очень-то приятны кровавые мясоеды, возомнившие, что человек - это звучит гордо.

Социальная смерть - естественный этап жизни эгоиста.

Богачи, как правило, бедны: ничего не могут отдать добровольно и бескорыстно.

Автореферат книги: на примере Вселенной предпринята попытка её осознания, не приведшая к положительным результатам.

В мире, где уничтожены дарящие и уцелели отнимающие, а также такие, у кого нечего отнять из-за их бездарности... Но вы опять обвиняете меня в антирусских настроениях.

Я коммунист, придурок с детства. Отстаиваю равенство. Стукну бутылкой - таким же станешь.

Старый почтовый работник получил крупную премию за сохранение культурного наследия. Он опубликовал письма великих людей, не полученные их адресатами.

За разными философиями часто скрыты разные физиологии.

Когда честные люди борются за свободу, они забывают, что она будет и для мерзавцев.

БЕСОЗНАТЕЛЬНОЕ И ПРУЧИЕ ОЧЕПЯТКИ

Россия в этом благородном деле опять выступила в роли последника.

"Я прекращу грабежи!" - пообещал городской уголова.

Не партия, а секса какая-то.

Врач-стихотерапевт работал с большой группой стихопатов.

Нашей любимой команде "Спиртак" не удалось выйти на поле в основном составе.

Этот музыкант воистину генитален. Как же много у него поклонниц!

Музей открыл свои фонды для похищения всеми желающими.

Так и шпарит, так и шпарит за предыдующим бегуном.

Фигоценоз.

Мьюзыка.

Бомжия Матерь.

Пенсопение в подземном переходе.

Рентгееновская вспышка.

Сопрание чужих мыслей.

 

АНТИГУСАРСКАЯ ПЕСЕНКА

Любовь по-прежнему трубит:
"В поход!
    В поход!
        В поход!"
Цыганку-душу теребит:
"Вперёд!
    Вперёд!
        Вперёд!"

Любовь ли,
    похоть,
        а вперёд!
И пусть сдаются царства!
В поход!
    В поход!
Вперёд!
    Вперёд!
На подвиги гусарства!

Но проступает всё сильней
уютная примерность.
Любви сильней
из прошлых дней
бредёт старушка-верность.

Порыв ушёл,
ушёл,
ушёл,
перегорел в надсад.
Звучит отбой под валидол:
"Назад!
    Назад!
        Назад!"

2008 год

ЛАФАНИЯ

На маленькой нашей планетке
растут во все стороны горы,
и каждая выше всех прочих
в особом её направленьи.

  26.01

* * *

Всё стало на свои места
и оказалось неспроста,
и у одних пуста котомка,
а у других душа пуста.

  29.05

ПРО АД И РАЙ

Про Ад и Рай мы мало знаем,
хотя в самих себе их носим,
и всё же мы не замечаем,
какую чушь у Бога просим.

Про Ад и Рай мы мало знаем,
и, может быть, как высшей мукой
в Аду наказывают Раем -
довольством, праздностью и скукой.

  17.06

* * *

Мои современники, богатыри,
какие вы умные - чёрт побери! -
и власти ругать вы готовы часами...
Но где же вы сами?
Но где же вы сами?

Доносит газетка рекламу бесплатно;
пестрят заголовки, и сразу понятно,
какие проблемы важнее для вас -
СГЛАЗ и ЗАПОИ,
ЗАПОИ и СГЛАЗ.

  29.03

* * *

В Аду на миг из ничего
вдруг создаётся Рай.
Не бегай в поисках его -
трудись и создавай.

И пользуйся, пока твой флаг
не выдернет судьба,
и злая, жадная до благ
не набежит толпа.

  25.06

* * *

Мир исчерчен, словно сеточка
из линеечек тетрадных.
Счастье - маленькая клеточка
средь просторов необъятных.

Эта клеточка чуть светится
в высоте малодоступной.
Мне бы галочкой отметиться
в этой клеточке некрупной.

  17.03

АФИНА

(Из Сельштока)
Богиня мудрости, Афина!
Ты беспощадна и безвинна,
и я тебя не понимаю,
и, если даже обнимаю,
стою над чёрною дырой,
и рвётся в вихрях голос мой.

  13.09

* * *

Экологическая тропинка...
А вот для неё - мостинка,
и к ней ведёт проспектинка.
А вот для неё - травинка
последняя...

  5.10

2009 год
СЛУЧАЙНЫЕ СТРОКИ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Лечь просто так у окна,
руки раскинуть,
слушать пение птиц
и зелёный торжественный шум,
и тяга земная уже не страшна,
и - никакого скафандра!

  2009

* * *

Иди, Орфей, по Аду,
иди, играй и пой,
и помни, что награду
не уведёшь с собой.
Лишь на одно мгновенье
заслушается Ад,
но это достиженье
превыше всех наград!

  2009

* * *

В пивной не могут сесть и встать,
двух слов связать,
себя назвать.
Но, как руководить страной,
все разбираются в пивной.

  2009

* * *

Жизнь - это путь по пустыне;
песок смыкается с небом,
и "отпуска нет на войне".

Жизнь - это путь по пустыне;
и там, где ты упадёшь,
продолжится путь по небу.

  2009

2010 год

* * *

Вселенная - бешеный сад:
созвездья-соцветья горят,
и к тайне идут пилигримы,
и нет им дороги назад.

  2010

НАБЛЮДЕНИЯ Ю.Н.

Наша страна - богатая! И поэтому скоро станет бедной.

Коммунизм - это прекрасный строй, и он тем прекраснее, чем меньше людей в коммуне. Особенно хорошо при единственном коммунисте.

Все те гадости, которые вы говорите о своём выборном правителе, относятся к вам самим.

Преждевременная демократия имеет свойство перерастать в фашизм.

Вряд ли у жизни есть изначальная цель. Вряд ли цель в ней самой. Но цель жизни возникает из жизни и уходит за её пределы.

В этой Вселенной не так уж важно, что будет в скором времени; важнее - что происходит сейчас и что будет в далёкой перспективе.

В этой Вселенной важно то самое маленькое, что ты делаешь сейчас, и то самое большое, о чём ты думаешь.

Антисемитизма у нас нет, но очень неприятно, когда тебя считают евреем, а ты не еврей.

Если бы мы жили вечно, у нас не было бы ни прошлого, ни будущего, а только настоящее.

 

2011 год

* * *

Очень жаль, но для страны пока
умный жулик лучше дурака;
не пинайтесь - хуже будет, если
рухнет власть от нашего пинка.

  3.01.2011

* * *

Раскинув лапы, спит огромный зверь;
он развалился широко, просторно,
проносятся в мозгу его теперь
собачий лай, и выстрелы, и стоны.
Леса, болота, горы и долины
засыпал снег в башке его звериной.
Он за зиму осунулся, продрог
и вот на вешнем солнышке прилёг,
и дремлет под жужжание осы...
Его не надо дёргать за усы.

  Май 2011

* * *

Не нам народных бурь бояться:
ведь, если хочешь напрямки,
то лучше со столбом бодаться,
а с властью как-то не с руки.

Не нам народных бурь бояться:
ведь вражьим бредням вопреки
у нас кругом сплошное братство,
и люди все у нас - братки.

  30.04.2011

* * *

Мы услышали в испуге
непонятные слова:
от Москвы и до Калуги
за год вырастет Москва.

Богачи не оплошали -
побежали, побежали.
Мы же с вами остаёмся,
на дома глядим в тоске
и однажды задохнёмся
в этом каменном мешке.

  09.2011

* * *

Приятно прославлять вино,
когда оно запрещено;
в противном случае - противно,
не поэтично как-то, но...
Но прославляем - стыд и срам! -
всех убедил старик Хайям.

  29.11.2011

* * *

Мы за свободу воевали,
и деньги нас не волновали,
а принцип: чтоб не только ОН,
чтоб ВСЕ свободно воровали.

  7.12.2011

* * *

Дай дебилу сделать реферат,
чтоб он был своим успехам рад,
пусть себе качает и считает,
что Эйнштейну и Ньютону брат.

  10.12.2011

НАБЛЮДЕНИЯ Ю.Н.

Мы ищем в космосе братьев по разуму, а нужно - по глупости.

Господин полицейский! - Ну и милиционер же ты...

Мы верим в Россию, но мы ей не доверяем и потому храним деньги в Швейцарии.

Детство - это время гигантских упущенных возможностей.

Пропаганда спорта и насилия.

Краткость нашей жизни - защита от катастроф.

Он шёл против Бога: Бог решил, что этот народ безнадёжен и должен погибнуть страшной смертью, а он пытался спасать, лечить, учить.

В далёкие-далёкие времена люди ещё путали слово и дело. Тогда поэты считались хорошими людьми, а дворник - никчёмным человеком.

Осторожно! У него гон, и он выпил.

 

2012 год

КУЛЬТУРА ГОЛОГО ПУПКА

Культура голого пупка
не выразительна пока.
Пупок пока ещё не красят
и демонстрируют слегка.

Ещё не ведает народ,
что нужно выставлять вперёд,
свой оголённый и прекрасный,
свой неумеренный живот.

Ещё нам не сказали хмуро,
что это высшая культура,
и, если спрячет кто пупок,
займётся им прокуратура.

Ещё верховный центропуп
не объявил, что очень глуп,
зато имеет самый главный
и самый голый в мире пуп.

Ещё неведомы пути,
и очень радостно идти
от осознанья мысли ясной,
что у страны всё впереди!

* * *

Как надоели вы, пустые! -
ворьё,
    невежды
        и скоты...
И всюду страсти роковые,
и полон бурь стакан воды.

НАБЛЮДЕНИЯ Ю.Н.

Время - это мера количества событий, в том числе в микромире.

События в разумном микромире синхронизированы по всей Вселенной, и только поэтому она обладает единым временем.

Наверное, у некоторых в штанах шевелится хвост, и они кричат о своём божественном происхождении, чтоб никто не догадался.

Параноик - это профессия, а мы все - любители.

Люди делятся на тех, кто ходит на работу и кто работает.

Трудолюбие или глупотрудие?

Расставить бы на все посты порядочных людей, но у них нет опыта административной работы.

В стихах должна быть схватка бога и чёрта, а когда кто-то из них победил - это уже не поэзия.

Многим людям проще совершить мировую революцию, чем бросить пить.

 

2013 год

НАБЛЮДЕНИЯ Ю.Н.

Счастливы люди, которые хорошо учились, они занимаются делом, а остальные идут в начальство.

Завтра в Москве осуществляется праздничная акция - ночь сна, в течение которой вы можете бесплатно поспать до полуночи, пока не начнётся ещё одна акция - ночь барабанной музыки.

Фестиваль экстремальных видов спирта.

Он не пьянствовал, не воровал и вообще подрывал основы нашего общества.

Ещё и материться в адрес нашего правительства!? Не много ли ему чести! Его просто нет, и давайте жить. - Что? И житья нет? - Ну это уже перебор...

Удобно, когда слова громкие: можно не вслушиваться.

Учёные потому и учёные, что учились, а учились потому что глупые, а умные сразу умели жить.

Учитель объясняет понятным языком: "Параллелепипед - это подвыпивший кубик, окосевший, стало быть. А что такое параллелограмм?"

Реорганизация - это такой способ, которым выше стоящие утверждаются над ниже стоящими ценой развала работы.

Смотрите, это выступает король современного искусства, а вместе с ним - герцог современного искусства.

Если победа Бога полная, она незаметно переходит в полную победу Дьявола.

 

Уральские стихи


1-ый год

УЧЁНЫЙ

Посвящу-ка я жизнь изученью скелета,
это будет работа как раз для меня.
Бой настенных часов, тишина кабинета
и открытья научные день изо дня.

На окно я повешу тяжёлые шторы,
и зажгу над столом электрический свет,
и запрусь изнутри на стальные запоры,
и поближе к себе пододвину скелет.

Пусть лентяй убеждённый зевает от скуки,
пусть любитель веселья пирует в ночи,
пусть поклонник сердечной гусарской науки
осуждает меня со своей каланчи.

Чем расходовать время беспечно и глупо,
я возьму позвонки и поставлю их в ряд,
на височную кость посмотрю через лупу
да промерю берцовую раз пятьдесят.

Чтоб записывать номер и год препарата,
я куплю в культтоварах потолще тетрадь
и для самого главного в жизни трактата
матерьял постепенно начну собирать.

Благодатная жизнь! Никакой нервотрёпки!
Никаких сквозняков! - только кости и пыль,
только тряпки и трубки, пробирки и пробки
да в углу за скелетом со спиртом бутыль!

И как выйдет трактат с корешком золочёным
и с трактатом моим познакомится свет,
разнесётся молва о великом учёном,
ежедневно всю жизнь изучавшем скелет.

ЗАСТОЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Одному великому обличителю толстых
Где же ты, угодник чрева?
Стол накрыт, обед согрет,
на седьмое нам жаркое,
на восьмое - винегрет.

Есть яичница и масло,
молоко и колбаса,
бутерброд с сырковой массой -
не обед, а чудеса!

Ложка есть,
вилка тоже.
Можем есть,
сколько можем.

Из рубахи пузо прёт
у китайского монаха.
Набивай и ты живот,
чтобы треснула рубаха!

В этом высшее блаженство,
смыслов смысл и нега нег,
потому что совершенство -
это сытый человек.

Ложка есть,
вилка тоже.
Можем есть,
сколько можем.

Не тверди, что скоро лопнешь,
не хватайся за живот -
ешь беф-строганов и плов ешь,
ну а лопнешь - заживёт.

И без всяких ой-ёй-ёй
выше чаши, громче тосты!
Это внешне ты худой,
а внутри ты толстый, толстый!

* * *

Вы мысль таите - только тем умны,
не мыслите совсем - совсем умны.
Свобода мысли и свобода слова
лишь только шизофреникам даны.

* * *

Мир мой!
Наивный тихий мир...
Но ведь и я
познание считал основой счастья,
но ведь и я
шёл на огонь, а это лёд
обманчиво сверкал при лунном свете.
О, нет, как сладко погрузиться
в пучину тысяч мелочей.
Иди, пока идёшь,
куда - не думай.
Мир мой!
Наивный тихий мир
микрозабот.
Зачем? - вопрос ненужный.
Как? - проблема.

2-ой год

ДОМОВОЙ

Вере Каштановой
Я один живу в квартире,
я не шибко семьянин,
но, бывает, забываю,
что в квартире я один.

Прихожу домой с работы,
удивляюсь, не пойму,
почему чулан не заперт,
свет на кухне почему.

Спотыкаюсь обо что-то,
ну, конечно, о сапог.
Просто так сапог у входа
я никак забыть не мог,

В этом доме, в этом доме
домовой всю ночь шалит:
то приёмник заиграет,
то будильник зазвенит.

Ведь я выключил приёмник,
ведь я выключил его!
Почему же он играет?
Это просто волшебство!

А будильник? А будильник?
Почему звонит он в три?
Не сама же стрелка ночью
переставилась внутри!

Домового не увидишь,
но в ночи средь тишины
он скребётся, он крадётся
по стене и вдоль стены.

Домового не увидишь,
но подумай головой:
разве мог забыть ты столько?
Нет, конечно, домовой!

Ведь, бывает, забываю
корку сыра в кухне я -
домовой, такой хороший,
убирает за меня!

РУБАИ

Друзья мои, примите рубаи;
друзья мои, любите рубаи;
любите их, друзья мои, за краткость...
Не то поэмы вам пришлю мои!

* * *

Я не творю - я только подражаю
и этим вас, конечно, раздражаю.
Не можешь солнцем быть, так будь луной! -
и свет Хайяма я вам отражаю.

ПЛЕЯДЫ

Мы - горстка звёзд,
мы - блёстки,
мы - Плеяды.
Мы вам заметны средь вселенской тьмы
лишь потому, что мы друг другу рады,
лишь потому, что существует "МЫ".
А вот наш свет.
Его колеблет воздух,
и вам, на нас глядящим, невдомёк,
что вместе мы - сверкающий мирок,
а порознь - еле видимые звёзды.

* * *

Не спрятать ржавчины под позолотой,
разлада - под цинизмом и зевотой.
И кто-то водкой оглушит себя,
а кто-то оглушит себя работой.

ЧЕЛОВЕК

Ему б играть на дудке и гитаре
да гоготать среди подружек в баре,
а он веками истину искал,
чтоб задохнуться в атомном пожаре.

* * *

Ученики! Увы, я их люблю
и на сомнении себя ловлю:
нужна ли им та самая "культура",
чтоб век терпели всё, что я терплю.

* * *

Когда такие наступают дни,
что тот хорош, кто требует "распни",
будь как учитель тот из Назарета -
шкалу и целый мир переверни.

* * *

Забыли звёзды хоть разок блеснуть,
и снежный ветер зло ударил в грудь...
Нет, нет, не втиснуть жизнь в четыре строчки!
Но символичен этот зимний путь.

СКРОМНОЕ ПРИЗНАНИЕ ДРУЗЬЯМ

Уже три месяца не вижу звёзд,
заботы тянутся за мной, как хвост,
не хватит времени взглянуть за тучи,
хоть разик выпрямиться в полный рост.

* * *

Жизнь - это вспышка, вечность - это мгла,
и он спешил окончить все дела,
ежеминутно думая о смерти...
В бреду предсмертном жизнь его прошла.

* * *

Во мне живут учитель и пиит,
учитель верой праведной горит
и строит в душах розовые замки...
Пиит сломать всё это норовит.

ПРАЗДНИЧНОЕ ЧЕТВЕРОСТИШИЕ КОЛЛЕГАМ

Возня и смех... Вот затрещала парта...
Ах, сколько В НИХ весеннего азарта,
ах, сколько В НАС усталости УЖЕ,
а ТОЛЬКО ЛИШЬ ЕЩЁ восьмое марта!

* * *

Какая тишь кругом! Во мраке
молчат дома, дворы, бараки...
И только трубы с белым дымом.
как восклицательные знаки.

* * *

Как трудно в этом мире кем-то СТАТЬ.
Гораздо проще верить и мечтать
и, натыкаясь на улыбку "взрослых",
о планах "детских" мило лепетать.

ДРУГУ

Лишь только красоту души я славлю,
по сорок раз две строчки правлю, правлю
и заставляю петь в стихах слова,
но душу петь никак я не заставлю.

И жду, мой друг, твоих стихов уж год.
Вернись к стихам - верни душе полёт.
Пусть не всегда слова тебе послушны,
в твоих стихах душа твоя поёт.

МАРСИАНСКИЕ ЭТЮДЫ

1

Да, я здесь,
и в этом нет ничего удивительного.
Этот мир мне знаком.
Спокойно
смотрю ма переплетение линий
и
ничему не удивляюсь.

Кто-то берёт меня за руку и ведёт в кабину
Он - вежливость и вниманье.
Плавно отчаливает лифт,
и раздвигается горизонт,
но
я ничему не удивляюсь.

И всё же этот мир я вижу впервые.

Вот он,
чужой и таинственный,
далёкий и романтичный
мир будущего!
Мечта детства...
Марсианские будни...
Марс...

Вот он!
Шагни же в него, шагни.
Ведь это он.

Спокойно
бьётся сердце,
глаза
лениво вбирают простор и порядок,
не останавливаясь ни на чём.

Мне,
свободному дикарю
из XX века
душно,
душно среди
шахматно-строгих полей
и взметнувшихся лестниц
к небу.

Отсюда не проснуться.

А Земля?
Капитализма не стало.
Моря и горы,
материковый базальт и воздух - всё,
всё
спеклось в единый ком, как стекло,
а после
возник новый пояс астероидов.
И некому было
сложить легенду о безумном Фаэтоне.

Вновь
меня берут за руку,
но я не здесь...
Вновь
что-то хотят сказать,
но мне ли?

Я не нужен им.
Их жизнь
убежала далёко, как жизнь
внуков и правнуков
от доживающих век стариков.

Скорей бы меня забыли.
Скорей бы вечер.

Скорей бы!

2

Кто-то назвал это чувство ностальгией.
Ностальгия по Родине,
ностальгия по близким,
ностальгия по счастью,
ностальгия по детству,
а в детстве -
ностальгия по дальним странам.

Вечная жажда!

Вот этому стройному юноше
снится Дорога.
Он хочет шагать и удивляться,
он хочет шагать по Земле
всю жизнь.

А эта робкая девушка
мечтает взлететь,
пролететь над ещё не проснувшимся миром,
над ещё погружённым в туман лесом,
пролететь и растаять в предутренней мгле.

Их мечты
разобьются о жизнь.
Будет больно,
будет очень больно,
но ведь кто-то
будет шагать по Земле,
а кто-то
пролетит и растает в предутренней мгле.
И в этом суть жизни,
в этом - смысл.

Мы живём для того,
чтоб отдать себя людям,
мы живём их жизнью,
а они - нашей.
Тогда
в наши светлые комнаты
не вползает серый ядовитый паук -
скука.

Мы живём.
Летят годы, но мы
бодро идём сквозь пургу,
и мир
полон тайны,
полон удивительного.
Детство
не покинуло нас, а ушло вместе с нами
из детства.

Но этого нет.
Этого нет.
Нет.
Это всё потеряло свой смысл.
Разве может быть смысл в том, чего нет?

Я вырождаюсь.

Так вырождаются народы
от самой искренней заботы,
так без поражений нет смысла
в победах.

3

Вот и вечер.
Сумерки.
В небе игрушечный серпик.
Это - Фобос.

В саду
много растений.
Эти растенья - цепочки и сетки
из
фиолетово-сине-зелёных колец,
вложенных одно в другое.
Они - тяга к свету.
Их кольца
медленно шелестят в умирающем ветре,
как чешуя,
лелея свой матовый отблеск.
В них - гелий?

Дальше...
А дальше кончится сад и начнутся
сплетения линий,
те же квадраты
по плану разбитых
полей...

Только вечернее небо над садом
живое.
Созвездья
не изменили своих очертаний,
и ковш
опрокинут на сад,
и вечерняя свежесть
льётся на сине-зелёные кольца растений.
Веет
чем-то грустным и знакомым
от фиолетово-далёкого заката.
Иду по детству,
по ночному лесу
на поиски зелёных светляков...

3-ий год

* * *

Друзья мои, живите наугад,
влюбляйтесь, поступайте невпопад,
пока нам всем мозги не заменили
на электронно-счётный аппарат.

* * *

Грядущее! Мечта любых эпох!
Прекрасен мир! Свободен каждый вздох!
А может быть - в войну играют дети,
и миром правит банда четырёх.

* * *

Побудь у слабости на поводу,
влюбись в чужую синюю звезду,
оберегай, лелей её свеченье,
не погаси, предотврати беду.

* * *

У нас сегодня минус пятьдесят.
На стенах иней, а дрова трещат
и печь растоплена до красного каленья...
Ну что ж, Урал, входи в мой рубайат.

МОНАХ

Воспоминанья, отойдите!
Лишь только сладостью греха
влечёт нас эта нить событий,
вся эта прошлая труха.

И вспоминается, как втайне
взглянул тогда в тот первый раз,
и взгляд ответный, неслучайный,
и огонёк при встрече глаз;

и то, как часто мы встречались,
и то, как месяцы шли, шли,
а мы - смешно звучит - общались,
мы подружиться не смогли;

и то, как в зале раздавался
мой первый вальс, а я мрачнел
и вообще сбежал от вальса
лишь потому, что не умел;

и то, как села на ступени
у низких каменных перил,
и голову я на колени
тебе тогда не положил;

и то, как... Память! Память, сжалься!
Зачем тогда при свете звёзд
к твоей груди я не прижался
под соловьиный перехлёст.

И вот живу забыто, постно,
не зная даже адрес твой...
Зачем я так легко и просто
расстался навсегда с тобой?

Лишь на единое мгновенье
я утонул в твоих глазах
и тут же взгляд отвёл в смущеньи
и отошёл... Зачем? Монах!

Монах! Монах! Служитель страха...
Прощай, минувшее! Прощай!
И келью старого монаха
в его ночи не посещай.

* * *

Уже давным-давно за двадцать.
Не гениален. Не угнаться
за тем, за этим, за другим...
И так не хочется сдаваться!

ЧАЙ

Не проповедуй алкогольных пыток,
из песен пафос винный исключай!
Да будет чай! Божественный напиток,
невинный чай, большой и добрый чай!

И кто б ты ни был - вечный неудачник,
распределенья ждущий выпускник,
районный фельдшер, захандривший дачник
иль вообще учитель с пачкой книг -

не возноси судьбы своей плачевность
и пей с друзьями щедрый эликсир.
Дарует он беседе задушевность,
душе - покой, больному горлу - мир.

Лишь только солнце сходит с небосклона,
он манит нас вскипевшим говорком,
и ярко-жёлтым серпиком лимона,
и седоватым вьющимся парком.

Среди хлебов, среди конфетных горок
он царствует, учитель, друг и врач.
И сладок он, и, если нужно, горек,
и, если нужно, крепок и горяч.

И, если нужно, он в душе холодной
остывшие мечты разгорячит,
и ты воспрянешь, и в груди свободной
взволнованное сердце застучит.

И ты поймёшь, и ты полюбишь друга
за искренность, за мысль и за полёт,
и вырвешься из суетного круга,
и всё в тебе от счастья запоёт.

Ты бросишься кому-нибудь на помощь,
ты маленький затеплишь огонёк,
и кто-нибудь, почти погибший в полночь,
почувствует, что он не одинок.

Но если ты увидишь чью-то грешность
и, вскипятившись, крикнешь: "Бей их, бей!" -
остудит чай чрезмерную поспешность:
сперва подуй - и только после - пей.

Люблю я эти тихие беседы
за скромным, за непраздничным столом;
и споры, и расспросы, и советы,
и искренность, и истинность во всём.

Так, может быть, не будем суетиться
и за грядущим днём лететь сопя?
Попробуем хоть раз остановиться
и с удивленьем выслушать - себя,

понять, что нужно нам на самом деле,
припомнить наши первые мечты
и тем путём пойти к желанной цели,
который оградит от суеты.

Попробуем на сделанное нами
без розовых очков хоть раз взглянуть,
увидеть и не пламя, и не знамя,
а скучный и весьма обычный путь,

Учёба, повседневная работа,
семь тысяч мелочей - на одного.
А ты всё ждёшь за годом год чего-то,
но, видно, не дождёшься ничего.

Какие-то сомнительные сдвиги,
писанья в стол, мечтанья в забытьи...
А где-то - ненаписанные книги,
открытья несвершённые твои.

А где-то - Гималаи, Кордильеры,
атоллы, джунгли, пальмы и моря,
другие страны и другие веры -
мечта неутолённая твоя.

А где-то - сквозь невзгоды и ненастья
прошедшие с победами друзья.
Они уже познали привкус счастья,
их обмануть и сбить с пути нельзя.

А где-то - синева, простор для ветра,
калитка, дом, знакомое крыльцо,
девчонка, и веснушки щедро-щедро
весёлый кто-то кинул ей в лицо.

А где-то...
    Впрочем - где? В мечте? А рядом
отчёты, планы - жизнь среди бумаг.
Когда её окинешь трезвым взглядом,
осознаёшь - не так живём, не так.

О пенсии печёмся, об окладе,
пропиской дорожим, а не мечтой,
и детям дарим счастье в шоколаде
с классической начинкой - пустотой.

Ну так уснём, чтоб утром встать другими,
не сбитыми потоком кутерьмы,
умелыми и смелыми - такими,
какими стать мечтали в детстве мы.

Попробуем?! И честно, и открыто,
но не по-детски - с опытом, умно.
И да не будет ГЛАВНОЕ забыто!
И да свершится всё-таки ОНО!

Но...
    стоп, друзья! Накал стиха умерим
и кипятильник выключим в душе,
а то мы ищем, пишем, спорим, верим.
а нас никто не слушает уже.

Теперь я вас пореже навещаю,
с Урала к вам на чай не забегу,
но не отчаиваюсь, верю чаю
и чайник мой зелёный берегу.

Затапливая и рассвет встречая,
я в термос наливаю чай с утра,
и, отработав день, за кружкой чая
спокойно коротаю вечера.

Меня не тянут шумные попойки
с хмельным угаром дружеских бесед.
Там только внешне искренни и бойки,
а в глубине - глухой несвязный бред.

Письмо от друга - лучший собеседник,
когда не чай в округе господин;
и я, как чайной жизни проповедник,
в субботу за столом сижу один.

Но благодарен я судьбе и чаю,
и благодарен каждому письму,
и, если на письмо я отвечаю,
то мне не одиноко одному.

Я славлю в письмах-песнях чаепитье,
я славлю тех, кто чаем нас поит,
и повторяю снова, как открытье,
банальнейшую истину:
        Пиит!
Не проповедуй алкогольных пыток,
из песен пафос винный исключай!
Да будет чай! Божественный напиток!
Невинный чай! Большой и добрый чай!

Да будут наши тихие беседы
за скромным, за непраздничным столом,
и споры, и расспросы, и советы,
и искренность, и истинность во всём!

4-ый год

Посв. Михаилу Чегодаеву

Здесь говорили об искусстве,
о сильном чувстве,
смелой мысли
и о бессмертии стихов.

А где-то шли танки.

Здесь рассуждали о свободе.
о смысле жизни,
альтруизме
и о непротивленьи злу.

А где-то шли танки.

Здесь улыбались, восклицали,
друг другу пожимали руки,
торжествовали над врагом,
смеялись, пели...

А где-то шли танки,
и они были уже близко.

ТАМ СРЕДИ ЗАРОСЛЕЙ...

Там среди зарослей воды ручейные,
джунгли болотные, земли ничейные!
В облачных зонтичных жизни жужжание,
крыльев движение, ножек шуршание.
Пчёлы с обножками резко снижаются,
и язычки вглубь цветка погружаются;
рядом бронзовки сидят изумрудами
вместе с журчалками золотогрудыми,
вместе с изящными тонкими осами;
и переполнено небо стрекозами,
а в бузине меж корней и репейника -
шелест воинственного муравейника...

ОСЕННЯЯ НОЧЬ

Здравствуй, добрая ночь!
Осенняя тёплая ночь!
Я прошагаю тебя
по широкой бетонной дороге
через поля и леса,
проверяя дорогу по звёздам,
слушая шелест листвы
и стрекотанье цикад.
Я прошагаю тебя
по широкой бетонной дороге,
чапая грязью вблизи
новых посёлков и фабрик,
и на рассвете приду
к одноэтажному дому.

Месяц в ветвях заблудился,
прыгает с пихты на пихту
и, оттолкнувшись, плывёт,
словно челнок по заливу.
Вот прочертил метеор
яркую нить в Орионе,
ветер донёсся с полей,
и переполнилось тело
радостным чувством свободы.
Здравствуй, добрая ночь,
осенняя тёплая ночь!
Я прошагаю - один -
всю тебя - и на рассвете
передохну от дороги.

* * *

Устал посёлок от проблем:
"Где?", "Кто?", "Кого?", "За что?" и "Чем?"
Все норовят услышать: "Кто?",
"Куда?", "На сколько?" и "За что?"

ЛЕСОРУБЫ

Рукавицы, шапки, шубы...
Приходили лесорубы,
заводили бензопилы
и пилили, что есть силы.
Пели,
пилы,
пили
смолы,
распилили
дали-долы,
и попадали леса,
и открылись небеса,
и раздвинулся простор
от морей до синих гор.
Ни куста,
ни деревца -
поле,
поле,
поле,
поле,
поле,
поле без конца!

ХОРОВОД

Это кто там пляшет?
Что за чудеса!
От мороза даже
у Луны слеза.

Поле в лунном свете.
Снеги глубоки.
А снежинки эти
словно огоньки.

В шапках-невидимках
целый хоровод -
пляшет на снежинках
маленький народ.

Пусть морозы люты!
Пусть бездонна высь!
Маленькие люди
за руки взялись.

Маленькие свечки
в искристом огне.
Пляшут человечки
в лунной тишине.

Снежное раздолье!
Праздничный мороз!
И сверкает поле
тысячами звёзд.

СТУЧАЩЕМУСЯ В СКАЛЫ

Из века в век стучит прибой,
стучит о скалы;
и некто глупой головой
стучит о скалы,
о те же скалы.

Он думает, что разобьёт,
расколет скалы,
и солнце весело сверкнёт
сквозь эти скалы,
глухие скалы.

Ещё чуть-чуть, и треснет лоб
от благородства,
но не найдётся знаков "STOP"
для дон-кихотства,
для дон-кихотства.

Не разбиваются мечты
об эти скалы,
ты даже счастлив, если ты
стучишь о скалы,
об эти скалы.

И кто на свете не мечтал,
не верил в счастье!
Какой высокий идеал!
Какое счастье,
большое счастье -
    стучать о скалы!

КОРАБЛИКИ

Ученикам Ильичёвской школы
Мы ликуем, мы слагаем
наши первые стихи
и кораблики пускаем,
перегнув черновики.

И уходит, и уходит
к неизвестным берегам
тот бумажный пароходик,
что пустить случилось нам.

И куда-то, и куда-то
уплывают на века
и события, и даты,
и листки черновика.

И смеётся, и смеётся
над мечтами кто-то злой.
Ничего не остаётся
в дымке нежно-голубой.

Но доходит, но доходит
к нашим внукам и сынам
тот бумажный пароходик,
что пустить случилось нам.

И ликует, и слагает
кто-то первые стихи.
и кораблики пускает,
перегнув черновики.

* * *

Волшебный мир! Ты снишься нам,
и руки тянутся к рукам,
и песни улетают к солнцу
и вспыхивают где-то ТАМ.

ЗАРИСОВКА В ПУТИ

Впотьмах по замети иду, иду...
И кто-то там забыл зажечь звезду,
и кто-то постарался путь по жизни
таким же сделать, как и путь по льду.

Иду, иду - сквозь темень, сквозь метель.
За снежной далью, за холмами - цель.
И это всё, друзья, в буквальном смысле,
а то к чему мне эта канитель?!

В буквальном смысле я иду по льду,
на самом деле не найду звезду,
которая была и в тучах скрылась,
и цель реальную имею я в виду.

Из-за холма посёлок мой сверкнул,
фонарь, едва контача, подмигнул,
залаяла собака, и у клуба
кого-то кто-то сочно матюкнул.

ЛИРИЧЕСКОЕ

Сижу с настольной лампой.
Вскакиваю.
Хожу по комнате.
Сажусь.
Пишу концерт для ветра и органа.
Прислушиваюсь к музыке.
Вздрогнув,
смотрю на часы.

АНТИЧНОЕ

Говоришь: институт я закончу,
    устроюсь работать,
подыщу посветлее квартиру,
    поближе к работе,
и машину, и дачу куплю
    и женюсь - как по маслу
легко и счастливо
    пойдёт моя жизнь.

Заказать своё счастье ты хочешь,
    меню изучая;
а оно не жаркое на блюде,
    а вольная птица.
Начинается счастье внезапно,
    без предупрежденья,
кончается быстро.
    Мелькнуло - и нет.

Ольге Таллер

Человек устремлён к свету.
Он - порыв. Он - мечта о высоком.
В мире больном и жестоком
человек устремлён к свету.

Он руками тянется к солнцу.
Тонким стеблем в колодце
человек устремлён к свету.

И чем гуще и гуще темень,
тем сильней и сильней он с теми,
кто из тьмы устремлён к свету.

И когда ломается стебель
и сгущается полная темень,
он мечтой устремлён к свету.

И когда он совсем пропойца,
всё равно он не успокоится,
всё равно устремлён к свету.

Он мучительно хочет забыться,
только этого не добиться -
он душой устремлён к свету.

Где-то там в глубине души
всё равно устремлён к свету.

В ЧЕСТЬ ВОИТЕЛЕЙ-ГЕРОЕВ

(Из Анакреона)
В честь воителей-героев
гимны петь и мне хотелось,
брал гитару, но лишь только
о веснушках Нинки пелось.

Я о подвигах гражданских
петь пытался, но гитара
сразу трескалась, и струны
рвались с первого удара.

Так простите же, герои!
Не о стройках, не о пушках -
я бренчу на шестиструнке
лишь о нинкиных веснушках.

РЕПЛИКА

Самый пышный отчёт
подаёт
обычно тот,
кто весь год
уклонялся от
работ.
Вот.

* * *

Главенствуй, сильной личностью слыви,
но в тех, кто рядом, личность не дави -
не то с безликими помрёшь со скуки,
читая в их словах слова свои.

* * *

Года как поезд и как вихрь,
Возникло - пронеслось...
И горе в них, и радость в них,
и властный стук колёс.

Идут года, идут года
и что ни год - быстрей.
Тебе туда, тебе туда
на зов ночных огней.

Всё нужно сделать на ходу:
отверить, отмечтать,
всего себя отдать труду
и в жизни кем-то стать.

Всё нужно сделать на ходу:
под стук колёс сквозь дым
заметить робкую звезду,
плывущую над ним.

Но только некогда мечтать -
вперёд, вперёд, вперёд!
Не пересесть, не переждать,
свернув за поворот,

не посмотреть издалека
на суету земли...
Звезда ныряет в облака,
теряется вдали.

Идут года, идут года
и что ни год - быстрей.
Тебе туда, тебе туда
к последней горстке дней.

Безостановочны года.
Не упади! Держись!
От некогда до никогда
всего лишь только жизнь.

* * *

Всю жизнь
я слушаю музыку.
Это тихая музыка
моей жизни.
Когда-то она звучала таинственно,
доносясь из прохладных загадочных гротов,
из леса, где живут и прячутся сказки.
Но вот она вспыхнула ярче,
куда-то рванулась,
позвала,
переполнила душу волненьем и страстью...
А потом зазвучала нежно-нежно.
Это пришла весна.
Всю жизнь
я слушаю музыку.
Это тихая музыка
моей жизни.
Чёрной и белой нитью
вплелись в её ткань
грусть и радость.
Быть может, ещё раздадутся победные нотки,
и заиграют торжественный марш
отчаянные музыканты,
но там,
в самой-самой глубине души
всегда
будет тихая нежная музыка.
Это тихая музыка моей жизни,
это и есть сама жизнь,
и в зале погаснет свет,
лишь смолкнут её последние аккорды.

5-ый год

* * *

Прочитай стихи свои - себе
в комнате холодной
о своей загадочной судьбе,
грустной и свободной.

Прочитай, пугая тишину
безответным словом,
и ступай готовиться ко сну
и к сомненьям новым.

ЗИМА УГРЮМАЯ

Зима угрюмая, согрей
над печью зябнущие руки!
А там, быть может, много дней
ещё осталось у старухи.

Сегодня кашель одолел,
и долго-долго ей не спится,
и вереница прежних дел
всю ночь в её виске стучится.

Оплакан муж, уехал сын,
а для старухи всё тут свято,
и так же тикают часы,
как раньше тикали когда-то.

И вымыт пол, и убран сор -
лишь малость сена у плетёнок,
где не забитый до сих пор
из-под скамьи глядит козлёнок.

Не поднялась, видать, рука,
и как же нежности в ней много!
И потому живи пока,
чтоб не было ей одиноко.

А завтра - сыну пара слов
и мысль - а может быть ответит,
напишет просто: жив-здоров -
а вдруг возьмёт и сам заедет.

Ну так, зима, согрей, согрей
сухие старческие руки!
И там, как знать, немало дней
ещё осталось у старухи.

И в дом ещё одна весна
зайдёт с весёлым стуком капель,
и потому уснёт она
легко, едва отпустит кашель.

ДОРОЖНАЯ ПЕСНЯ

И вот повеял ветер странствий,
скрутил сухую пыль столбом.
Дорога радостная, здравствуй!
И до свиданья, отчий дом!

Конец наивным детским грёзам
и тихим дням в кругу семьи.
Я выхожу навстречу грозам,
навстречу свету и любви.

Взметнулась пыльная позёмка,
и мрачен лес предгрозовой.
Со мной походная котомка
и посох страннический мой.

Ещё, быть может, сбыться грёзам,
и вспыхнут ярко дни мои.
Я выхожу навстречу грозам,
навстречу свету и любви.

ЭЛЕКТРОИНСТРУМЕНТЫ

Они вошли в эфир
с талантом изначальным
и завоюют мир
космическим звучаньем.

Пока они шумны,
и в детстве несмышлёном
в шутов превращены
над миром упрощённым.

Но мир не так-то прост,
и миру хватит горя,
чтоб доплеснуть до звёзд
мятежный рокот моря,

немую боль друзей,
предсмертный шёпот близких
и надо всем - елей
расчётов самых низких...

    О, боже мой, как ты
    трагически далёко!
    Почти у той звезды,
    горящей одиноко.

    С котомкой...
    На лугу...
    Пастушкою...
    У стада...
    А я к тебе бегу
    всю жизнь кругами ада.

    А я к тебе бегу,
    и чаянья, и муки,
    и звёздную тоску
    вплетая в эти звуки.

* * *

Посвящается Н.Л.
Ну и могло же так случиться! -
сплелись в одно Любовь и Русь,
и за какой-то чудо-птицей
я по Святой Руси гонюсь.

Она порой сверкнёт в улыбке
среди веснушек на лице,
но это только по ошибке,
чтоб обмануть опять в конце.

То, заплясав на лицах-масках
осенней ночью у костра
она возникнет в страшных сказках
с багровым отсветом пера,

но утро холодно и строго
сожмёт всего-всего в тоске,
и сказки нет, а есть дорога
да посох странника в руке.

Иду, иду за чудо-птицей
по светлой утренней Руси,
чтоб тронуть, вспыхнуть, удивиться,
достичь, познать и обрести.

О, жизнь моя! Ведь ты отныне,
как перелив её пера, -
очарований и уныний
замысловатая игра,

и вдоль дороги по кюветам
цветут прошедшие года;
освещена волшебным светом
дорога будничная та.

Так неужели нету прока
в любви упрямой, но земной,
а есть дорога, лишь дорога
да посох страннический мой?!

* * *

С цивилизацией одна беда:
пиджак нас отучает от труда,
ходить не позволяет нам автобус,
летать во сне мешают провода.

* * *

Увы, не любишь ты меня.
Молчу. И ты молчи.
Давай следить игру огня
в открывшейся печи,

да слушать вьюгу за окном,
покуда дети спят,
покуда этот мирный дом
для нас обоих свят.

Шла за тобой любовь моя
сквозь дали и года.
И вот - наш дом, и вот - семья,
и это навсегда.

А что не любишь ты меня -
прости. Люби детей,
чтоб их весёлая возня
была судьбой твоей,

чтоб наша печь была тепла,
и был уютен кров.
Не станет эта ночь светла
от наших горьких слов.

И потому молчи, молчи.
Я прав. И ты права.
Ну так запомним жар печи
и как трещат дрова,

запомним этот зыбкий свет,
молчанье и уют.
Быть может, в нашей жизни нет
счастливее минут.

* * *

Для нас, рифмачей, рубаи так легки
затем, что от жизни мы рвём лоскутки,
а вся-то она помещается вскоре
в четыре доски, как в четыре строки.

* * *

Говорите, что дитя
в дядю целится шутя?
Говорите, что бумажный
не стреляет пистолет?
Он стреляет!
Он стреляет
через десять-двадцать лет.


ПОСЛЕУРАЛЬСКИЕ СТИХИ


1982

ЗА ВЕСЁЛЫМ ВЕТЕРКОМ

Босиком, босиком
за весёлым ветерком,
за весёлым ветерком,
за весёлым ветерком.

По росе - в руке рука -
на зелёные луга,
с луга - в мокрые кусты,
в дождь холодный - я и ты

босиком, босиком
за весёлым ветерком,
за весёлым ветерком,
за весёлым ветерком.

На себя - всю росу
на дугу и в лесу,
на себя - мокрый лист
под лихой пересвист.

ЛЕСНОЕ ОЗЕРО

Если ты увидеть хочешь
душу озера лесного,
то спускайся на рассвете
к топям с берега крутого,

пробирайся к водным гладям
по пружинящим сплавинам,
по багульнику и клюкве,
по свалившимся лесинам,

опускайся осторожно
в черноту воды озёрной
и, от кромки оттолкнувшись,
отдавайся влаге чёрной.

И вода подарит бодрость,
смоет слой тоски и скуки.
Станут радостными мысли
и оранжевыми - руки.

Ты легко, самозабвенно
заскользишь по глади водной
и опишешь круг, пьянея
от живой воды болотной.

И когда коснёшься торфа
и шагнёшь на край сплавины,
станут вновь, как в раннем детстве,
и душа, и плоть едины,

и болото улыбнётся,
и сверкнёт свободой дикой,
и одарит горькой клюквой
и пьянящей голубикой.

Ну так стань отныне мудрым,
полюби болот величье
и войди, как равный, в это
царство рыбье, царство птичье.

Приходи к нему с поклоном
каждым утром снова, снова!
И однажды ты увидишь
душу озера лесного.

ВЕТЕР

Вот он, ветер! Ликующий ветер!
Он врывается шквалом в листву,
пыльный столб поднимает и вертит,
и уносится - в даль, в синеву.

Друг ты мой, самый ветреный в мире,
веселись, хохочи и свисти!
Как я рад, что достаточно шири
разгуляться тебе на Руси.

* * *

Пока обмануты мы сладко,
пока мы верим и горим,
и жизни горького осадка
не пили с хмелем молодым,

давайте горы передвинем,
заложим вечные сады,
и необъятное обнимем,
и путь проложим до звезды,

и выкрикнем хмельно и зычно,
запутанно, косноязычно,
но непосредственно, как есть,
о чудо-жизни чудо-весть.

Потом - придёт пора иная,
и мастерство придёт - потом.
Но непосредственность живая
не возместится мастерством.

* * *

Читает юность голубую книгу счастья,
покуда в ароматных розах сад, и вдруг
осенний ветер
    перелистнёт страницы.

ВАЛДАЙСКИЙ КОЛОКОЛЬЧИК

Колокольчик - медный кончик,
колокольчик звонкий мой,
мой валдайский колокольчик,
колокольчик покупной!

Нежно-нежно, тонко-тонко
он в руке моей звенит
и о счастье звонко-звонко,
грустно-грустно говорит.

Ведь не сам его я вылил,
прославляя мастерство,
и не свой узор я вывел
на закраинке его.

Всё на свете я имею,
кроме счастья своего,
потому что не умею
ровным счётом ничего.

Потому что я не мастер,
ходит счастье стороной.
И звенит, звенит о счастье
колокольчик покупной.

ПУТНИК

Иногда мне хочется уйти.
На рассвете. Без предупрежденья.
Чтоб в реке дремали отраженья,
чтоб туман стелился впереди,

чтоб сливались радость и печаль
с тихим светом ясного востока,
чтоб вела беспечная дорога
в светлую таинственную даль.

Где-то там за полем будет лес,
а за ним холмы, луга, озёра...
Широта зелёного простора!
Чистота распахнутых небес!

Будут сёла, пашни и сады,
будет лай собак и скрип колодца,
и с крыльца девчонка улыбнётся
и подаст колодезной воды.

Будут грозы, ливни и ветра,
будет шум качающихся сосен,
и тревожный птичий крик под осень,
и уха, и ночи у костра.

Будут сказки, жуть и темнота,
и в золе горячие печёнки,
и улыбка той босой девчонки
станет болью сладкой навсегда.

И опять не радость, не печаль -
что-то третье, светлое, от бога,
и ведёт беспечная дорога
в новую раскрывшуюся даль.

И опять... Но нет, я всё равно
не уйду. Живу других не хуже,
суечусь, верчусь в житейской луже,
тороплюсь, опаздываю... Но

иногда мне хочется уйти
навсегда в синеющие дали,
и пьянеть от солнца на привале,
и идти, идти, идти. идти...

В паутинках, в росах и в пыли
налегке пройти с душою вольной
по Руси - зелёной, колокольной -
и исчезнуть где-нибудь вдали.

* * *

Если ты думаешь только о хлебе -
вспомни о небе,
вспомни о небе;
если ты помнишь о небе одном -
вспомни о хлебе насущном твоём.

СТИХОТВОРЕНИЕ, СОЧИНЁННОЕ В МОЁМ СНЕ
УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ШКОЛЕ N52


Не спеши ко мне с улыбкою -
разорвётся то, что тонко.
Ведь любовь такая хлипкая -
паутинка да и только.

Ну а снег пошёл - рассеялся,
ну а дождь пошёл - не выдюжил.
Ну а счастье улыбнулося -
только ты, мой милый, выдержал.

* * *

От вашей радости чужак отпрянет,
но в горе ваше всё-таки заглянет...
Друзья лишь те, кто в радости друзья,
а в горе - первый встречный другом станет.

НЕВОПЛОЩЁННАЯ ЛЮБОВЬ

Чем жёстче, злей, чем изощрённей
судьба смеётся надо мной,
тем чище, глубже, тем бездонней
первоначальный образ твой.

Он затмевает свет реальный,
сметает суетных людей,
он погружает в идеальный
запретный мир любви моей.

И если я опять скитался
и вопреки лихой судьбе
опять влюблялся и влюблялся,
то ошибался сам в себе.

Забыть хотел я эту повесть
былых разлук и встреч былых
и не сумел - добавил совесть
в число мучителей моих.

Как ты жестока, память-пытка!
Стучусь в окно, волнуюсь, жду.
Лицо её... и вдруг - улыбка!
И вдруг... Но не достичь мечту:

враждебные подули ветры,
и вздулась талая вода...
Нас разделили километры,
судьба, условности, года

и то, что в этом мире жёстком
я "не атлет и не герой"
и биться должен с целым войском,
а не могу - с самим собой.

И совесть вновь напоминает
о долге, чести... вновь и вновь
преследует и разжигает
невоплощённую любовь.

И с каждым днём всё хуже, хуже,
нелепей жизнь вокруг меня,
петля на шее туже, туже
сжимается день ото дня.

Перед стеной непониманья
со стоном падаю без сил:
бессмысленны мои желанья,
мечты, надежды, труд и пыл.

И всё-таки, чем изощрённей
судьба смеётся надо мной,
тем чище, глубже, тем бездонней
первоначальный образ твой.

И душу грешную по кругу
бичом гоняя, вновь и вновь
диктует боль, диктует муку
невоплощённая любовь.

НОЧЬ

Только солнце на запад
укатится прочь,
как прискачет с востока
владычица-ночь,

кинет в чёрное небо
три тысячи звёзд,
разольёт лунный свет
на три тысячи вёрст,

на лесные поляны
постелит туманы,
посетит соловья,
посидит у ручья

и поедет на запад
по тёмной тропе,
и тихонько-тихонько
приснится тебе.

1983

ФАУСТ

Если б можно было, други,
ход часов остановить
и колесики обратно
лет на сорок прокрутить,

я бы отдал, я бы кинул
годы лучшие свои
краснощёкому здоровью
и веснушчатой любви.

Но часы идут упрямо,
и нелеп самообман,
и у каждого на свете
свой предел и свой талан.

Я пошёл путём познанья,
у меня лишь этот путь.
Ну так, схимник бледнолицый,
об утерянном - забудь!

КОЛЛЕКТИВНАЯ ПАРАНОЙЯ

Бьёт барабан, бьёт барабан,
зачем он бьёт - неважно;
он просто бьёт затем, что бьёт,
он бьёт и бьёт бесстрашно.

Идут полки, идут полки,
идут куда-то срочно;
а кто враги, за что враги -
никто не знает точно.

Кричат "Ура!", кричат "Ура!",
кому "Ура" - не ясно.
И нам пора кричать "Ура",
молчать сейчас опасно.

Бьёт барабан, бьёт барабан,
зачем он бьёт - неважно;
он просто бьёт затем, что бьёт,
он бьёт и бьёт бесстрашно.

И запевает на ходу
весёлая пехота...
И я уйду, и я уйду,
чтоб умереть за что-то!

* * *

В пределы Кольцевой пространство сжалось,
и вновь Страна Москвою оказалась...
Вы где-то там, далёкие друзья,
а здесь бензин, безделье и усталость.

* * *

Не будь, Господь, ко мне суров:
пошли мне умных злых врагов,
но упаси меня от добрых
и бескорыстных дураков.

СОЛЬВЕЙГ

За полями, за синими реками,
за лесами зелёными
навсегда потерял я своё босоногое счастье.
Шёл я мимо - и вдруг улыбнулось оно
так доверчиво,
так наивно душе моей мрачной доверилось...
Не посмел я измять эту чистую тёплую душу,
тронуть губы губами, руками согреть
эти руки.
Испугался себя, отшатнулся и мимо прошёл.
Завертелись,
побежали,
помчались пустые бесцветные годы -
только память минуты любви мне дарила.

* * *

Как ни страшен умный враг,
но страшнее друг-дурак.

* * *

Ах, ты мой талан,
удалой талан,
удалой талан
да пустой карман!

Раз уж быть да слыть
чудаком таким,
так уж править жизнь
по-весёлому:

пропадать в делах,
хохотать в друзьях,
запевать в ночи
песни звонкие.

Ах, ты мой талан,
удалой талан,
удалой талан
да пустой карман!

Ну а грусть-тоска
принавалится -
по лесам-полям
растоскуется,

растоскуется,
разгуляется,
в пыль дорожную
перемелется...

* * *

Жди.
Через годы
прорастёт цветок твоей любви.
Нетерпенье - самое глупое чувство,
суховей, убивающий все ростки.
Разум
не заменит любви,
но только разум
выберет почву,
где сам
без мёртвых подпорок
вырастит этот цветок.

* * *

Люди входят в мою душу медленно.
Как сухие семена
они ложатся в сухую почву
и ждут дождя.
а потом прорастают
и вдруг - вспыхивают цветком.

* * *

Нам трудно - когда легко,
и легко - когда трудно,
без трудностей мы несчастны;
но я никогда не искал трудностей,
они - искали меня
и находили.
Мне хватало их.
Искать трудностей - безумие.
Искать трудностей глупо ещё потому,
что красива
только
неизбежность.

* * *

Безумие - искать горя.
Я искал только счастья,
но оно находится трудно,
путь к нему - через горе.
В этом чередовании горя и счастья
суть жизни,
её красота.

ДВЕ ПРОСЬБЫ

Я прошу тебя - прочти первые страницы этой книги,
прочти внимательно,
не скользи по строчкам ленивым взглядом - трудись.
Если ты пришёл с работы усталым,
подожди до завтра
и прочти утром эти первые страницы,
прочти через неделю,
через месяц,
но обязательно прочти.
Это моя первая просьба.

И вторая просьба -
если я скучен тебе, закрой эту книгу.
Я не обижусь,
просто сейчас я не смог прийти к тебе.
Я приду в другой раз,
когда напишу другие стихи,
лучше этих,
когда дорасту
до тебя.

ИНТЕРЕСНОЕ И НЕИНТЕРЕСНОЕ

Жизнь состоит из двух частей:
интересное
и
неинтересное.

Старайся,
чтобы интересного было много.

Но если захочешь одно интересное,
взвалив неинтересное на кого-то,
будешь наказан:
твоё интересное опротивит тебе.

* * *

Я - человек.
Я такой же, как все;
не лучше других
и не хуже,
один из всех.
и примечателен только тем,
что такой же, как все.

Я бесконечно талантлив,
как все вокруг.
В моих руках -
ключи от будущего:
только пожелай,
очень-очень пожелай -
и сказка
станет былью.

Конечно,
я - особый,
но каждый из всех - особый.
Значит, и в этом я не уникален.

Когда я пишу стихи о себе,
я пишу - обо всех,
когда заглядываю в себя -
читаю души других людей.

Даже авторская подпись - формальность:
во мне - человечество.

* * *

Он коллектив любил нежней всего
и, спаивая, спаивал его.

ДВОРНИК

Раз - лопата, два - лопата...
Подходи живей, ребята!
Поработаем с часок:
вам - здоровье, мне - зарплата.

* * *

Шёл философ по Элладе,
за плечами нёс походную котомку.
И легка была котомка,
и легка была котомка за плечами.

В той котомке лишь раздумья,
босоногие раздумья о свободе;
в той котомке лишь надежды
на счастливую, на сказочную долю...

Одежонка пропылилась;
поистёрся, поистёрся старый посох,
но легка была котомка,
но легка была котомка за плечами.

* * *

Искали истину то в пламени, то в тине;
то в соке, то в вине; то в мудром, то в кретине,
но в крайностях её не отыскать -
она, как правило, посередине.

* * *

Уймёмся, други! - каждому своё,
ведь мы способны только на нытьё,
нам собственную жизнь бы переделать,
а не общественное бытиё.


СТИХИ СТУДЕНЧЕСКИХ ЛЕТ


ПЕРВЫЙ КУРС

ЛЕКЦИОННОЕ ВОСЬМИСКУШИЕ

Скучно скушать скуку скучную,
скучно выскучать скушок.
Расскучай скучищу душную,
скучь её в скучной мешок.

Эх, не скучишь, не расскучишь:
Скук поскукивает пальцем
и показывает скукиш
заскучавшимся скучальцам.

СКОРПИОН

Твоей иглы укол смертельный
бесстрастно славлю, скорпион.
О ты, несущий скорбь и стон
пустынь владыка безраздельный!

Был образ твой победноцельный
людьми на небо вознесён,
сочится яд, и каплет он
на мир, на космос беспредельный.

Что ж, человек! Тебе ль гордиться
и к небу духом возноситься?
В своих поступках ты слепой:

обожествлён твой враг тобой
и с неба чёрного грозится
тебе смертельною иглой.

МАНФРЕД

Познавший раз возвышенное благо
наивно верит мёртвым небесам,
но жизнь то волком воет по лесам,
то ползает змеёй по дну оврага.

Раз отхлебнув обманчивую брагу,
придя в себя, он разберётся сам,
зачем подобно разъярённым псам
за чью-то кость вступают люди в драку.

И всех кошмаров жизни грузный слепок
его сомнёт. Вселенная над ним
раскинется кошмаром мировым.

И если будет он душою крепок,
почувствует, что предстоит ему
со всей Вселенной биться одному.

НОЧНОЙ ЭПИЗОД

(Стихи сии сложены на гениальных лекциях по физике профессора Берёзкиной. Они обеспечили автору единственную среди всех слушающих "пятёрку", так как он по словам Берёзкиной "единственный, кто не спал и напряжённо слушал с умными глазами")
  Прочь,
  сон!
  Ночь.
  Стон.
  Шпа-
  на
  спья-
  на
  кри-
  чит,
  Ки-
  пит
  мозг
  твой.
  Моск-
  вой
  шёл
  ты.
  Зол
  тип
  тот
  был,
  вот
  сбил
  те-
  бя,
  вле-
  пя
  блат-
  ной
  мат-
  нёй.
  Встал
  ты,
  дал
  втык;
  трость
  в бровь,
  нос
  в кровь:
  злись,
  лай!
  И
  дай,
  бог,
  ног.

ИДИЛЛИЯ

Мне не надо пышных слов
и печенья;
подари тетрадь стихов
в день рожденья.

* * *

Кто понял тебя, тот тебя не любил
и даже, скорей, ненавидел;
а тот, кто любил, легкомысленным был,
не понял и горько обидел.

ВЕЛОСИПЕД

Как много лет,
счастливых лет,
мой старый друг,
велосипед,

скитались мы
с тобой вдвоём.
Друг друга мы
не подведём.

Я на тебе
проехал лес,
а ты на мне
в болоте лез.

Но грусть-тоска...
На пару лет
расстались мы,
велосипед.

И в суете
среди забот
рождался год,
кончался год.

И многих я
людей любил,
но в них друзей
не находил.

Никто из них
мне не был свой,
никто из них
не шёл со мной,

на крик души
не отвечал
и в трудный миг
не выручал.

В моей мечте
был круг друзей,
мы вместе шли
к мечте своей.

Нас волновал
и стих, и звук;
и мир искусств,
и мир наук.

Но осмеял
мои мечты
ты, город-спрут,
как прозван ты.

А здесь поля,
тенистый лес
и чистый свет
родных небес.

Где хочешь ты
гулять, мой друг?
Нас любит лес,
нас любит луг.

Оставив мир
пустых забот,
помчимся мы
в страну болот,

помчимся мы,
ветров вольней,
в глуши лесов,
в тиши полей.

ВТОРОЙ КУРС

ПО МОТИВАМ СТАРИННОЙ КАРИКАТУРЫ...

Мне снился сон: за хвост держу я чёрта
и вслух ему стихи свои читаю,
а чёрт зажал руками уши, тщетно
стремясь удрать из комнаты моей.
Теперь я знаю, почему так редко
друзья ко мне заходят и так много
придумывают всяких отговорок,
когда я в гости их к себе зову,

* * *

Ты не доволен, что опять
я всю поэму стал ругать,
найдя корявые слова.
Но помни: хочешь танцевать,
так научись ходить сперва.

* * *

Был заикой любимый профессор,
      по этой причине
водную лекцию он
    вводной всегда называл.

* * *

Профессор стал конспект листать,
а я сидел бесстрашно.
- Что это? Чистая тетрадь!?
- Да. Вы сказали нам писать
лишь только то, что важно.

* * *

Когда от скуки пишешь стих,
ты обрекаешь нас на муки.
Ты сам спасаешься от скуки,
но скукой мучаешь других.

* * *

Не восклицай, пожалуйста: "Ужасно!
Убрали человека без стыда!"
Освобождён от должности - прекрасно!
Другой назначен кто-то - вот беда.

* * *

Былое на слом!
    В поход пора!
Вперёд! Вперёд!
    - Ты иначе не мыслишь,
но, если ты скорость света превысишь,
то, в завтра стремясь,
    попадёшь во вчера.

РУССКАЯ ФАНТАЗИЯ

Живу. Огни не гаснут. Города
вскипают, наполняются тревогой.
А ты одна, горда, не молода,
И знаешь обо мне едва ли много.

Я ветер слушаю, прильнув к сосне.
Он голосом обязан этим соснам,
он тоже оклеветан, изгнан, сослан
и на сугробы наметает снег.

Ну что ж, мети снега, бушуй, изгнанник!
А я всё тот же непонятный странник,
я верен, как тогда, своей весне,
и ты еще услышишь обо мне.

РОСТОВЩИК

Я ростовщик; а значит грешный,
но вами осуждён поспешно:
я сердце людям отдавал!
... взаймы и под процент, конечно.

СТАРИННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Струны лиры, лиры струны в сердце юном затая,
ты идёшь по скучным дюнам, по барханам бытия.

Молчаливые курганы повествуют о былом.
Здесь когда-то, здесь когда-то кубки пенились вином,

гусли сладкие звенели, песни звонкие струились;
и волхвы князьям гадали, да гадания не сбылись...

Знойным ветром, ветром знойным переносится песок.
Ты идёшь по скучным дюнам, молчалив и одинок,

ты идёшь по скучным дюнам, по барханам бытия,
струны лиры, лиры струны в сердце юном затая.

ПЕСНЬ О РЫЦАРЕ

Жил да был на белом свете рыцарь,
но достался век ему такой,
что не мог на пиках он сразиться,
и пришлось - за шахматной доской.

Он, как Таль, отважен был в решеньях.
Честь и правда - вот его закон.
Даже в самых худших положеньях
на ничью не соглашался он.

На E5 играл он F4,
и, пускай бывал нередко бит,
не найти второго в целом мире,
кто б ещё, как он, любил гамбит.

Увидав атаку в стиле Греко.
только так решил он побеждать;
вопреки рассудочности века
романтизм решил он возрождать.

Он без страха шёл на авантюры.
Ведь берёт же смелость города!
Он, как Морфи, жертвовал фигуры,
но потом проигрывал всегда.

Был он всё же сын своей эпохи -
поклонялся людям (век таков)...
Капабланка, Ласкер и Алёхин!
Но в других не верил он "богов".

Мог в их книгах дни и ночи рыться,
чтоб найти головоломный ход...
Пешки стали в строй. Смелее, рыцарь!
E4! - стало быть - вперёд!

ГНОМИК

Моя принцесса, чудный сон
увидел я: в лесу есть домик,
и в нём живёт счастливый гномик,
и он, принцесса, в вас влюблён.

Вы лесом будете бродить -
навстречу выйдет он из леса...
Поверьте мне, моя принцесса:
так может быть, так может быть.

Он будет ваш вернейший паж.
Столь верный паж, поверьте, редок.
Есть у него шалаш из веток,
он пригласит вас в тот шалаш.

Мирка создатель своего,
он будет ласков и наивен,
он к вам придёт и в град, и в ливень,
лишь позовёте вы его.

Починит ваш велосипед,
чтоб звонко мчались вы по лесу;
попросит птиц воспеть принцессу;
с поклоном поднесёт букет.

Моя принцесса, верьте в сон!
Ведь я провидец, а не комик...
И есть на свете этот гномик,
и он, принцесса, в вас влюблён.

* * *

Друзья, к труду! - иначе жизнь мертва.
Окончен труд - минута торжества,
и стоп...
    К труду! Чтоб вновь, окончив труд,
изведать радость нескольких минут.

ИЮНЬСКИЙ ВАЛЬС

Напрасно огорчает вас
мушиный вальс, июньский вальс.
А вы, друзья, могли бы так? -
туда зигзаг, сюда зигзаг.

Несётся вихрем лёгкий рой,
в нём столько грации живой,
движенье вниз, движенье вверх
и тонких крыльев фейерверк.

Вот кавалер, как пылко он
в шалунью ловкую влюблён,
и он шалунье этой мил,
он с нею в вальсе закружил.

Ах, танцплощадка! Ах, мечта!
Они - счастливая чета,
они вальсируют вдвоём
под вашей люстрой над столом.

Настолько музыка нежна,
что вам, быть может, не слышна.
Оглохшие под топот ног,
бескрылые! - вам нужен рок.

Ах, этот вальс, июньский вальс,
пусть он и вас повергнет в пляс!
Долой печенье! Прочь халву! -
и воздадим любви хвалу.

* * *

Музыкант бродячий,
ты играешь вновь.
Где ж твои удачи?
Где ж твоя любовь?

В том краю, где мчится
речка под холмом,
где поёт девица
над своим шитьём.

Край родимый бросил
странник-менестрель,
и рыдает осень
под его свирель.

А Она не тужит,
не грустит никак...
И зачем ей нужен
музыкант-чудак?

Он бредёт-плетётся
средь полей-лесов.
Всюду раздаётся
смех весельчаков.

Им бы петь, плясать бы,
а ему невмочь.
Вот на чьей-то свадьбе
он поёт всю ночь.

Только петь не в сладость
по кострам в бору
про чужую радость
на чужом пиру.

* * *

Под ливень спится хорошо.
Осенняя пора,
и дождь как с вечера пошёл,
так хлещет до утра.
Старик-овраг, ворчун такой,
проснулся раньше всех,
корявой старческой рукой
схватился за шоссе
и собирается привстать,
бормочет ручейком...
Вставай-ка, лодырь, хватит спать,
пошли за молоком.

ТРЕТИЙ КУРС

* * *

Оратор всем известный он...
Четвёртый час наш Цицерон
толкает речь витиевато,
не отрываясь от субстрата.

* * *

С детьми покоя не видать,
уж тут не позавидовать:
сначала нужно воспитать,
потом - перевоспитывать.

* * *

Прогресс повсюду, мир в движеньи,
но неразрывна с прошлым нить:
наш Гамлет в страхе и сомненьи
решает пить или не пить.

* * *

Вы не безликий, врать не буду,
и пусть злословов мучит совесть!
По заду вас ни с кем не спутать -
у каждого своё лицо есть.

* * *

Он вышел из "народа",
широкая душа...
Мы ставим мат в три хода,
он - мат в три этажа.

ПРИЗНАНИЕ ЛЕКТОРШИ-МЕТОДИСТКИ

Бригадным методом училась, то есть вместе.
Я знаю физику, ещё два-три предмета,
не плохо алфавит постигла (аз там, бетта)
и вместо подписи могу поставить крестик.

* * *

Гипнотизёр ползала усыплял
невнятным бормотаньем и пустотою взгляда,
но усыпить не мог он целый зал...
До нашей лекторши ему далековато.

СОВРЕМЕННАЯ ВАКХИЧЕСКАЯ

  Эх, горькая, мать вашу так!
  Развлечься меня что-то тянет;
  пусть клёвая музыка грянет,
врубите, врубите на полную маг!
  Пусть грянут блатные запевки;
      пусть с нами вопят,
      хохочут под мат
  всю ночь институтские девки!
Подымем бутылки, за раз опрокинем,
и разума с музами нет и в помине!
  Там, кажется, кто-то блюёт...
  Дыми же, дыми, сигарета!
  Дымище вонищу забьёт,
чтоб мы веселиться могли до рассвета
  и в щепки полы истолочь.
Пусть утра не будет, пусть тянется ночь!

* * *

О философских законах
      наслышавшись ухом одним,
наш лектор назвал
      противоречьем растенье.
Противоречья пример
      убедительней я бы привёл:
    его самого
      в аудитории этой.

МЕТОДИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Воспитанье - это
длительный процесс,
гнойный, как абсцесс;
он включает много
общих слов и мест.

Чувства, разум, воля...
Как нам с ними быть?
Чувства - осквернить,
разум - отуманить,
волю - надломить.

* * *

У него в три пуда зад,
а живот крупней стократ,
а лицо у стервеца...
Извините - нет лица:
поглядеть со стороны,
так пора б надеть штаны.

* * *

Мелькают дни, текут недели, годы длятся...
Привык и думать, и работать из-под палки,
на лекции хожу, чтоб закаляться,
на семинарах выступаю для закалки.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПОРТРЕТЫ

1

.
Поэт Пустобряков,
ЖРЕЦ
святого искусства,
восклицательным знаком
выражает все чувства.

2

Ого, физиономия!
Нельзя без панегирика!
Как видно, гастрономия
ему важней, чем лирика.

3

Он с родным народом дышит,
о родном народе пишет
на одни и те же темы
поднародные поэмы.

4

Трепачёв мечтал
в поэты-трибуны.
Трепачёв попал
в поэты трибуны.

5

А вот стихотворения
пиита очень модного.
Читать при отравлениях
по строчке
вместо рвотного.

6

Произведений нет,
но всюду есть портрет.

ПРО ИНДЮКА

Раз, два, три, четыре, пять...
Сказку можно начинать.
Жил в курятнике индюк,
был он доктором наук,
написал он важный том
обо всём и ни о чём
языком таким учёным,
что прослыл большим учёным,
а ещё он написал
местной кошке мадригал,
а ещё - большой трактат
о съедобности цыплят.

Раз, два, три, четыре, пять...
Вышел наш индюк гулять,
ну а кошка индюка
цап-царап и за бока.
Тут бы сказку мы кончали,
да хозяева не дали -
отобрали индюка,
мудреца и знатока.
Был он глуп или не глуп,
угодил он прямо в суп.
Что погиб он так без дела,
только кошка пожалела.

* * *

Из древних правд, из новых кривд
я сделал очень важный вывод:
большое сходство всех эпох -
преуспевание пройдох.

ЭПИТАФИЯ СЕБЕ

К чему некрологи,
хвалений фолианты...
Он шёл в биологи,
пришёл - в курсанты.

ДУШИ НАШИ

О, души! Стерпели не мало вы!
Тройками вас расстраивали,
двойками вас раздваивали,
колами на части раскалывали.

Мы с треском срывались, но заново
штурмовали книги вступительно.
На страшном суде, экзаменах,
стали мы победителями.

И панцирями ответочными,
громыхая словно оковами,
вышли мы к высям отметочным,
рыцари средневековые.

Но умерли души, закованные
в отличнические латы,
четвёрками четвертованные,
пятёрками распятые.

* * *

С Нереем схож ты, друг мой любезнейший:
как старец вещий, хитростью выскользнешь
из рук любых, меняя образ,
тем же оставшись в душе Нереем.

Скажу тебе я правду обидную,
а ты спокойно шуткой отшутишься
и, слов моих не замечая,
будешь по-своему дело делать.

* * *

Жизнь в годах измерять? Что за глупая мода!
Нужно мерить в делах. Это честно и просто:
Веневитинов жил целых 23 года,
а иные - лишь 70, лишь 90.

* * *

Ты не знаешь, друг,
что такое риск,
что такое ринг,
что такое ритм.

Ты узнаешь, друг,
что такое Бог,
что такое боль,
и рванёшься в бой.

Ты полюбишь риск,
Ты полюбишь ринг,
и чеканный ритм,
и сверканье рифм.

Ты не знаешь, друг,
что такое друг,
ты не знаешь, друг,
что такое враг.

Ты узнаешь, друг,
в людях дичь и мрак,
в чувствах - лёд и мраз,
в мыслях - гниль и мразь.

Ты полюбишь, друг.
это слово - Друг,
ты полюбишь, друг,
это слово - Враг.

* * *

Как это глупо! - слава..
О славе не молю.
Но я любитель слова,
и слово я люблю.
И пусть оно по свету
летит себе звеня.
И пусть никто на свете
не знает про меня.

О ТЕРМИНЕ "ХИМИЯ"

Отцы наук последних трёх столетий
уверены в своём приоритете,
но термин древний... Дайте перевод!
Не знает перевод никто на свете.

ДЕТИ

Мы. учим их - они глядят с испугом,
мы любим их - они бегут к подругам.
Всю нашу жизнь мы детям в долг даём;
прощаясь, говорим: "Отдайте внукам".

КАМПАНЕЛЛА

В тяжёлый час, призвав на помощь совесть,
читаешь ты, не чувствуя оков,
давным-давно написанную повесть,
но стёртую течением веков.

И вот опять встаёт в твоей темнице
мучительный вопрос: что есть добро?
Ты думаешь, ты ищешь. По странице
скользит-скользит гусиное перо.

Община - это все погрязнут в лени,
но спорит с Аристотелем Платон:
община - это цель земных стремлений...
И этот спор пока что не решён.

Безумный мир попал под власть червонца,
и человек бездушен и жесток,
но где-то существует Город Солнца -
грядущего прообраз и пророк.

И в трудный час, призвав на помощь совесть,
ты пишешь вновь, не чувствуя оков,
давным-давно написанную повесть,
но стёртую течением веков.

ВПЕРВЫЕ

Весенний шум в окно влетел,
ручей впервые зазвенел,
растаял иней на окне,
и счастье улыбнулось мне.

Работать начал - пот с лица,
и от начала до конца
впервые так в теченье дня
работа слушалась меня.

К друзьям под вечер забежал,
у них впервые не скучал,
и за беседою простой
им скучно не было со мной.

И та, чей синий строгий взор
обозначал всегда укор,
как видно, вспомнив о весне,
впервые улыбнулась мне.

* * *

Идти через лес бесполезно.
С восходом идём, а пока
как можно более тесно
мы сели у костерка.
Куда ни посмотришь - темень,
так что зазря не глазей.
Лишь отблески пляшут да тени
на лицах моих друзей.
Не нужно уныние прятать.
не нужно вести разговор.
Молча сидеть приятней,
да сучья кидать в костёр.
Огонь почти задевает
поленья под кедом моим,
а ветер огонь задувает
да только не справится с ним.
Сушатся стельки. Так вышло.
Ночуем. Сидим неподвижно
у нашего костерка.
И пусть пролетят века.

ДУРАКИ

Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
это радость, это счастье -
видеть мир, каким он есть.
Вот ворвался свежий ветер
в предвосходное затишье
и наполнил вечным шумом
тишину моих лесов;
и скользнул по синим елям
золотой рассветный лучик
и рассыпался по веткам
чуть трепещущих осин.
Ради этого мгновенья
можно жить на белом свете,
вопреки любым несчастьям
этот мир благословлять.

Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
каждый всплеск и каждый шорох
я восторженно ловлю.
Дураки предпочитают
персональную машину,
дураки не знают мира,
дураки не любят мир.
Мир огромен и прекрасен,
многолик и многоцветен
от сверкающей росинки
до гряды далёких гор,
от весенней птичьей трели
до глухих раскатов грома,
от лихих порывов ветра
до журчанья ручейка.

Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
расплескавшемуся солнцу
поклоняюсь, как могу.
Дураки идут молиться
в духоту на заседанья.
Солнце, ветер, запах бора,
свежий воздух - не для них.
Не для них и тайный трепет
вдохновенья и простора,
не для них и ощущенье
простоты и красоты.
Даже люди с грустным смехом,
с их надеждами и горем,
с добротою и любовью,
даже люди - не для них.

ЗВЁЗДЫ

Звёзды первой, второй и третьей,
и четвёртой величины!
Ваши отблески сквозь столетья,
сквозь пустые века видны.

И от вашего звёздного света
нам теплей и светлей на Земле,
даже если наша планета
по ночам замерзает во мгле.

Мы придумали вам названья,
эти пёстрые ярлыки,
и о всех чудесах мирозданья
разглагольствуем, как знатоки.

Но зачем величины эти
нам высчитывать так скрупулёзно?
Пусть не первой, а скажем третьей,
пусть четвёртой - а всё же звёзды.

ЛЮБИМЫЕ ПОЭТЫ

Талантлив или же бездарен,
счастлив иль мне не повезло,
но вам я очень благодарен:
вы подарили мне тепло.

Мои любимые поэты,
прекрасна жизнь! Я верю вам
и сквозь преграды и запреты
иду навстречу холодам.

И не ищу такой же славы,
но вашей славой окрылён,
взлелеян песней Окуджавы,
улыбкой Дельвига взращён.

ЧЕТВЁРТЫЙ КУРС

ФЕОДАЛЬНАЯ ПЕСЕНКА

Родные наши феодалы,
богоподобные отцы!
Клянутся верные вассалы
беречь отцовские дворцы.

Опасно жить на белом свете:
у вас враги, у вас друзья,
опасны те, опасны эти -
и потому без нас нельзя.

Доверьтесь вашим верным слугам,
и мы беду предотвратим,
мы за врагом следим, за другом
и за друг другом мы следим.

Мы очень преданно служили,
мы стерегли покой дворцов,
мы не решили, не решили
отправить в мир отцов отцов.

Родные наши феодалы!
Всё это наговор молвы!
Мы - ваши верные вассалы,
отцы родные наши - вы!

Отцы родные наши - вы,
так не лишайте головы!

* * *

С 37-ого года нашей эры
Калигула Великим Римом правил
и, принимая экстренные меры,
коню в сенате место предоставил.
А конь есть конь, на пост взойти готов он:
и громко ржёт, и хорошо подкован.

* * *

Пастух назначен королём
и, знай, орудует кнутом.
Не много знаний надо
пасти людское стадо.

* * *

Стоит за углом
психолог с топором.
Вот тебе за то,
вот тебе за это,
вот тебе ещё,
вот тебе анкета.

* * *

Путём познания шагая,
не доходи до края света:
там ночь и правда ледяная.
Остановиться нужно где-то.

* * *

Кто я? Зачем? И откуда?
И долго ли слышать я буду
молчание это кричащее?
Откликнись, моё настоящее!

* * *

Кромсать, в тюрьму бросать - под барабан,
на празднествах плясать - под барабан...
Мне не окончить ни одной поэмы:
я не могу писать под барабан.

* * *

Солдатиков купили целый взвод.
Дитя в восторге: "Смирно! Марш вперёд!"
И будет час, когда счастливый маршал
во вкус игры, как следует, войдёт.

И Я

Люблю под вечер, как устану,
минут пятнадцать - двадцать пять,
прильнув к любимому дивану,
энциклопедию листать.

Века прошли, прошелестели,
и ныне смотрят со страниц
Шекспир, Шелепин, Шелест, Шелли
и ряд иных достойных лиц.

О, как их лики величавы!
Свершая подвиг бытия,
они своей достигли славы,
они великие. А я?

Из кустарей, из незаметных,
и я однако - что скрывать!? -
без всяких умыслов конкретных
люблю о славе помечтать.

И я люблю вписать от скуки
стишок-другой в тетрадь. А там
её, глядишь, отыщут внуки,
перерывая дедов хлам.

Поэтам прошлого - дорогу,
а современникам - отпор.
И издадут меня помногу
поэтам будущим в укор.

Моё значенье приумножат
и вознесут. И чёрт возьми!
В энциклопедии, быть может,
я стану где-то с Насими.

И тешусь я надеждой хлипкой,
что в час, когда пора ко сну,
и я, прославленный, с улыбкой
на пра-пра-правнуков взгляну.

НОСТАЛЬГИЯ

Снова я здесь, где не юмор сапожный,
не перестрелка стрекочет вдали,
а тишина, и над ней осторожно
выцветшим небом плывут журавли;

где напечатаны сосен вершины
с красной строки на бумаге небес
и возвышается взглядом единым
слева направо прочитанный лес;

где, не насилуясь, без понуканья
каждую букву учу наизусть...
А горизонт обрамлён облаками
и погружён в синеватую грусть,

и на полях бесконечной страницы,
над беспредельностью жёлтых полей
остроугольно плывут вереницы
тех ностальгией больных журавлей.

ЗРИТЕЛЬ

Мне всё равно какая эра,
и всё вокруг меня - пустяк.
Я наблюдаю из партера
трагикомический спектакль.

Артисты корчатся. Смотрите,
их чествуют, возводят в сан...
Я, слава богу, только зритель,
хотя подыгрываю сам.

Я узнаю ходули, маски,
колпак дурацкий, жесты, грим
и вот живу - сюжетом сказки,
какой не знали братья Гримм.

Клубок убийств, насилий, травли
и сверхъестественная прыть
кому-то ТАМ приносят лавры,
а я распутываю нить.

Нет, я не следователь вовсе.
Я разберусь и вникну в суть,
найду преступника, но после
не выйду на открытый суд.

В суде свидетельствовать нужно.
Я только зритель. Перед кем
делиться истиной послушно?
Свидетельствовать перед кем?

Уже нельзя помочь убитым,
судьёй - преступник. Только нить,
листы с таинственным петитом
могу я тайно сохранить.

Но для чего, с понятьем тонким
живописуя бытиё,
на бесполезный суд потомков
нести бессилие своё?

БЫЛОЕ И ДУМЫ

(фрагмент)
Минут,
сгинут
наши годы,
схлынут годы,
словно воды,
обнажат
сухой проток,
мусор,
гальку
и песок,
и доносы,
и допросы,
и расстрелы,
и разносы,
весь набор
галиматьи -
и трактаты,
и статьи.

Глянут
умники-потомки
в наши
сумерки-потёмки
и прочтут они
сперва
наши
пышные
слова,
и увидят
нашу робость,
глупость,
грубость,
твердолобость.
И подумают
с тоски:
жили-были
дураки,
ничего не знали
в мире
и карман держали
шире;
на глазах
заместо призм
был
казённый
оптимизм...

* * *

До рассвета помолчи, мой сверчок,
слышишь, совы и сычи, мой сверчок,
поломать хотят в ночи, твой смычок.
    Помолчи в ночи, мой сверчок.

ПЯТЫЙ КУРС

ЛЕБЕДЬ, ЩУКА И РАК

  Давно в согласьи старые друзья,
  теперь без этого нельзя,
и как возить возы - большая есть наука.
    _____

  Вот снова Лебедь, Рак да Щука
  за тот же самый воз взялись,
  но согласованно и дружно,
по плану, с графиком, с учётом - всё как нужно.
  Уже не рвётся Лебедь ввысь,
  а Щука не стремится в воду,
и Рак не пятится, а возу всё нет ходу.

  И слово - труд, а стало быть - к труду.
И вот друзья на воз и ну кричать: "С дороги!
Да здравствует! Вперёд! Мы обгоняем сроки!"
    "Ду-ду! - кричат они, - Ду-ду!"

Учёт ли, график ли не тот - судить не нам,
    да только воз и ныне там.

Ю.Д.

К чему писать трактаты обо мне,
я всё сама в стихах сказала складно:
"Была я рядовою на войне"
и поэтессой стала - заурядной.

* * *

Ваш юмор тонок, слишком тонок, видно,
настолько тонок, что его не видно.

* * *

Не прибегая к осложненьям,
не возникая слишком гласно,
он ПОЛЬЗОВАЛСЯ УВАЖЕНЬЕМ
и, к сожаленью, очень часто.

Р.Р.

Что-то с памятью моей стало:
небылицами стихи полню,
вверх ногами всё, что знал, ставлю,
все, что было не со мной, помню.

* * *

Как рождаются песни про БАМ?
Съел рожающий треть калача,
выпил грамм восемьсот первача,
и вдруг вдохновение - Бам! -
осенило его по мозгам.

* * *

Он мыслил, мерил, спорил, бился,
не разгибал спины и рук,
а после вдруг
    остепенился
и... зажил доктором наук.

* * *

Здравствуй!
Улыбка твоя
тихому утру подобна,
а мир твой
не более сердолика, но солнечен и многоцветен,
как попугайчик,
вспорхнувший тебе на плечо.

* * *

Стихи живые! Им грустить, играть,
на семинарах прятаться в тетрадь...
Их перед сдачей уничтожит ластик,
а мёртвое не может умирать.

* * *

Осточертели пошлость, рабский труд,
казармою пропахший институт.
Я жить хочу! - не где-то там, в грядущем,
не в тощих грёзах - а сегодня, тут.

* * *

Заройте! Утрамбуйте грунт катком!
А я насквозь проткну его ростком
и, протянув, как руки, листья к солнцу,
на мир взгляну анютиным глазком.

  (Совместно с Евг. Кенеманом)

ИДИЛЛИЯ

Сколько загадок вокруг!
Сколько улыбок и песен!
Доброе утро, мой друг;
будет наш путь интересен.

В полдень отчётливей тень,
чувства понятней и проще...
Здравствуй, мой друг! Добрый день!
Передохнём в этой роще.

Всё-таки жизнь коротка,
тихий мирок наш не вечен.
Трепет звезды, облака...
Здравствуй, мой друг! Добрый вечер!

* * *

Из года в год, день изо дня - работа.
С огнём в душе и без огня - работа.
Чтоб не сойти с ума от пустоты,
одно спасенье у меня - работа.

* * *

Усталый врач скучает в белом кресле,
он знает, что умеренность полезней,
что в мире есть больные да врачи,
а жизнь твоя - история болезни.

* * *

И день, и ночь в родильном доме плач.
Глядит в раздумьи на младенца врач.
Что означает первый плач младенца?
Каких он ждёт от жизни неудач?

* * *

Нам жить лишь потому так интересно,
что жизнь одна и это нам известно.
Когда бы нам давалось их штук семь,
мы б лишь седьмую жили полновесно.

* * *

Я не боюсь веков, упорный камень;
я не борюсь с судьбой, покорный камень...
Но вы смеётесь, плачете, а я
лишь только камень, мёртвый чёрный камень.

* * *

Если ты, больной, больной,
жди приёма и не ной.
Если ты, больной, здоров,
опасайся докторов.

* * *

Опять в душе опустошенье,
опять разлитая тоска...
Да совершится очищенье
души - для нового ростка.

А он вздымается и ноет,
и выгибает свой бутон.
Так что печалиться не стоит,
что ты пока опустошён.

* * *

Последний день, прощальный вальс!
Фигуры - вычурны и жалки.
Прыжки на месте двести раз
под нечто вроде дребезжалки.

Ни синих глаз, ни карих глаз,
зато какие туфли, платья...
В последний раз я вижу вас
и шлю прощальные проклятья.

* * *

Идти! - куда? Успеть! - но что?
Само собой ничто не делается,
и жизнь сама собой не делится
на то, что нужно, и не то.

И день кончается виня,
и нету чувства облегчённости.
Есть только чувство удручённости
от незаконченности дня.

* * *

Не открывать свою влюблённость,
для новых встреч искать предлог,
лелеять неопределённость,
когда ступаешь на порог,

и скомкать фразу от испуга,
и что-то там недоучесть...
И - боже мой, какая мука! -
казаться лучше, чем ты есть.

* * *

Ах, эта лёгкая влюблённость!
Она всегда со мной, как хмель.
Как пошло - целеустремлённость,
как низко - выспренняя цель.

Я просто счастлив - вашим смехом,
я просто вашим светом - жив
и отвечаю звонким эхом
на каждый солнечный призыв.

* * *

Резец природы безупречен
и остроты не утерял.
Ему от века обеспечен
разнообразный матерьял.

В тисках смертей, страстей и пыток
лицо становится лицом
и улыбается с открыток,
и ноет мрамор под резцом.

* * *

Жизнь - это девушка, мой друг;
покуда ты играешь с ней,
она твой ветреный досуг
украсит ласкою своей.

Но только нос твой вознесётся,
и, честолюбца невзлюбя,
она мгновенно отвернётся
и не посмотрит на тебя.

* * *

Если б целый белый свет
перекрасить в чёрный цвет,
жил бы я на свете этом,
чёрном свете, или нет?

Если б выпустить игрушки -
только танки, только пушки,
и детей учить играть
с динамитом в погремушки;

если б взять да повелеть
не влюбляться и не петь,
а учить цитаты мудрых
под мелькающую плеть;

если б солнцу запретить
с неба ясного светить,
если б горы кинуть в небо,
если б реки вскипятить;

если б целый белый свет
перекрасить в чёрный цвет,
жил бы я на свете этом,
чёрном свете, или нет?

СТИХИ ШКОЛЬНЫХ ЛЕТ


ВТОРОЙ КЛАСС

* * *

Шёл по улице один
неизвестный гражданин:
не то - палка, не то - дед.
Это был худой поэт.

ПЯТЫЙ КЛАСС

* * *

Мчится поезд дальний,
за окном темно,
свет в купе погашен,
я гляжу в окно.

Мелькают за окном
деревьев силуэты.
Залиты лунным светом
поля, луга, леса...
Под ровный стук колёс
луна за тучей гаснет,
глядят глаза напрасно
в просторы темноты...

Мчится поезд дальний,
за окном темно,
свет в купе погашен,
я гляжу в окно.

СЕДЬМОЙ КЛАСС

СИГУЛЬДСКИЕ КЛЁНЫ

Гордо поднимая к небу кроны,
стоя над таинственной рекой,
стройные таинственные клёны
шелестят таинственно листвой.

Смотрят на просторы голубые,
на бескрайние зелёные леса,
на стремнины Гауи лихие,
на горящие зарёю небеса.

Высоко поднялись к солнцу горы,
окружили Гаую стеной.
С этих гор на синие просторы
смотрят замки Сигулды былой.

Позабыто время удалое,
обветшали замки старины
и слились с природною красою,
словно клёны, смотрят с вышины.

ВОСЬМОЙ КЛАСС

ОДИН

Один я сижу за столом,
и ручка скрипит по листу,
и ветер поёт за окном,
и тени бегут по стеклу.

На небе вечернем нет звёзд.
Все скрылись за тучей они.
Унылая тьма и мороз,
унылые зимние дни.

И хохот, и песни слышны
сквозь стены вверху и внизу,
а я в молчаливой тиши,
а я одиноко сижу.

В кругу настоящих друзей
хотел бы сегодня побыть,
пожить без тоски, веселей
и зимнюю скуку забыть.

Но только один я сижу,
настольная лампа горит.
Рукой по бумаге вожу,
и слышно, как ручка скрипит.

РАННИЙ ЦВЕТОК

Случилась ранняя весна.
Напоена водою,
земля очнулась ото сна,
и лес дышал весною.

Глядяся в радостный поток,
звеневший гулкой трелью,
как солнце, солнечный цветок
расцвёл под старой елью.

А ночью вновь пришёл мороз,
поля осеребрились,
и в переливах лунных слёз
снежинки заискрились.

Росой на нежных лепестках
застыл хрусталь мороза.
"Не стало раннего цветка," -
твердит луна сквозь слёзы.

ПЕСНЯ ИКАРИКА

Я слишком смел,
чтоб воевать;
есть много дел,
всё нужно знать;
и кто сумел
всё разобрать,
от счастья пел
и мог сказать:
"Я слишком смел,
чтоб воевать."

Нам честный труд
куда страшней
кровавых смут
военных дней.
Злодей! На суд
за кровь людей,
Ты просто плут
и прохиндей,
и честный труд
тебе страшней.

Разрушить смог,
построить - нет!
Приходит срок
держи ответ
и знай, что строг
к тебе весь свет,
что ты не бог
и много лет
ты рушить мог,
а строить - нет!

Я слишком смел,
чтоб воевать.
Есть много дел,
где побеждать
ты не умел,
а драпал вспять.
Ведь ты не спел,
не смог сказать:
"Я слишком смел,
чтоб воевать!"

ПЕСЕНКА ОБ УЧИТЕЛЕ

Трещали парты, доски гнулись,
и пулек свист по классу шёл,
на задней парте в карты дулись,
когда учитель в класс вошёл.

Взглянул на эту суматоху,
направил очень строгий взор,
картёжникам и скоморохам
в момент достойный дал отпор.

Скрипели стулья понемногу,
и шелест вздохов пролетал,
когда на класс глядел он строго,
когда нотацию читал.

Трещали парты, доски гнулись,
и пулек свист по классу шёл,
на задней парте в карты дулись,
когда он кончил и ушёл.

НА УРОКЕ ИСТОРИИ

Даты плавают в тумане
без ветрил и без руля,
и шпаргалки нет в кармане.
Всё на свете спутал я.
Даты носятся. Я знаю:
был когда-то этот год.
Ничего не понимая,
всё сказал наоборот.
Был когда-то. Я уверен.
Что-то он с собой принёс:
казни, ссылки, смену веры,
море горя, море слёз.

СОНЕТ О МОЕЙ ЗВЕЗДЕ

Ярчайшую с неба звезду
хочу я на землю спустить.
Возьму её в руки, пойду,
и нам она станет светить.

Друзей разобщённых сведу,
неправду смогу победить,
и вот в этом древнем аду
начнёт наше счастье царить.

Но гложет сомненье всегда,
что слишком смешным языком
порой рассуждаю о том,
как в мире исчезнет беда.

Не спустится с неба звезда,
и мне не взлететь никогда.

ХОККЕЙ С БАНКОЙ

(В стиле Демьяна Бедного)
Трум-тум-ту-ту-тум!
Трум-тум-ту-ту-тум!
Бей банку дубинкой!
Бей банку дубинкой!
Бей банку дубинкой!
Бей! Бей! Будет шум!
Бей! Бей! Бум! Бум!

ДВЕ ЭПОХИ

Эпоха эпохе сказала:
"Я мир повидала в огне,
я славу в руках подержала,
преступная слава на мне".
В ответ ей сказала другая:
"Я рабством прославила век,
но лишь за свободу, я знаю,
любил бы меня человек!"

МЕЛОДИИ АДА

Бездонные пропасти ада,
собранье минувших веков.
Со стоном срываются капли
и падают в липкую грязь;
пещера наполнена мраком;
в извилистых ходах, во тьме
веками рыдает о счастье,
на голой скале человек.
Уснёт ненадолго, и радость
блестит на усталом лице,
проснётся - руками обхватит
какой-то невидимый свет,
руками за камни заденет
и вновь зарыдает во тьме.
То вдруг весь объятый желаньем
он бросится Солнце искать,
шагнёт и на стены наскочит,
и рухнет в расселину вновь.
Вокруг только камни да скалы,
вокруг всё окутало тьмой.
Века за веками проходят,
им адские стены - ничто,
а он всё по-прежнему стонет,
всё то же безумно твердит:
"Раздвинтесь, могучие стены!
Ворвись, ослепительный свет!"

СОН

Острые скалы, крутая стена,
гребень, подобный канату.
Я с балансиром над бездной стою.
Слева огни, словно солнце встаёт,
слева сияют просторы.
Справа ужасная чёрная тьма,
мягкие топи болота.
Страшно налево упасть с высоты,
страшно направо спуститься.
Вправо пойдёшь и утонешь в грязи,
влево шагнёшь - разобьёшься.
Хочешь идти и боишься шагнуть...
Так и стоишь на канате.

НЕБЕСНОЕ МОРЕ

Вал за валом, гребни поднимая,
облака проходят величаво;
и плывёт стихия волновая,
потеряв за тучами начало.

И плывёт на дымчатом просторе,
погружая крылья в пену моря,
из любимых мест родного края
далеко куда-то птичья стая.

И уходит, в дымку погружаясь,
а за ней опять, опять смыкаясь,
гребни мчит стихия волновая,
вал за валом плавно опуская.

МИМО ТЕБЯ

Вокруг тебя проходят люди,
ты не глядишь им долго вслед,
ты прав: придут, чуть-чуть побудут,
уйдут,
и словно вовсе нет.

Да и зачем о каждом встречном
так долго думать и гадать?
Уйдёт, забудет...
Бессердечным
его никак нельзя назвать:

быть может, он душой своею
к тебе тогда, в тот миг, летел...
Не долетел...
И поскорее
пошёл путём привычных дел.

ПОТОК

Играя вешнею водой,
река проносит гулкий лёд,
и увлекаемый рекой
он по течению плывёт.
Не остановится река,
и лёд назад не поплывёт;
от островка до островка
его несёт, несёт, несёт.

Бурлит клокочущий поток;
плывут-гремят громады льдин,
положен им недолгий срок,
извилин много - путь один.
В пути одна с другой, звеня,
столкнется пара крупных льдин.
Их разведёт, водой гремя,
одна из множества стремнин.

Поток! Поток! Ты льдом гремишь!
Поток! Поток! Ты льдины бьёшь!
Ты лёд крошишь и вдаль бежишь,
осколки бывших льдин несёшь.
И ты шумишь, людской поток,
людей сведёшь и разведёшь,
И, наскочивши на порог,
о камни с рёвом разобьёшь.

НА СМЕРТЬ ЗИМЫ

Катятся, катятся вешние воды,
в жилах ручьёв протекает зима,
капли и струйки, речки и реки
льются притокам в русло весны.
Кровью сочится вода из-под наста,
пущена кровь - умирает зима,
сотнями ранок зияют провалы
в коже холодной и снежной зимы.

* * *

Как уснувшая ночью река,
чуть волною плеща в тишине,
отражает зарю, облака,
весь бескрайний простор в вышине;
так глаза отразят в глубине
бесконечное небо и свет
и подарят с улыбкою мне
из глубин мирозданья привет.

* * *

На тёмно-синем фоне
угаснувших небес
мне чудится погоня
из той страны чудес,
где я мечтал когда-то,
идя сквозь шумный лес,
умчаться без возврата
в страну иных чудес.

И вот с мечтами теми
сквозь юные года
лихой извозчик - время
домчал меня сюда;
но нет чудес, и манят
прошедшие года,
и догоняет память...
Куда теперь? Куда?

ПЛАНЕТА ТУМАНА

Есть где-то планета,
туманом полна.
Планетой тумана
зовётся она.

И к ней не доходят
дневные лучи,
там чудища бродят
и воют в ночи.

Там люди боятся
смотреть на зверей,
там трусость и рабство
царят меж людей.

Всё ниже и ниже
спускается мгла,
всё ближе и ближе
исчадия зла.

Встают средь тумана,
как звери и злей,
тиран за тираном
гнусней и гнусней.

Но люди, как прежде,
стремятся на свет,
всё ищут, невежды,
конец этих бед.

Всё пишут поэты
чудесную лесть,
всё славят планету,
какой она есть.

Во мраке веков
затерялась она
и в наш телескоп
никому не видна.

НЕБЕСНАЯ ПЕСЕНКА

Я стою над рекой,
надо мной облака,
я охвачен тоской,
в небо рвётся тоска.

Далеко, далеко
в голубой вышине
и светло, и легко
показалось бы мне.

Я б глядел с вышины,
как там тают снега,
как с приходом весны
разлилася река.

Я б, как птица, летел
высоко, высоко
и от радости пел
и светло, и легко,

А сейчас я стою
на земле, как во мгле,
от того не пою,
что стою на земле.

ПАМЯТИ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА

Раскрытая книга стихов,
свободное смелое чувство,
алмазные искры искусства
горят сквозь туманы веков.

Как струн, затаённых в тиши,
случайный ответ камертону,
всё вторит волшебному звону
погибшей в страданьях души.

Чуть слышный проносится звук,
в крови разгореться пожару
под эту родную гитару,
под исповедь счастья и мук.

ЭСКАЛАТОР

Нас мчит по жизни эскалатор:
кого-то вверх, кого-то вниз.
Одним кричать: "быстрее надо!" -
другим бы: "нет, остановись!"

Одни хотят скорей подняться,
достичь вершин, достичь вершин,
другим уже пора спускаться
и торопиться нет причин.

И те, и эти явно правы,
всему в их жизни свой черёд,
и от заставы до заставы
и тех, и этих пронесёт.

Что будет ЗА второй заставой,
не суждено, друзья, узнать:
гадать - окажемся не правы,
а можно только лишь гадать.

Что было ДО, мы плохо знаем,
история - игра в лото:
какую цифру вынимаем,
такой и молимся потом.

Нам можно малость погордиться,
как достигаем мы вершин,
но, жаль, недолго на границе
мы в этой жизни постоим.

Часы пробьют довольно скоро
и не дадут передохнуть.
Подскажет бой часов с укором:
"Друзья, пора в обратный путь".

Окинув верх печальным взглядом,
машине скажем: "Понеслась,
но не спеши: ещё нам надо
на мир взглянуть в последний раз".

КОЛОКОЛ

Тишь перед грозою.
Глух и нем народ.
То, что взято с бою,
рушится, гниёт.

И среди сомнений
заживо гниют
мир святых стремлений
и священный труд.

В тёмном небе тучи.
Весь в крови закат.
День ползёт на кручи.
Не вернуть назад.

Сухо и жестоко
бьют часы конец.
Свет уже высоко.
Смерть внутри сердец.

Ропот бесполезный.
Гаснет сонм светил.
Вдруг удар железный
из последних сил.

Ко всему народу
среди туч ночных
рвётся на свободу
клич: "Зову живых!"

И струится вольно
над юдолью бед
с дальней колокольни
лучезарный свет.

* * *

Волшебная ночь. В мокрых листьях сиянье луны.
Горит Альтаир. Рядом с Денебом Вега сверкает.
По лужам звонко стучат капли, срываясь с деревьев.

* * *

Есть к правде
узкая тропинка.
Всё, кажется, готово...
лишь слово...
но запинка,
и начинай всё снова.

КАМОРКА

Это ли снилось?
Робко глядим друг на друга.
В комнату сырость
и полночь входят без стука.

Ветер-мятежник
форточку с петель срывает,
в печке валежник
трещит и тени бросает.

Там под грозою
сосны скрипят на пригорке.
Нам же с тобою
уютно в нашей каморке.

МЕЛОДИИ

В далёкий век, быть может, золотой,
святой и, может, слишком откровенный
мелодии разлились по Вселенной...
Бывает, ты услышишь их порой.

Они звучат то тише, то яснее,
то потекут свободною рекой,
то полетят во мраке гордым змеем,
то захлестнут неясною тоской.

А ты несись их вихрем увлечённый,
страдай, грусти и с ними торжествуй,
мелодией счастливой вдохновлённый
картины райские рисуй.

Ударит гром - мелодия собьётся,
сожмётся налетевшею тоской,
и стих печальный сам собой сорвётся
и поплывёт, как песня над рекой.

А ты волшебные лишь слушай звуки,
стихи слагай под слышимый мотив...
Лишь только так получишь голос муки
и трелей светлых перелив.

ЗАТИШЬЕ

Покрылося небо
волшебною тьмою,
и скользкие тучи
плывут надо мною;

и тихо трепещет,
как будто играя,
под тучею мрачной
листва молодая;

и лес помрачневший
стоит словно скован,
волшебницей-тучей,
грозой околдован.

* * *

Когда идёшь к себе домой,
друзьями старыми отринутый,
вся тяжесть звёзд тебя гнетёт,
весь мир, как опрокинутый.

И льётся горе с высоты
из жуткой чаши бесконечности,
а ты идёшь и мнёшь цветы,
и что тебе до вечности.

* * *

Дожди, дожди... Пришла отрада,
ко мне пришла пора моя:
затих весёлый шум над садом,
не докучают мне друзья.

Один сижу я... Со слезами
рассказ свой начал небосклон.
Он говорит мне, что дождями
с небес тоску сливает он.

* * *

Не прольются осенние слёзы
на сухие холодные пни,
только смотрят печально берёзы,
провожая весёлые дни.

Расплелась, расплелась паутина
из берёзовых голых ветвей,
и печалит невольно картина
красотою предсмертной своей.

По поляне бежит осторожно
тёмным призраком тень облаков,
и остатки листочков тревожно
что-то шепчут в струе ветерков.

Под осенним морозом дороже
нам улыбка и шутка друзей,
и весь мир начинает тревожить
красотою предсмертной своей.

УХОДЯЩЕМУ ПОКОЛЕНИЮ

Осенние листья по лесу кружатся,
их старческий голос едва шелестит.
Не этим-то листьям с ветрами сражаться,
как буря на лес налетит.

Не этим-то листьям, что молятся грозам,
отстаивать свежесть зелёных лесов.
И лес беззащитный, сражённый морозом,
заплачет под криками сов.

Но в мире уснувшем появятся силы
при шуме, и свисте, и пеньи ветров.
Мороз ослабеет, и всё, что бурлило,
с весною пробудится вновь.

ДЕВЯТЫЙ КЛАСС

* * *

Какая маленькая комната!
Кровати,
полка,
два стола...
А раньше...
А раньше, как мне помнится,
она большой была.

А небо-то какое серенькое!
Вода сбегает с крыш...
И верится, как будто,
и не верится...
Сидишь.
А словно спишь.

Тетрадь поблёкшая,
старенькая.
Заглавие - "Проекция".
Какая она маленькая-маленькая,
детская!

И эта маленькая комната -
страница жизни приоткрытая,
как сказка...
... и знакомая,
и давно забытая.

КРИК В БЕСПРЕДЕЛЬНОСТЬ

Пусть тебе досаждают, мешают невежды
всей бескрайней, бесправной рабыни-земли,
ты проснись, приоткрой свои сонные вежды,
прокричи о безбрежных просторах надежды,
где под парусом алым идут корабли!

СТАНСЫ

(на мотив "Летки-енки")
Плохо, когда ты кому-то нужен:
столько всякой суеты.
Но, поверьте, гораздо хуже
тем, кому вдруг нужен ты.

Дайте по-братски друг другу руку,
вместе легче в путь идти.
Я надеюсь, что вы друг другу
не наскучите в пути.

Двери просторнее отворите,
осветите мрак ночей.
Я надеюсь, вы не хотите
оставлять в беде друзей.

Честные люди, вы - самоцветы
среди грязных чёрных скал!
Вместе быть вам - и силы этой
уж никто б не побеждал.

* * *

Я мчусь на поезде куда-то,
и для меня в стихи слились
леса, луга, огни заката,
туман болот и неба высь.

Спешу вложить в скупые строчки
и грусть, и радость - чем смущён.
Минуты две - поставлю точку,
сойду, а труд не завершён.

Пока лети, как время, поезд!
И жизнь, и смерть - сирены вой.
Я тороплюсь - замучит совесть
за жизнь, растраченную мной.

СНЕЖНАЯ ФАНТАЗИЯ

Холодное небо, пустынное поле;
печальное солнце глядит сквозь туман.
И мчится, и стонет, и стынет на воле
под пасмурным небом холодный буран.

Над полем бескрайним проносятся вихрем
громады столетий, страданий и слёз.
Бушующий ветер то воет, то стихнет...
Не ты ли, о ветер, сюда их занёс?

Здесь мёртвое царство, владенья Вселенной;
бескрайняя вечность сквозь холод течёт...
Не ты ли несёшься, хмельной и мгновенный,
наш век через вечность.
    Твой птичий полёт
средь пышного зала, где люди пируют,
вот-вот будет кончен.
    Минута - мечта;
и ты за минутой стремишься, бушуя,
и молишь продленья...
    Глухие места...
Холодное небо, пустынное поле;
печальное солнце глядит сквозь туман.
И мчится, и стонет, и стынет на воле
под пасмурным небом холодный буран.

* * *

Была метель, а не капель,
как в прошлый раз;
и был декабрь, а не апрель
в душе у нас.

Меня ждала, меня звала
ты много раз;
и я пришёл, но ты ушла
в себя тотчас.

И я сидел, в окно глядел,
как в прошлый раз;
но не в мечтах, а в куче дел
по горло вяз.

А ты опять могла поднять
две чаши глаз,
но не могла меня понять,
как в прошлый раз.

Я был тяжёл, я чушь порол
так много раз,
не помню сам, как я провёл
с тобою час.

Была метель, а не капель,
как в прошлый раз;
и был декабрь, а не апрель
в душе у нас.

* * *

Через века
    Сафо улыбка
до нас дошла
    в немногих строчках.
Твои стихи
    умрут, быть может,
на белый свет
    едва явившись.

ИСТОРИЯ ОТКРЫТИЯ СПУТНИКОВ МАРСА

О них впервые думал вроде
француз Боде, найдя в природе
гармонию орбит светил,
но мир об этом позабыл.
Сначала Свифт, потом Вольтер,
уже познав законы сфер,
нашли у Марса-старины
его две малые луны.
Свифт услыхал о них рассказ,
скорей всего, от Гуливера,
о них же знал Микромегас
гостивший как-то у Вольтера.
И только позже некий Холл
на небе их в трубу нашёл.

* * *

Ты приедешь ко мне на рассвете,
листья жёлтые кинешь в окно;
и для нас на печальной планете
уж не будет, как ночью, темно.

Нас потопят небесные яси,
нас поглотят родные леса;
мы нажмём на педали, и в плясе
побегут мимо нас чудеса.

И прохлада навстречу помчится,
и раскроет объятья свои;
запоют нам волшебные птицы
про могучую силу любви.

К ПОРТРЕТУ ДЕЛЬВИГА

С улыбкой нежного привета
от сладкозвучного поэта
дошли стихи через века;
стихи - и радость, и тоска,
и грусть, и слезы, и веселье,
и мимолётное похмелье.

ЦИНИЧНОЕ

Тот, кто хочет войны, во главе государств;
кто за мир, тот прослыл утопистом.
И понятно, ведь даже по Дарвину так:
жизнь - борьба, а борьба есть убийство,

Существует естественный в жизни отбор,
мысль и чувство выходят на конкурс,
мы насильно читаем всю жизнь приговор,
где написано: жизнь - это тонкость.

Тонко жить - это значит уметь тонко красть,
тонко врать, тонко делать доносы
и т.д. и т.п. На планете у нас
все устроено в общем-то просто.

Все, что есть, как заметил когда-то Руссо,
только к лучшему в мудрой природе.
Тот, кто глуп, тот помрёт. Был и нет. Вот и всё.
И размножится умный в народе.

Кто же глуп? Кто на плаху за правду взойдёт,
за науку, за мир, за искусство.
Кто умён? В ком нет чувства, кто славно живёт,
свой живот наедая в распутстве.

Так забудем всё-всё! Положась на инстинкт,
будем пьянствовать, дрыхнуть и драться.
Самый УМНЫЙ меж нас будет наш властелин.
На колени пред ним! Ну-тка, братцы!

И не надо крикливых и огненных слов,
чтобы язвы укрыть от сознанья...
Извините за то, что приподнял покров.
Вот как будто и всё. До свиданья.

СТАРИК

Я прожил жизнь, а счастья нет;
душа минутами согрета,
и жизнь, как песня, не допета,
хоть этой песне столько лет.

ЗАДАЧА

Жизнь - нерешённая задача,
угрюмый сборник аксиом...
Всё только так и не иначе.
И от сознанья в горле ком.

Нам не дано предназначений,
нас породил закон миров.
Ответ бесстрастен и суров -
в таких задачах нет решений.

Но кем-то вновь объявлен поиск,
и слышен голос: есть ответ!
И это страх, и это совесть
казнят за то, что цели нет.

И ты в тоске бежишь куда-то,
стоишь в слезах, раскрыв обман,
оплачешь вечером растрату,
а утром чертишь новый план.

Характер мой - решать задачу,
пока не выписан ответ.
Но мысли вертятся и скачут,
пустым стихом оставив след.

И, может, я всю жизнь растрачу,
но не смогу решить задачу.

* * *

Века решался с содроганьем
вопрос о будничном, простом:
что жизнь? - мечта? воспоминанье?
или мгновенное ничто?

А почему? Ответ был ясен.
Он был получен сотни раз.
Но он не то, но он...
    ужасен!
Он не устраивает нас!

* * *

Туманом синим,
моросящим
завесил ливень
зелень чащи.

Берёзы, клёны,
синь осины...
Лес не зелёный -
сонно-синий.

Сквозь нежный лепет
на свиданье
проходит ветер
синей ланью.

Прохлада мокрой
синевою
ползёт по моху
в сумрак хвои.

Паденье капель
в бисер листьев,
как поступь цапли,
поступь лисья.

Туманом синим,
моросящим
завесил ливень
зелень чащи.

* * *

Таинственны летние ночи.
Усталый лежишь, как во сне,
и светлые лунные блики
играют на тёмной стене.
И в бликах не тени от листьев,
не тени от крыльев совят -
танцующий круг привидений,
струящих в саду аромат.

СТИХИ НА ГИБЕЛЬ ПОСЛЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА

Ветры, над миром трубите,
умер последний стон,
прежних врагов не найдёте,
кончен последний спор.

Ветры, пропойте в трубы,
волны, плесните ввысь,
солнце горит над гробом,
тучи разносят весть.

Вечность забудет, как умер
в мире последний вздох
с тщетной надеждой - "утро",
с тихой мольбой - "восток".

Солнце вонзилось в запад,
утро зажглось огнём,
смерти предсмертный запах
слился в предсмертный стон.

Ветры, над миром трубите,
умер и этот стон,
прежних врагов не найдёте,
кончен последний спор.

ЛЕСТНИЦА СМЕРТИ

(Из песен Теодарахиса)
Угрюмые лица вверху и внизу.
По лестнице смерти я камень несу.

Умру - только камень на кровь упадёт,
мой друг, надрываясь, его понесёт.

Но жив, поднимаюсь, мне сила дана,
и в лагере смерти она вам страшна.

И камни беру всё крупней, всё крупней,
взойду и обрушу всю тяжесть камней.

* * *

Выйду в сонный лес в предрассветный час,
свистом-посвистом свистну по лесу,
просыпайся лес, откликайся лес!
Эхо гулкое, эхо долгое,
облети весь лес, разбуди весь лес
посмотреть зарю утра нового.

* * *

В рубище истина являлась
избранникам любых веков,
пока совсем не потерялась
среди жандармов и шпиков.

* * *

Эти дни не прошли,
танки землю уродуют.
Властелины земли,
не шутите с народами!

Ни узорная лесть,
ни притворные почести
нанесённую здесь
не загладят пощёчину.

* * *

Всё в этом мире не по нам.
Оставим мир летучим дымом
и улетим к другим мирам,
в своей душе хранимым.

* * *

Не я ли в жизни от начала
иду путём тоски и бед
лишь от того, что зазвучало
во мне на всё в ответ: "О, нет"?!

Какая буря б ни качала
в моих глазах весь белый свет,
на голос бури отвечало
моё несносное: "Нет, нет".

Но только буря утихала,
и пошлость шествовала вслед,
меня опять куда-то звало
уже мятежное "нет, нет!"

ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Он ходил по касательной.
Сам он был отрицательный.
Был таким от рождения:
сложишь с ним - уменьшение.
Были подвиги, свершения.
Тут он сделал умножение,
бесконечное множество
превратил в ничтожество,
а потом на нуль помножился
и навеки уничтожился.

ЭЛЕГИЯ

Я жил, работал и творил.
Давно. Когда наивней был.
Мой детский пыл остыл, погас.
Увы, я не живу сейчас -
существование влачу,
искать и думать не хочу.
Мне жизнь твердила: "Погоди,
я буду только впереди."
И я учился, я творил,
искал и даже находил,
но где-то много потерял...
Когда терял, не замечал.
И вот гляжу в черновики
и в тайном бешенстве строки
себя сейчас готов избить
за то, что раньше мог творить.
Рассказ, стихи, рисунок... Да,
затратил много я труда.
Вот карта: линии хребтов,
границы вечных белых льдов,
архипелаги, синь морей
и русла рек среди степей;
по астрономии статьи,
Венера, Марс, Луна - мои!
Вот список спутников планет,
вот номера моих газет,
вот "Звёздный вестник", вот журнал,
который я не дописал;
вот список видов, дневники,
чертёж чего-то от руки,
черновики для "Наших дел"...
Как много сделать я успел!
И это всё - душевный храм,
когда-то - храм, а ныне - хлам.
Я постепенно стал черстветь.
Былому трудно умереть,
но я спокойно всё сомну,
я оборву души струну
и, что хранил из года в год,
всё кину в мусоропровод.
Зачем хранить, когда в душе
не сыщешь тех богатств уже.
Я променял энтузиазм
на неприветливый сарказм.

"ВРЕМЯ И СЕМЬЯ КОНВЕЙ"

Время мчится,
а годы - ступени
в нищету
или в мир, где печальные тени
окунуться в потоках забвенья...
Это та же семья.
Измененья
наложило на всё молчаливое время,
беспристрастное жуткое время...
Где же смех, и веселье, и счастье?
Мгновенье!
И слышнее, слышнее гремит в озлобленьи
с каждым часом расплата:
"Ни пенни!
Ни пенни!"

ГИМН УТРУ

Лишь только утро лучиком застенчивым
наивно глянет в комнату твою,
и на лице улыбка первым птенчиком
счастливо встретит светлую зарю,
проснись, проснись, уйди от обаяния
предутренних - всегда волшебных - снов!
Проснись, проснись - мир полон ожидания
и вновь поверил в тайну вечных слов.
Проснись, проснись - услышишь в птичьем пении
священный гимн надеждам и мечтам!
Проснись, проснись - вся жизнь, как сновидение,
а пробужденье только по утрам.

СКАЗКИ

О, если волшебные сказки
не лгут о величьи людей
и в сказках не лестные ласки,
то мир век от века гнусней.

Не верю, что раньше любовью
за деньги не жертвовал мир,
святое не пачкалось кровью
и не было купленных лир.

Не верю, что дружба когда-то
была бескорыстно-простой,
и было хоть что-нибудь свято
душе златозвонной людской.

А если наивные сказки -
не вымысел редкой души,
то мир только чёрною краской
отныне, художник, пиши.

Он стал в миллионы раз хуже,
чем был, как по сказкам судить.
Был морем, а ныне он лужа,
в которой не хочется жить.

Однако, мир тот же, как прежде,
а сказки наивные - лгут,
а сказки - обрывки надежды,
рождённые бременем пут.

О, те, кто был сладко обманут,
кто верил в любовь и добро!
Их вымыслы в Лету не канут,
от этих обманов светло.

Мир - бойня, а не оперетта,
в которой всё злое смешно.
Открытье? Ах, нет же, всё это
осознано слишком давно!

Устами угрюмого лорда
мир проклят и он же воспет.
Скажите, где честная гордость,
которой преграды в нём нет?

Где мрак не становится гуще,
пройдя сквозь недолгий рассвет?
Мир проклят поэтом за сущность,
за внешность поэтом воспет.

Лишь только наивные сказки
полны и любви, и добра.
Друзья! Так отвергнем все ласки!
С обманом расстаться пора.

Но жизнь без обмана не может,
вся жизнь - это милый обман,
обман миражами тревожит,
и движется наш караван.

Мир тот же, такой же красивый,
всё так же красив небосвод,
всё так же плакучие ивы
застыли над зеркалом вод.

Такие же ясные зорьки,
такой же далёкий закат.
А жить меж людей так же горько,
как, может быть, эру назад.

ЦЕПОЧКА

Пустил копьё,
    оно пропело,
слетело тело,
    трон пустой,
и начат бой
    иных тиранов
за право раны
    наносить,
душить, давить...
    И вновь над миром
стоит кумиром
    идиот
и мне орёт:
    "Народ планеты!
На счастье вето.
    Всё моё!"
Пустил копьё...

ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

На бой они выходят правый,
зовут народ, объятый сном.
Заколыхалась вся держава,
перевернулась кверху дном;
качнулся мрак и зашатался,
конец приходит вечной тьме...
Бандит у власти оказался,
а просветители - в тюрьме.

* * *

Что ни скажешь сейчас,
то сказали давно
не о нас,
как о нас,
и правдиво,
и зло.

* * *

О, правды темь,
про мир невежд -
не говори...
Не надо! Прочь!
Мечта зари,
кровавый день,
закат надежд...
глухая ночь.

* * *

Кольцо венков и лент -
немой упрёк отчизне:
затравленным при жизни
по смерти - монумент.

БЕТХОВЕН

Могучий порыв титанических звуков -
и жизнь, прекрасная и жуткая,
загремела, застучала,
понеслась победно и свободно.
И не сдержать порыв жестокой правды тем,
кто тысячи лет боится её.
А правдивые звуки смеются
над их толкованиями,
О, жестокие звуки!
Через века
гений протянул тебе руку
и ведёт за собой в ту страну,
где нет преград свободе и свету.

ПЕСНЯ ВЕТРА

Грозиться и жить на свободе,
стремиться в иные края,
мечтать о свободном народе,
страдать - это доля моя.

Врываться в раскрытые окна,
метаться, взывая к борьбе,
в ненастье под ливнями мокнуть
вот счастье, что взял я себе.

Лаская, играть волосами,
порхая, мечты навевать
и нежными тихими снами
мятежные думы шептать,

и снова стремиться за тучи,
и с рёвом лететь в вышине,
и злиться на горные кручи,
и биться в них - это по мне!

ВСАДНИК ТВОЕЙ ДУШИ

Всё мчится и мчится
взметающий пыль,
тоскующий всадник,
волнуя ковыль.

Всё скачет и скачет.
В ударах копыт
мятеж и волненье,
желанье звучит.

Всё ищет и ищет
счастливой земли...
Всё новые дали
синеют вдали.

За алым закатом
багровый восход.
Всё новые дали,
всё новый народ.

"Не нужен, не нужен
опять и опять...
И вы не нужны мне!
Скакать и скакать!"

Сливаются тучи
в угрюмую цепь,
смежается с небом
бескрайняя степь.

Смежается с небом,
и там у границ
тревожные искры
далёких зарниц.

Всё мчится и мчится
взметающий пыль
тоскующий всадник,
волнуя ковыль.

Всё чётче и чётче
удары копыт.
Он с бурей тоскует,
он бурей летит.

"Не нужен уют мне,
не нужен покой,
застой и довольство
с его пустотой.

И с кем на планете
на равных смогу
сквозь тучи и ветер
лететь на скаку?!"

За годами годы,
а в дымке долин,
как прежде, мятежный,
как прежде, один

всё мчится и мчится
взметающий пыль
тоскующий всадник,
волнуя ковыль.

СВЯЗЬ МИРОВ

Нам дано не одно мирозданье,
нам дано не одно созерцанье.
Нам дало полупризрак сознанье,
в нём иное живёт мирозданье,
и его голубое мерцанье,
озарённое солнцем познанья,
порождённое вихрем мечтанья,
как надежда, как свет, как желанье,
прорывается сквозь прозябанье,
претворяется в труд созиданья!
Нам дано не одно мирозданье,
нам дано не одно созерцанье.

* * *

Я меняюсь не по дням - по минутам:
пару строк написал этим утром...

И другое к двум часам настроенье.
Стал другим - и прощай, вдохновенье.

Никогда не завершу этих строчек:
каждый миг - новый стиль, новый почерк.

Не писать мне фантастических сказок,
для поэм не хватает мне красок.

Как на плёнку мне заснять полутени,
полусвет, полумглу настроений.

ГАМБИТ

Как пешку, юность в жертву жизни!
И, руководствуясь наитьем,
иди, когда мечтой нанизан
король врага, как цель гамбита.

Владей ускоренным развитьем,
на жизнь веди мечты в атаку...
Но, если вдруг она отбита,
то юности, конечно, жалко.

ДВОРЦОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ

Измены в шахматах не часто,
они, как разновидность астмы,
когда на водку дав солдатам,
кончают дело спёртым матом.

НОВАТОРСТВО

Одни для красоты, а, может, для оваций
пленяют лёгкостью изящных комбинаций,
а ты, мой друг, как пишешь, так и ходишь - невпопад,
и ставишь сам себе изящный детский мат.

ВЫБОР ЦВЕТА

Пусть шахматы не жизнь, в которой
фигуры рвут друг дружке горло,
хитрят и цвет свой изменяют,
чернят друг дружку, обеляют;
казаться хочет чёрный белым
(и счастье, если неумело),
стремится к власти над народом,
чтоб сразу делать по два хода.

Да, в жизни всё не так-то чётко:
в ней мало белых, мало чёрных
и очень много просто серых...
Но в ней борьба всё тех же светлых
всё с тем же мрачным миром тёмных;
и в ней приёмов много тонких:
гамбитов, вилок, рокировок
и прочих всех перестановок.
А разница цветов? Открыто
за белых более гамбитов,
когда в костры за святость дела
уходят гордо пешки белых.

Нужны ли белые для чёрных,
а те - для белых? Да, бесспорно,
но миллиарды пёстрых пешек
одною правдой не утешить.
Не утешенье - только слезы
в том, что ясны биоценозы,
что там, где овцы, там и волки,
что истреблять их мало толка;
и кто живёт лисой, кто скунсом...
Избави, бог, от этих функций!

Что ж, загадаем, кто какими,
Кто любит белыми - бог с ними:
и те, и эти здесь не лучше.
Сойдутся армии, как тучи;
на смертный бой пойдут геройски
сто мыслей, сто идей - два войска.
Но ведь идеи - лишь орудья,
а у орудий те же люди,
и за фигуры МЫ ответим,
и будет дело тут не в цвете.
А в жизни несколько иначе,
в ней цвет довольно много значит,
но, боже мой, как это бледно!..
А за окном сиял победно
мир многоцветный, мир жестокий,
не признающий аналогий.

МИРАЖИ

Станет холодно жить -
значит, где-то обман.
Миражи, миражи...
Мы уходим в туман.

Беркут в небе кружит,
за курганом курган.
Миражи, миражи...
Искуситель-туман.

Где-то смерть сторожит,
упадёшь на бурьян.
Миражи, миражи...
Победитель-туман.

Но вперёд через жизнь
вновь идёт караван.
Миражи, миражи...
Повелитель-туман.

* * *

Вы сидите одна над рекою,
облака неподвижны от зноя,
волны ткут и кладут полосою
волокнистую пену прибоя,

Впереди синева. Молчаливо
спят вдали раскалённые нивы,
слева в тёмные воды залива
загляделись красавицы-ивы.

В сонных заводях сморщились глади,
ветерок потянул, и прохлада
развевает кудрей ваших пряди.
Никого, ничего вам не надо!

Ни любви, ни мечты, ни надежды...
Только солнце и шорох прибрежный,
только ветер такой же, как прежде,
усыпляющий, ласковый, нежный.

Растворяются тонкие тени,
замирают лениво растенья,
мысли прячутся где-то от лени,
и плывут еле слышно мгновенья.

Вы сидите одна над рекою,
всё застыло и смолкло от зноя,
только волны кладут полосою
волокнистую пену прибоя.

* * *

Чвак, чвак... чвакает болото.
Квак, квак... квакают лягушки,
    обсуждают всё кого-то
    кумушки-подружки.

Топ, топ... топают ботинки,
Хлюп, хлюп... хлюпает водичка.
    Я не в поисках малинки,
    я тут по привычке.

Чвак, чвак... чвакает болото,
квак, квак... квакают лягушки,
    обсуждают всё кого-то
    кумушки-подружки.

ТЕПЛОВОЙ ГОЛОД

Мы сжигаем дотла
    наше тело:
не хватает тепла...
    Что поделать?!
В мире тюрем и плах
мы горим на кострах.

То былые дела,
    их пора изучать.
Все хотели тепла,
    но никто не хотел излучать.
Голодали веками,
    тосковали по теплу,
разгребали руками
    остывающую золу
и дрожали,
    прижавшись друг к другу...
Знатоки и сейчас говорят:
    так теплее.
А ледник наступал,
    и вьюга
завывала всё злее,
    злее.

Что такое голод?
У потухших костров
    собиралось прозябшее племя.
Временный кров.
    Скверное время.
А при встрече племён
    раздавались враждебные кличи.
Но ледник наступал,
    и смягчился обычай:
люди стали доверчивей...

Вижу, вижу кроманьонца:
мир и холоден, и сер,
но горит кусочек солнца
в глубине его пещер;
и старик, улыбаясь,
    кладёт уголёк на ладонь
и соседям дарит огонь...

Смягчилась природа,
    на планете тепло,
но счастливое время
    безвозвратно ушло.
В шуме ясного дня
мы не ценим огня.

  - Ты живёшь без тепла?!
  - Не потому, ты про что?
  - Как дела?
  - Хорошо...

Ну а где-то...
Ну а где-то грустят о былом,
и бредут за огнём,
    за теплом,
и сжигают дотла
    своё тело:
не хватает тепла...
    Что поделать?

НОЧНЫЕ ПОЕЗДА

Там где-то, там где-то
по россыпям сна
волшебно мерцает луна.

Там где-то, там где-то
в кустах ивняка
струится ночная река.

Там где-то, там где-то
огни городов
и судьбы бесчётных миров.

Там где-то, там где-то
покой и уют,
но только меня там не ждут,

Там кто-то, там кто-то
грустит в тишине,
но вряд ли грустит обо мне.

Куда-то, куда-то
влекут поезда,
куда-то, куда-то туда.

* * *

Ленинград ворожил
    миллионом огней,
расплетал и сплетал
    сотни огненных жил.
Вне его суеты
    смуглый мир ворожей.
Ты спросил: жил ли ты.
    Был ответ: нет, не жил.
Ты спешил, ты кружил
    над скрещеньем дорог,
ты устал и продрог,
    ты судьбу торопил,
никого не любил,
    счастье видеть не мог.
Ты спокойные дни
    мятежом погубил.

ДЕСЯТЫЙ КЛАСС

* * *

Вдохновенье нас не холит,
от него под сердцем колет.
Покричишь стихотворенья -
вмиг дойдёшь до хрипа;
вместо жара вдохновенья
весь в жару от гриппа.

ЛЮБОВЬ МАТЕМАТИКА

Я - нашей дружбы слабое звено;
и если равенство неравенством предстанет,
и мне под радикалом суждено
торчать со знаком "минус" в наказанье,
я наказанье это не стерплю,
я весь уйду на область мнимых чисел,
со мнимыми людьми себя солью,
не помня вас, заоблачные выси.

Я - нашей дружбы слабое звено;
мне нужно контролировать поступки,
а нить бежит - жужжит веретено...
Всё в нашей жизни суетно и хрупко!
Обрежет Парка солнечную нить -
ненужный, слабый, злой и одинокий,
отринутый - я стану хоронить
в прошедшем дружбу, а в себе - упрёки.

Мой милый друг, хоть раз меня пойми;
к тебе карабкаюсь... О, если в жизни тинно!
над пошляками - мнимыми людьми -
возвысят нас духовные вершины,
о, если руки чистые твои
ты мне протянешь, этот мрак отпрянет,
рассветный гимн исполнят соловьи,
и так светло, так солнечно нам станет!

САФО

Изящная легенда;
утёс,
в Эгейском море лента
из кос,
и песни к северянам,
как вздох,
летят по барханам
эпох.

ВЕСЕННИЙ ЗОВ

Пришла
весна,
душа
ясна.

Нет слов!
О, сны!
В них зов
весны:

Проснись,
мой друг,
очнись
от вьюг.

Воскрес
и юн
твой лес -
колдун.

Над ним
тоска,
как дым,
легка.

И ясь
небес,
струясь
на лес,

шумит
в ветвях,
звенит
в ручьях:

Проснись,
мой друг,
очнись
от вьюг.

Среди
долин
броди
один,

в тиши
лесной
дыши
весной...

СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Ты эту мерзость вычитал из книг?
Ты думаешь, что стал умней от них?
Познай, обманутый! Их автор - пустота.
Башка ль была пуста, мошна ль была пуста,
а вышли книги, имя книгам - вздор,
их надо в инквизиторский костёр.
А книги те, которые не лгут,
ты не нашёл затем, что их и жгут.

* * *

И день, и ночь душа в чаду.
И сон, как явь, и явь, как сон.
И день, как ночь, и жизнь, как стон.
Огонь во льду, покой в аду.

Пиявкой мысль впилась в ночи,
но не кричи - усилишь боль.
Усталость въелась в жизнь, как моль.
Душа из дыр. Молчи, молчи.

С утра в ушах кошмарный звон
крикливых слов, вранья, вранья.
Собранье сов и воронья
спешит на праздник похорон.

Промчался день - как мал итог!
И ночь без сна. В бреду бреду,
бегу в тайгу... В каком году?
И вновь наплывы тех же строк.

И день, и ночь душа в чаду.
И сон, как явь, и явь, как сон.
И день, как ночь, и жизнь, как стон.
Огонь во льду, покой в аду.

* * *

Вы умчались, отзвенели...
И стекла с ресниц слеза,
а безжалостные ели
лапы тянут в небеса.

Не укрыться от испуга,
не укрыться от тоски.
Замела дороги вьюга.
Где вы, где вы, васильки?!

Я очнусь от странных песен,
перейду опять к труду...
Слой на слой ложится плесень,
как в заброшенном пруду.

БЕЛЫЕ КОРАБЛИ

Памяти близких по духу...
О, море грозное - молва!
В нём гаснут гордые слова,

и не помочь, когда вдали
бесшумно тонут корабли.

Пройдут печальные века -
услышат люди плач гудка.

Потомки в мире тех же плах
взгрустнут о белых кораблях.

Зачем ты бьёшь о борт, волна?!
Ведь жизнь одна, ведь жизнь одна.

Оплачь, оплачь в душе своей
крушенье белых кораблей.

ДЖОРДАНО БРУНО

Прошли года, пройдут года,
но этой славе не померкнуть.
Он доказал и навсегда,
что "сжечь не значит опровергнуть".

Так почему же до сих пор,
игрой костров тревожа время,
идёт с властями тот же спор
о той же самой теореме?!

СОВЕСТЬ

Памяти молния с болью промчалась,
вздрогнув, планета в тоске закачалась,
зашелестела трава у лица...
Жизни конец или смерть без конца!

ПЕСНЯ В БУРЮ

Дождей тревожная певучесть,
и гром, и град,
на языке сухая жгучесть,
в ушах раскат.

О, как волнуют эти звуки
меня во тьме!
И хочешь крикнуть в дикой муке:
"Мир не по мне!"

И пусть шепчу за мир молитвы,
вражде не рад,
но мне понятен голос битвы
и ты, солдат.

Бушует дух горящих зданий
в шелках знамён.
Ты жаждешь новых упований,
ты воспалён.

Струится кровь по руслу Стонца,
металл звенит,
слепая ярость кроманьонца
в тебе кипит.

И тех, взмолившихся о мире,
ты бьёшь штыком;
любого, кто в чужом мундире,
зовёшь врагом.

Но только мне иных врагами
дала судьба:
неравный бой веду веками
за честь раба.

Но только мне - иная участь:
залп с баррикад,
дождей тревожная певучесть,
и гром, и град.

БЕЛЯЙКА

И снова долина Беляйки,
и вновь ослепительный день!
В припойменных чащах лужайки,
тут вместе и солнце, и тень.

Сплетенье забытых тропинок,
кустарник целует струю...
И ты, как отшельник, как инок,
в заброшенном дивном краю.

Чуть слышно журча, по оврагу
к Беляйке сбегает ручей
и дарит ей чистую влагу -
подарок хрустальных ключей.

Чтоб в сказку попасть озорную
и скинуть заботу с плеча,
нагнись, почерпни, как живую,
студёную воду ключа,

и брызни в лицо, и со смехом
ладонью крапиву погладь.
Она волосками, как мехом,
ладони начнёт согревать.

А ели, как добрые старцы,
посмотрят из тёмных ветвей,
как ты на блестящие кварцы
ступаешь с котомкой своей.

БАРАТЫНСКИЙ

Он говорил: "Прощайте, музы,
отравлен я своей тоской,
усталый, я люблю покой -
не ваши огненные узы.
Я мог творить на зло болезням,
на зло обидам и пинкам,
но пустоты не передам
навек святому - песням."

НА ВОЗДУШНОМ КОРАБЛЕ

Мы на воздушном корабле,
и луч вечерний, луч последний
скользит, искрясь, по грани медной
и рассыпается во мгле.
Мы видим в пурпуре заката
кровавый смысл грядущих дней,
и смутно чудится расплата
за ветхий рай... Но вверх! Скорей!
Но выше, выше к Солнцу Жизни
на мощных крыльях корабля,
забыв о страждущей отчизне,
стремимся в синие поля.
А там - внизу - вдовой на тризне
рыдает тёмная земля.
И вот она устала плакать,
на грязный мир упала мгла,
и нескончаемая слякоть
в душе у каждого легла.
Сыны земли пропили душу
и сохранили только злость,
а смерть, как сторож, костью в кость
стучит, хрипя: "Я всё разрушу."
Мы вверх летим, но чёрной ночью
нам опуститься суждено.
Ты, счастье, шатко, ты не прочно,
и жизнь закинет нас на дно.
И вот тогда волшебным струнам
не заглушить кошмар войны...
А ты, земля, развеешь сны!
В крови, подобны диким гуннам,
затопчут нас твои сыны.

ПАМЯТНИК

- Кому здесь памятник такой?
- Безмерной глупости людской,
- Кто под плитою погребён?
- Бойцы враждующих племён.

БАЙРОНИЧЕСКОЕ

Все тайны неба мне известны;
и власть, и сила мне даны;
Вселенной блеск, Вселенной бездна
мне во владенье вручены.

Кругом молитвенное пенье,
кругом ряды склонённых лиц,
кругом встречаю преклоненье,
когда иду в огне зарниц.

Как пожелал вселенской славы,
просторы мрака осветил,
галактик хоры величаво
в бездонный хаос поместил.

Чего желать? Я - совершенство,
Умом и силой выше всех,
но нет душе моей блаженства,
но нет мне счастья и утех.

Мне во Вселенной всё постыло,
и пустота меня гнетёт.
Что мне любовь, и свет, и сила,
и власть, и вечность, и почёт?!

ПУСТЫРИ

Пустыри, пустыри,
я люблю вашу тишь и запущенность.
Вы - как поводыри
в нашу жизнь, одинокую в сущности.

Если мне хорошо.
значит, бреднями жизни не тронутый,
я иду там, где шёл
среди трав пустыря непрополотых.

И зачем, лопухи,
вы ушами печально качаете,
и, вздыхая с тоски,
мне разлуку навек предвещаете?

Жить мне, вечно спеша,
навсегда в омут жизни поверженным.
Станет чище душа,
и мне жизнь улыбнётся по-прежнему.

Но шуршат лопухи:
"зарастёшь, как и мы, новостройками,
и твои пустыри
заурядными станут помойками."

* * *

Кто скачет незримый на лёгком коне?
Кто льётся повсюду навстречу весне?
Кто вьётся, смеётся серебряным смехом,
в лесу отзовётся тоскующим эхом?
Играет, ласкает, летит, негодует,
чарует, колдует, звенит и волнует?
Откликнись, аукнись... Ко мне, милый друг!
Мы вместе помчимся в ликующий круг.

* * *

Убегают просторы... Забудь.
Поезд следует без остановок.
То, что было, не встретится снова.
То, что было, того не вернуть.

КОЛПАК

У него был несносный характер,
он не сжился ни с кем из людей,
не сдружился ни с кем из друзей.
Оставалось беситься и плакать,
становиться несносней и злей.

Одинокий, он думал и думал,
в шутовской обрядился колпак,
и, весёлый беспечный чудак,
появился на празднике юных,
танцевал и шутил под гопак.

Колпаку повезло - понимают,
но артисту опять не везёт,
и друзьям он колпак отдаёт.
Пусть они с колпаком поиграют,
он один эту жизнь проживёт.

* * *

Красные листья рябины.
Красные гроздья рябины.
Жёлтые клёны.
Красные клёны.
По небу тучи скользят.

Как не хватает камина!
Был бы - сидел у камина,
И изумлённо
слушал, как сонно
капли в листве шелестят.

* * *

Смирись, мой друг! Закон извечный,
о нём забудешь - пропадёшь:
ты сердце людям отдаёшь,
и говорят, что бессердечный.

ЭКСКУРСИЯ В АД

Я спускался в ад
посмотреть не жарко ль.
Черти говорят,
что людей им жалко.
    Я спустился в ад...
    Ладно, будь что будет.
    Черти говорят:
    "Ох, уж эти люди!
        Деньги заимеют -
        пьянствуют, толстеют,
        хрюкают, свиняшки...
        Глянь, какие ряжки!"

Я спускался в ад
(чёрт экскурсоводом),
мне и говорят:
"Поглядим природу"
    Я спустился в ад -
    банки да объедки.
    "Тут, - мне говорят,
    - жили ваши предки."
        А кругом ошмётки,
        тара из-под водки,
        брошенные стройки,
        свалки да помойки.

Я спускался в ад
ветреным туристом.
Черти говорят:
"В этом много риска."
    Я спустился в ад,
    в дымный, в бесшабашный.
    Черти говорят:
    "Даже нам здесь страшно".
        Видишь экспонаты,
        это - бюрократы,
        каждый третий - шкура,
        крупная фигура."

После мне до смерти
стало жаль чертей.
Ну и влипли черти
с должностью своей!

СТАРИННАЯ ПЕСЕНКА О ЧУДАКЕ

1

Наш белый свет - кромешный мрак,
но жил да был один чудак;
хотела жизнь наверняка
заставить плакать чудака,
а он, увы, не унывал
насвистывал да напевал:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

И нет ни слуг,
ни королей
в том солнечном краю,
Там каждый - друг,
в кругу друзей
счастлив я и пою.

2

Наивный, робкий и простой,
он с юных лет был сиротой,
и, безрассудный ротозей,
он растерял своих друзей,
любовь и юность прозевал,
но не грустил, не унывал:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

С тобой иду,
любим, влюблён,
и солнце светит нам,
и сад в цвету,
и в розах он,
и мы идём к друзьям.

3

Король к народу выходил,
а он поклон отдать забыл,
и вот тюрьма, в ней мрак и тьма,
и люди сходят в ней с ума,
а он беспечно хлеб жуёт,
насвистывает да поёт:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

Там нет вельмож
и королей
и даже тюрем нет.
Там снег и дождь,
там ширь полей
и каждый день - рассвет!

4

Под старость лет на белый свет
был как-то выпущен "поэт",
но нет ни дома, ни двора,
над ним смеётся детвора,
а он рассеянно глядит
и ту же песенку свистит:

Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.

Пусть наяву
летят года
с печальной сединой,
я там живу,
я там всегда,
как прежде, молодой.

КАМАРИНСКАЯ

На административный разгром
Второй математической школы
в 1970-1971 годах
Возле школ математических
в модных клёшах и спьяна
из веков доисторических
из домов психиатрических
ошивается шпана.

Что ни полдень, то событие.
Кодлы сеют в школе страх.
Свисты, визги, матом крытие...
Эх! На славу мордобитие -
русской удали размах!

Знать, душа наружу просится,
к роже просится кастет,
в атмосфере ругань носится,
хрустнет, треснет переносица,
зуб о сталь - и зуба нет.

"Как я встречусь с математиком,
пусть полезет на рожон,
а потом со старшим братиком
звезданём да взгреем матиком,
чтоб не думал, что умён.

Дали б волю - не подумавши,
все бы школы я закрыл,
на ладони разик плюнувши,
соплякам в хлебальник сунувши,
по иному б их учил.

Ха! Очкарикам фонарики
за бесплатно бы раздать,
повправлять бы, к чёрту, шарики,
чтобы вспомнили, сударики,
про свою родную мать!"

МЕСЯЦ

Тёмные громады блочных корпусов,
трубы и деревья, дальний стук шагов,
"Волги" и "Фиаты", где-то мат пьянчужки
у закрытой на ночь маленькой пивнушки,
и нелепо как-то месяц над Москвой
проплывает, залит сказочной тоской.
Бледный тихий странник, он в XX веке
более подобен нищему-калеке.
Вот он перерезан стрелами антенн
и коснулся рогом молчаливых стен,
вот ушёл без шума, позабытый, старый...
Тишина... лишь где-то тихий звон гитары.

АРХИЛОХ

Кому продать моё копьё?
Моя рука крепка,
копьё летит и метко бьёт
врага издалека.

Не платят тем, кто отверзал
пророчески уста.
Я людям правду рассказал,
да вот мошна пуста.

Когда б я раньше был умён,
я б сеял и пахал,
мне б слух ласкал не шум знамён,
а шелест опахал.

Устав от будничных трудов,
я мог бы петь в тиши.
Никто б не сдёргивал покров,
не лез бы вглубь души.

Но песням я отдался весь,
я гимны пел богам,
а боги отвернулись днесь...
Далёк Дельфийский храм!

И вот сейчас для всех открыт,
я вынужден служить.
Мне ложь и сухость - верный щит,
но чем-то надо жить.

Кому продать мое копьё,
моя рука крепка,
копьё летит и метко бьёт
врага издалека.

ПЕСНЯ ЛИКУЮЩЕГО БОГА

Вот мой солнечный трон,
подо мной - Геликон.
Я рождён.
Я рождён.
Я рождён.

И в счастливом краю
взял я лиру мою.
И пою.
И пою.
И пою.

Всё могу. Всё хочу,
Я подобен лучу.
Я лечу.
Я лечу.
Я лечу.

Где-то враг мой ползёт,
но стрела запоёт.
Запоёт.
Запоёт.
Запоёт.

Вот я змея настиг,
страшен змею мой крик.
Я велик.
Я велик.
Я велик.

И в счастливом краю
взял я лиру мою.
И пою,
И пою,
И пою.

 

СОДЕРЖАНИЕ

XXI век

Уральские стихи

ПОСЛЕУРАЛЬСКИЕ СТИХИ

СТИХИ СТУДЕНЧЕСКИХ ЛЕТ

СТИХИ ШКОЛЬНЫХ ЛЕТ

 

Избранные стихи Юрия Насимовича (составитель Илья Миклашевский (на сайте stihi.ru)

 

поделиться:

 
Рейтинг@Mail.ru