Страницы авторов "Тёмного леса".
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Учение Дарвина, во-первых, установило, что виды изменчивы и что все живые существа на земле (по крайней мере, относящиеся к одному и тому же типу) - родственники; во-вторых, оно объяснило факт чудесной приспособленности живых организмов к условиям существования.
Жизнь - это способность сохраняться, несмотря на неблагоприятные воздействия, способность целесообразно (с точки зрения самосохранения) реагировать на внешние воздействия.
Всё живое плодится, любой вид способен в короткий срок заполнить планету, если бы большинство родившихся не погибали, не успев оставить потомство (известны случаи, когда потомство нескольких особей, завезенных людьми на новое место, заполоняло его). Очевидно, более приспособленные имеют больше шансов выжить и оставить потомство. Дети похожи на родителей, но не вполне; иногда (за счет рекомбинаций и мутаций) они обладают наследуемыми свойствами, которых у родителей не было. Большинство мутаций приводят к наследственным болезням, но возможны и полезные мутации; их обладатели более приспособлены и плодятся быстрее. Таким образом каждое следующее поколение обычно оказывается чуть более приспособленным, чем предыдущее.
Один скульптор сказал, как он делает скульптуры: беру камень и отсекаю всё лишнее. Вот так и природа уже три миллиарда лет отсекает всё лишнее; от обычного камня давно бы ничего не осталось, но в данном случае камень всё время растет; растет хаотически, во все стороны, но резец отсекает и отсекает лишнее, и скульптура становится всё совершеннее.
Свойства организма определяются его генами и внешними воздействиями на него в течение жизни. Потомкам передаются гены и, значит, только те свойства, которые определяются генами. Иногда при копировании генов происходят ошибки - мутации. Это порождает новые качества. Благодаря естественному отбору из этих случайных изменений сохраняются лишь немногие полезные (или хотя бы безвредные).
До Дарвина большинство биологов считали виды неизменными; но некоторые придерживались противоположного мнения. Впрочем, обсуждать этот вопрос в первой половине XIX века считалось в научных кругах почти неприличным: естествоиспытатели занимались описанием природы и избегали умозрительных обобщений, это была реакция на спекуляции натурфилософов предыдущих десятилетий. Заслуга Дарвина не в том, что он указал на эволюцию, а в том, что он собрал массу фактов, подтверждающих ее, и в том, что объяснил ее механизм.
Ламарк в "Философии зоологии", вышедшей в 1809 г., за 50 лет до "Происхождения видов" Дарвина доказывал, что все живые организмы - родственники, что все виды изменяются, становясь всё более совершенными. Но он считал, что организм приспосабливается в течение жизни и передает сформировавшиеся качества потомкам. Например, жираф тянет шею, чтоб добраться до верхних веток, от этих упражнений шея становится чуть длиннее, и жирафята родятся с более длинной шеей; так из поколения в поколение шея удлиняется. Но как объяснить приспособительную окраску жирафа? Ламарк считал, что она проистекает из стремления всего живого к совершенствованию. Дарвин отверг этот постулат. Но передачу потомкам приобретенных признаков он допускал. От пережитков ламаркизма очистил эволюционную теорию Вейсман в конце XIX века. Биологи до Дарвина не раз говорили об эволюции. Но никто из них не говорил о естественном отборе. Впрочем, было одно исключение: лесовод Матью, прочитав "Происхождение видов", заявил о своем приоритете, который был признан Дарвином: Матью в молодости написал о естественном отборе в своей книжке по лесоводству. Напротив, многие философы предвосхитили Дарвина в этом пункте. Намеки на естественный отбор как причину целесообразности живых организмов можно найти у Лукреция Кара. Тимирязев начинает свою книжку об учении Дарвина с эпиграфа из Конта; Конт умер за два года до опубликования "Происхождения видов", но эпиграф кажется взятым у Дарвина. А формула Гегеля "всё действительное разумно" выражает суть естественного отбора: потому и разумно всё действительное, что неразумное погибло. Всё разумное возникает рано или поздно по воле случая и сохраняется, потому что разумно.
В народе довольно распространено мнение, что теория Дарвина современной наукой опровергнута. Такая заинтересованность широких масс теорией Дарвина (ведь о других научных теориях в народе, как правило, нет никакого мнения) объясняется нежеланием быть родственниками обезьян (о том, что из эволюционной теории следует наше родство не только с обезьянами, но и, как минимум, со всеми позвоночными, люди не задумываются). На самом деле большинство ученых принимает учение Дарвина; но и то меньшинство, которое его не принимает, не оспаривает происхождение человека от обезьяны. После Дарвина этому были найдены тысячи подтверждений. Спорят лишь о том, достаточно ли естественного отбора для объяснения эволюции.
В номере "Курьера Юнеско", посвященном 100-летию со дня смерти Дарвина, есть статья цейлонского астронома Викрамасинкха, опровергающего Дарвина. Как буддист, он верит в вечность жизни. Он говорит: полагать, что человек мог произойти от одноклеточного существа путем накопления мутаций, так же нелепо, как полагать, что переписывая с ошибками книгу "Бытие", можно получить всю Библию и все книги всех библиотек мира. Но Викрамасинкх не учитывает, что переписывание происходило не тысячи раз, а происходит в течение миллиардов лет каждый день миллиарды раз.
Кроме того, что большинство обывателей не верит в происхождение человека от обезьяны, оно придерживается ламарковских взглядов, думая, что если учить чему-нибудь собак из поколения в поколение, то в конце концов станут рождаться щенки, знающие это с рождения или, по крайней мере, легче поддающиеся обучению. Но это было опровергнуто многими опытами, а главное, противоречит известным механизмам наследования через гены, на которые обучение никак не влияет. Так же сыну не может передаться шрам раненого отца.
Чарлз Дарвин родился в 1809 году в городке Шрусбери недалеко от Бирмингема (в центре Англии). Отец его был врачом.
Дед Чарлза Дарвина тоже был врачом; не только врачом, но и естествоиспытателем, и поэтом. В своих поэмах он выразил натурфилософские взгляды, в чем-то предвосхитившие внука. Прекрасный перевод поэмы Эразма Дарвина "Храм природы" на русский язык сделан биологом и поэтом Холодковским.
В семье Дарвина были и еще ученые: сын Чарлза астроном Джордж Говард, занимавшийся эволюцией планет; другой сын Френсис, помогавший отцу и продолжавший некоторые его работы после его смерти; внук физик Чарлз.
У Чарлза Дарвина было много братьев и сестер. Матери он лишился в 8 лет. Учился в школе доктора Бутлера, дававшей неплохое классическое образование. "Школа мне ничего не дала," - напишет Дарвин в своих воспоминаниях. Возможно, уже в детстве его тянуло к естественным наукам. Вместе со старшим братом Эразмом он делал химические опыты в сарае (доктор Бутлер отругал его за это, как за бесполезную трату времени). Он собирает коллекцию жуков, причем, посоветовавшись с сестрой, решает, что убивать жуков для коллекции нехорошо, и собирает только дохлых.
За год до окончания школы отец, решив, что от нее нет толку, посылает сына в эдинбургский университет учиться медицине. В это время там уже учился брат Эразм. В Эдинбурге Чарлз кроме лекций посещал заседания научного общества, вообще, начал заниматься естественными науками. А вот из операционной, куда водили студентов, он сбежал, не вынеся вида страданий оперируемого (хлороформа тогда еще не было). В это время он очень увлекался охотой (видимо, детские угрызения совести прошли). После года пребывания в Эдинбурге он, как сам пишет в воспоминаниях, осознал, что получит от отца достаточное состояние, чтобы жить не работая; это совсем охладило его студенческое рвение. Испугавшись, что из сына получится шалопай, отец решил подыскать ему другую профессию. Остановились на карьере священника. Прежде чем дать ответ, Чарлз ознакомился с богословской литературой и согласился, лишь убедившись, что разделяет ее положения.
Итак, он поступает в Тринити-колледж Кембриджского университета. И всё больше увлекается естественными науками. Знакомится с профессором Генслоу, охотно принимавшим в своем доме студентов, и совершает с ним еженедельные прогулки, во время которых Генслоу читает нечто вроде лекций.
В 1831 году произошло событие, определившее всю дальнейшую жизнь Дарвина. Требовался натуралист для корабля "Бигль", готовившегося к кругосветному плаванью (в XVIII веке множество биологических открытий было сделано корабельными врачами; но теперь решили, что на корабле нужен специальный человек для научных наблюдений). Генслоу рекомендовал Дарвина. Тот с радостью согласился. И всё же недели перед отплытием были самыми тяжелыми в его жизни: он переживал предстоящую разлуку да и, кажется, боялся тягот пути. Дарвин считал, что у него больное сердце, но не обращался к врачу, чтобы ему не запретили путешествие.
Капитаном "Бигля" был Фицрой. Ему было 25 лет. Это был человек с сильной волей, уже довольно опытный моряк, но очень вспыльчивый. С первого взгляда Дарвин ему не понравился: форма подбородка выдавала мямлю; Фицрой чуть не отказал Дарвину. Однако впоследствии он изменил свое мнение; уже в первых письмах с корабля Фицрой отмечает стойкость, с которой сухопутный натуралист переносит трудности плавания. Они прожили в одной каюте пять лет. Были и ссоры. Во время пребывания в Бразилии зашел разговор о рабстве; Фицрой был сторонником рабства и рассказал, как плантатор спросил своих рабов, хотели бы они быть свободными, и рабы сказали: нет; Дарвин засмеялся: как можно доверять словам рабов, сказанным в присутствии хозяина; Фицрой вспылил: значит, я говорю неправду?! Дарвин уже готовился возвращаться на первом встречном судне, но офицеры их помирили. Впоследствии Фицрой стал основоположником научной метеорологии. Насмешки над неверными предсказаниями погоды довели его до самоубийства.
Первые недели плавания Дарвин очень страдал от качки. Но прибыв в Бразилию и увидев ее роскошную природу, почувствовал себя вполне вознагражденным. В Бразилии он еще охотился, но вскоре научные занятия настолько поглотили его, что добычу животных для коллекции он стал поручать другим. "Бигль" несколько лет обследовал берега Южной Америки; Дарвин иногда покидал его борт ради экскурсий в глубь материка. Вернулся в Англию в 1836 году уже не юноша, интересующийся естественными науками, а сложившийся ученый. "Даже форма черепа у тебя изменилась," - сказал отец, увидев его. Во время путешествия Дарвин сделал важное открытие: выяснил происхождение коралловых островов. Кораллы живут на прибрежных отмелях, избегая тихих заводей; коралловые рифы в глубоких местах обязаны своим существованием постепенному опусканию дна, отсюда их характерная кольцеобразная форма. Это открытие Дарвин сделал умозрительно, прежде, чем впервые увидел коралловый остров; всем последующим его открытиям предшествовали длительные наблюдения. Вообще, в молодости Дарвин интересовался больше геологией, чем биологией; хотя при первом знакомстве с геологией на лекции в Эдинбурге решил, что это очень скучная наука. На корабль он взял книгу Лайеля, разработавшего эволюционное учение в отношении геологии (до Лайеля господствовала теория геологических катастроф). Впоследствии Лайель и Дарвин стали друзьями.
К концу путешествия Дарвин стал задумываться о происхождении видов. Особенно, посетив Галапагосские острова: их возраст всего несколько миллионов лет, а на каждом - своя фауна, схожая, но не тождественная с фауной соседних островов и континента. Можно сказать, что ньютоновым яблоком (причем подлинным, а не мифическим, как у Ньютона) для Дарвина стал вьюрок - род птиц, распространенный на Галапагосах. Вернувшись из путешествия, Дарвин завел записную книжку, в которую записывал всё относящееся к происхождению видов.
Материал накапливался; видимо, Дарвин уже отказался от уверенности в неизменности видов, которая у него была когда-то; но ясности не было. И вдруг, как молния в ночи, всё осветила книжка Мальтуса "О законе народонаселения"; всё встало на свои места: борьба за существование, выживает сильнейший. Дарвин распространил эти наблюдения с человека на всё живое. Как фермер выводит новую породу, отбирая особей с нужными свойствами и уничтожая остальных, так природа выводит новые виды; но она держит под контролем все свойства, чего не может никакой фермер. Кстати сказать, Уоллеса, пришедшего к тем же взглядам независимо от Дарвина, натолкнула на них та же книга Мальтуса.
Дарвин не спешит с публикацией своих идей. Двадцать лет он собирает материал, подтверждающий и уточняющий теорию.
В эти двадцать лет Дарвин переработал колоссальный материал. А ведь он был серьезно болен; диагноз поставили лишь через много лет после его смерти: болезнь Шагассы - американский вариант сонной болезни (но американские паразиты, в отличие от своих африканских родичей, не так жадно пожирают свою жертву, так что могут жить в ее крови десятки лет). Во время путешествия, будучи в Перу, Дарвин изучал клопов, являющихся переносчиками болезни Шагассы (тогда еще неизвестной), давал им себя кусать и восхищался совершенством их кусательного аппарата. Приближаясь к Англии, он почувствовал первые признаки болезни. Позднее частые приступы головокружения и рвоты вынудили его уединиться в своем доме в Дауне (под Лондоном), купленном вскоре после женитьбы на кузине в 1839 году.
Кроме работы над происхождением видов, Дарвин занимался обработкой коллекций, привезенных из пятилетнего путешествия. Б'ольшую часть он раздал специалистам; себе оставил минералы и беспозвоночных. Работа о классификации усоногих рачков сделала его имя известным среди натуралистов.
Друзья Дарвина Лайель и Гукер, читавшие в рукописи первый вариант "Происхождения видов", торопили его с публикацией: ведь кто-нибудь может и опередить. Так и случилось. В 1858 году Дарвин получил письмо от собирателя коллекций Альфреда Уоллеса, находившегося в Индонезии. К письму прилагалась статья, в которой излагалась теория, совпадавшая с дарвиновской. Уоллес просил своего более маститого коллегу (они были немного знакомы), если он сочтет статью заслуживающей внимания, опубликовать ее. Друзья посоветовали представить статью Уоллеса в Линнеевское общество вместе с извлечениями из рукописи, которую они читали (и засвидетельствовали это, представляя) и копией письма, посланного американскому биологу Азе Грею. Так и сделали. Публикация работ Уоллеса и Дарвина не вызвала интереса читателей (если сравнивать с фурором, произведенным год спустя публикацией "Происхождения видов").
Тут же Дарвин принялся писать сокращенный вариант многотомного труда о происхождении видов, который он планировал, но никогда не написал. Книга вышла осенью 1859 года. Впоследствии Дарвин написал еще несколько книг, подробнее развивающих некоторые вопросы эволюционной теории. Главная из них - "Происхождение человека и половой отбор". Кроме того: о происхождении пород домашних животных и культурных растений, о движениях у растений, о растениях-хищниках, об опылении насекомыми; и работу, опередившую время - о мимике детей и обезьян.
Дарвин умер в 1882 году.
Уоллес дожил почти до I Мировой войны. Он увлекался спиритизмом, даже Дарвина водил на спиритические сеансы, а после его смерти вызывал его дух.
Весь тираж первого издания "Происхождения видов" был распродан за один день. Большинство ученых с радостью восприняли новое учение, дававшее ключ ко многим проблемам.
Восторженно встретил теорию Дарвина и Маркс.
Это была теория нового типа: ее нельзя вывести из опыта, ее истинность доказывается тем, что ее выводы подтверждаются опытом (если один-два вывода подтверждаются, это может быть случайностью, но когда их много, это - доказательство). Начиная с Максвелла и, особенно, с Эйнштейна, так строятся все фундаментальные физические теории: не выводятся из фактов, а как бы угадываются. Но тогда это было внове.
После нескольких серьезных рецензий на книгу Дарвина, прессу захлестнула волна отрицательных отзывов. Никого не волновали тонкие научные вопросы, все были возмущены своим родством с обезьянами. Хотя о происхождении человека в книге 1859 года не было ничего, кроме фразы в предисловии, что предлагаемая теория может пролить новый свет на древнейшую историю человечества; все знакомые с биологией поняли, что если близкие виды происходят от общих предков, живших тем ближе к нашему времени, чем ближе эти виды, то люди и человекообразные обезьяны разошлись совсем недавно. Ведь даже в системе Линнея они стоят рядом.
Возмущалась не только толпа. Один профессор, которому Дарвин послал свою книгу, ответил коротким письмом, подписанным "в прошлом ваш друг, а теперь потомок обезьяны".
Дарвин не участвовал в полемике, продолжая уединенную жизнь в Дауне. Защищать его теорию взялся Хаксли. Он не только писал статьи, но и участвовал в диспутах. Особенно известен его диспут с епископом Кентерберийским; Хаксли сумел наголову разбить епископа, не достаточно сведущего в биологии. Диспут привлек особенно большое внимание из-за того, что епископ был ортодоксальным англиканцем, тогда как в епархии преобладало направление, находившееся под влиянием католицизма; священники епархии были на диспуте и очень радовались поражению своего начальника. Дарвин читал газетные отчеты о диспуте и досадовал, что на собственно научную сторону почти не обращают внимания: в выступлении епископа были собраны все возражения на эволюционную теорию, и Дарвину хотелось познакомиться с ними подробнее.
Дарвин, как всякий настоящий ученый, был не адвокатом своей теории, а строгим судьей. Двадцать лет до выхода книги он тщательно собирал всё относящееся к вопросу о происхождении видов, в первую очередь - аргументы против его теории. Так что противники Дарвина почти ничего не могли ему возразить: почти все возражения были опровергнуты Дарвином уже на страницах его книги. После ее выхода он внимательно прислушивался ко всем критическим замечаниям, они были учтены в последующих изданиях.
Самым существенным возражением против своей теории Дарвин считал возражение, выдвинутое математиком Дженкинсом: случайно возникшее в результате изменчивости новое качество у детей будет присутствовать лишь в половинную силу, у внуков - на четверть и т.д., так что даже если оно полезно для выживания, оно сойдет на нет прежде, чем его обладатели вытеснят остальных. Это возражение было полностью снято генетикой: мутация либо передается детям целиком, либо не передается совсем. Новый ген передастся примерно половине детей; если он доминантен, то новое свойство проявится у них в полную силу, если рецессивен - оно начнет проявляться только в следующих поколениях, у тех, кто получил новый ген от обоих родителей; во всяком случае ни у кого оно не проявится в ослабленном виде.
Наличие любого органа обеспечивается не одним геном, а очень многими; чтобы орган возник, нужны были многие мутации; и нужно, чтобы не только орган в его настоящем виде был полезен, но чтобы полезными были и все ступени длинной лестницы, ведущей от отсутствия органа к его присутствию. А ведь орган "существующий наполовину" бесполезен. Но дело в том, что на разных ступенях развития орган мог выполнять совсем разные функции, да и лестница не обязательно была прямой. Непонятно, как можно было бы построить арку кирпич за кирпичом; но на самом деле арка строится на опоре, которая потом убирается.
Сперва Дарвин не хотел писать о происхождении человека, чтобы не подливать масла в огонь бульварной полемики. Только в 1871 году он выпустил книгу "Происхождение человека и половой отбор". К этому времени мысль о родстве с обезьянами стала уже привычной; вышла книга Хаксли о происхождении человека.
В первых главах книги Дарвин сравнивает физическое строение человека и человекообразных обезьян; оказывается, что оно весьма схоже. Но ясно, что не это главное: человек отличается от других млекопитающих не столько телом, сколько душой. Чтобы доказать их родство, надо показать, как мог разум человека развиться из разума обезьяны. И Дарвин показал, что все умственные и нравственные качества человека имеются в той или иной степени у других млекопитающих.
Наиболее серьезные обвинения учению Дарвина не в его научной несостоятельности, а в его безнравственности. Их делал и Лев Толстой, и Альберт Швейцер. В самом деле, из теории Дарвина делались расистские выводы, ее пытались брать на вооружение германские нацисты. Всё же эти обвинения не справедливы. Дело не в том, что Дарвин был мягким интеллигентным человеком, либералом, далеким от провозглашения права сильного, закона джунглей и т.п., в чем его обвиняли. Дело в том, что подобные выводы отнюдь не вытекают из дарвинизма.
На первый взгляд, действительно, может показаться, что с точки зрения теории естественного отбора эгоизм - единственно разумная форма поведения; ведь именно он обеспечивает наиболее высокую вероятность выживания (разумеется, если это разумный эгоизм). Полностью свести нравственность к разумному эгоизму невозможно; человек способен к самопожертвованию; иногда нравственность требует именно поведения, не целесообразного с точки зрения самосохранения и даже сохранения потомства. Так что если учение Дарвина в самом деле является аргументом в пользу эгоизма, то оно в самом деле противно нравственности. Казалось бы, для объяснения нравственности нужно привлекать некую не биологическую природу человека; а учение Дарвина относится только к его биологической природе.
На самом деле естественный отбор способствует не только поведению, полезному для выживания особи, но поведению, полезному для выживания вида. Ясно, что если в одной из двух популяций больше развита склонность к взаимопомощи, то эта популяция имеет больше шансов сохраниться и увеличиться. Естественный отбор управляет не только поведением, закрепленным генетически, но и таким, которым члены популяции учатся друг у друга. В частности, не обязательно предполагать существование генов альтруизма; естественный отбор способен закрепить и традицию воспитывать детей в духе самопожертвования, потому что народ с такой традицией имеет преимущества перед соседними народами.
Дарвин в "Происхождении человека" приводит примеры героического поведения у обезьян. В XX веке появилась новая отрасль биологии - этология (наука о поведении) и зоопсихология. Систематическое наблюдение за дикими животными в естественных для них условиях, а не в вольерах и клетках или в квартире владельца ручных зверей, причем наблюдения, проводимые не охотниками, чей взгляд несколько односторонний, привели к пониманию того, что поведение животных гораздо сложнее, чем думали раньше; оно столь же мало детерминировано, как и наше.
Полезной для вида может быть не только склонность к взаимопомощи, но и склонность к агрессии, т.е. к "бескорыстному" стремлению нападать на слабых сородичей: это мешает распространению слабых форм даже в годы, когда пищи хватает на всех, и врагов мало. Вообще, противоречивость побуждений - характерное свойство жизни.
Супруги ВанЛавик-Гудол, наблюдавшие за гиеновыми собаками, в танзанийском национальном парке Серенгети, описывают стаю, в которой были две собаки, не могшие охотиться наравне с другими (одна старая, другая со сломанной ногой). Во время охоты они плелись за остальными; загнав добычу, стая не подпускала их к ней, пока все не насытятся; но насытившись, стая не уходила, а продолжала отгонять гиен и других разбойников, чтобы слабые сородичи могли доесть остатки.
К.Лоренц пишет, что у волков сильнее, чем у людей развиты внутренние барьеры, не позволяющие добивать слабого. Волк, чувствующий себя побежденным в драке, подставляет горло своему сопернику; тот не только не пытается перегрызть горло, но, как бы ни был разгорячен дракой, воспринимает это, как сигнал отбоя. Оно и не удивительно: природа снабдила волка более сильным оружием, чем человека, поэтому она должна была снабдить его средством, мешающим волкам истребить друг друга. Человек создал еще более мощное оружие в историческое время, естественный отбор так быстро не работает; поэтому не приходится надеяться, что от самоуничтожения нас спасут бессознательные механизмы.
Учение Дарвина - инструмент в руках биолога, и каждое новое применение этого инструмента есть новое подтверждение истинности дарвинизма. Но проливая яркий свет на природу человека, дарвинизм неоценим и в обыденной жизни.
Выживают и оставляют больше потомства в первую очередь обладатели самых полезных качеств; растут прежде всего племена, члены которых обладают самыми полезными качествами. Поэтому человеческие качества (как наследуемые генетически, так, отчасти, и являющиеся обычаями) прекрасно отвечают тем условиям, в которых человечество формировалось и жило б'ольшую часть своей истории. 10000 лет цивилизации, тем более, 100 лет машинизации - маленький срок с точки зрения эволюции. Люди до сих пор приспособлены больше к условиям первобытного стада.
В первобытных условиях, а для б'ольшей части человечества вплоть до XIX века, была реальной угроза голода, но не угроза обжорства. Поэтому мы воспринимаем как весьма неприятные самые отдаленные признаки голода, но чтобы почувствовать себя плохо от съеденной (доброкачественной) пищи, надо ее съесть в несколько раз больше допустимого. Аналогично: открытая форточка у многих вызывает отрицательную реакцию, закрытая - гораздо реже; только очень значительная нехватка кислорода начинает нами восприниматься, и то, как некое неспецифическое чувство дискомфорта; мы обозначаем одним и тем же словом "душно" и недостаток кислорода, и избыток пара, и высокую температуру. Движение вызывает усталость, неподвижность неприятна только когда достигает ужасающей степени, и причина неприятного ощущения не всегда сознается. Природа поставила перила только с той стороны моста, в какую была опасность свалиться.
Помня, что на бессознательном уровне мы защищены лишь от опасностей, грозивших нашим предкам, мы должны сознательно бороться с опасностями, рожденными цивилизацией.
1986