Страницы авторов "Тёмного леса".
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Когда мой старший сын Митя в восьмом классе начал изучать химию, я сразу стала опасаться худшего. Химия у меня прочно ассоциировалась со взрывами в колбах и выплескивающейся кислотой, и еще я знала своего сына. Митя являлся типичным увлекающимся недотепой. У него были неплохие способности, неуемная страсть к чтению чего попало плюс легкомыслие и неумение доводить дело до конца. Он легко загорался любой дурацкой идеей и также легко ее бросал. Среди последних Митиных подвигов были поиски кимберлитовой трубки на дачном участке. Там сын обнаружил какую-то синеватую глину, которая имела все шансы являться алмазоносной породой. В результате поисковых работ ни один алмаз найден не был, зато рухнул забор и сдохли все до единого бабушкины смородиновые кусты. Правда, в гибели смородины Митя обвинял червяков, один из которых и был предъявлен бабушке. Но та в червяков не поверила и продолжала считать Митю злодеем, подрывшим ее драгоценные кусты. Еще он тайно облучал нашу беременную кошку ультрафиолетовой лампой в надежде, что та родит мутантов с тремя головами. К счастью, мутанты не получились, но кошка несколько облезла. Еще Митя изучал по самоучителям четыре языка, но ни одного не выучил, даже английского, которым его дополнительно обучали в школе. Так что у меня были все основания опасаться изобретения пороха или чего-нибудь в этом роде.
И вот однажды Митя ворвался в дом с криком, что сейчас мы будем варить мыло. При этом он решительно потрясал брошюрой без обложки, видимо, с описанием процесса мыловарения. Я почувствовала легкое разочарование - надо же, ожидала пороха, а тут нечто прозаическое - мыло. Мы как раз обедали - я, бабушка и мой младший сын Вася. Василий был прямой противоположностью старшему брату, обладал спокойным нравом, рассудительностью и даже язвительностью, вообще мало свойственной шестилетнему возрасту. Именно Вася частенько потчевал брата горькими истинами, более доходчивыми, чем родительские. Когда дело дойдет до Васиной химии, я, наверное, буду спокойна, но сначала предстоит пережить Митину.
- Тебе нужно мыло? - невинно спросил младший брат. - Попроси у бабушки, у нее кусков сто в сундуке.
- И совсем не сто, - немедленно отреагировала возмущенная бабушка, - а ты совал нос в мой сундук?!
- Я ничего туда не совал, - с достоинством ответил Вася, - я видел глазами.
Но старший брат не дал себя сбить. Жестикулируя ложкой и куском хлеба, он принялся поучать младшего, как приятно употреблять вещи, созданные своими руками, будь то хотя бы просто мыло.
Убирая посуду, я заметила:
- Если так, почему бы тебе иногда не готовить еду?
- На позапрошлой неделе я делал салат, - немедленно вспомнил Митя.
- Мама сказала, - встрял Вася, - что ты делал салат с плакатом на физиономии: "Детский труд запрещен!"
-Просто у меня в тот момент были другие планы,-объяснил Митя.-Вот пиццу я придумал делать сам и готовил с превеликим удовольствием!
- Твою пиццу даже собаки на помойке есть не стали. Я им пытался скормить, когда ведро выносил.
- Твои собаки ничего не понимают в итальянской кухне, - вздохнул Митя, - как и вы все, впрочем, тоже.
Бабушка удалилась вздремнуть после обеда, пожелав Мите не спалить квартиру, я осталась наблюдателем. Полистав засаленную книжонку, Митя реквизировал кастрюлю, банку с солью, марлю и полкило свиного жира. С жиром я согласилась расстаться не без колебаний, так как полагала, что он еще годится в пищу. Митя накрыл куском марли чистую миску, жир положил в кастрюлю, потом неуверенно оглянулся на младшего брата:
- Шел бы ты погулять. Там Витька с Колькой...
- Чего это я пойду? - удивился Вася. - Я хочу посмотреть, как ты создашь нечто своими руками, а потом его это... с приятностью употребишь.
Митя махнул рукой и углубился в изучение технологии. Затем из школьной сумки с превеликими предосторожностями была извлечена банка с надписью "едкий натр". Банка зародила во мне смутные подозрения и я спросила:
- Где ты ее взял?
- Не бойся, не спер, выпросил у лаборантки в химкабинете. Ты же знаешь, я очень благовоспитанный ребенок и очень нравлюсь старушкам.
- Неплохое выражение для воспитанного - спер!
- Иметь безупречные манеры полезно, но безумно скучно, - объявил мой сын, - я бы не выжил, если б помнил о них всегда.
- Что значит "едкий"? - заинтересовался Вася.
- Что такое "натр" он, видимо, знал, а может быть не дочитал надпись на банке.
- Это значит, - объяснил старший брат, - что если капнуть на руку, разъест до кости.
-А кастрюлю не разъест?-спросил Вася, наблюдая, как содержимое банки перемещается в кастрюлю.
Ему никто не ответил, так как Митя зажигал газ, а я ожидала взрыва. Однако обошлось.
Наверное, жир в самом деле был не первой свежести, ибо по кухне расползлась прогорклая вонь.
- Так будет пахнуть твое мыло? - наморщив носик, спросил Вася.
- Ой, про ароматизацию я забыл! Мне нужны мятные капли из бабушкиной аптечки.
Командированный за каплями Вася принес валерьянку, так как читать умел плохо. Но это мы заметили, когда Митя вбухал в кастрюлю весь пузырек. Вонь приобрела новый оттенок и стала непередаваемой. Во всяком случае, я пожалела, что у меня нет насморка.
- Ничего, - неуверенно сказал Митя, - зато в ближайшем будущем с нервами у нас будет все о'кей.
Он не учел нашу кошку Крысю (Кристину), которая примчалась с безумным мявом и явным намерением утопиться в кастрюле. Пока спасали кошку, мерзкое варево залило плиту. Когда я уносила разбушевавшуюся Крысю, Митя чуть не плакал над своей кастрюлей. Вонь и кошачьи вопли вынудили бабушку отказаться от послеобеденного сна. Я передала ей Крысю с рук на руки и поспешила обратно на кухню. В клубах валерьянового чада мой старший сын собирал ложкой бурую накипь в миску, а младший мирно сидел на табуретке. Митя радостно доложил, что это и есть будущее мыло, и сейчас он будет его прессовать, пока не остыло.
Когда я оставила безуспешные попытки проветрить кухню, мне был гордо предъявлен блин грязно-коричневого цвета. Блин немного мылился и вонял валерьянкой, впрочем этим благоухала вся квартира. Заключительное слово сказал Вася:
- Все равно Крыся сожрет твое мыло. Как бы она не отравилась...
Поздно вечером, с трудом расставшись с драгоценным мылом, Митя отправился спать. Отмывая качественно загаженную плиту, я даже почувствовала гордость. Наконец, хоть одно дело мой сын довел до конца. Может, это чему-нибудь его научит? А может... а может, воодушевленный успехом, он захочет все-таки изобрести порох?
Полинкина бабушка потеряла рубль. В магазине положила сдачу с трешки - рубль бумажный и мелочь - в кошелечек дерматиновый на кнопке, а домой пришла - вот он, кошелечек, а рублято и нету! И куда девался, непонятно. Бабушка всю жизнь проработала в колхозе, а как состарилась, ушла на пенсию. Пенсию ей положили шестнадцать рублей. Хоть и мала была Полинка, но понимала, что при бабушкиной пенсии рубль - большие деньги, сочувствовала. Порасстраивалась бабушка, попереживала, да и говорит:
- Нечего горевать! Легко ушли деньги, легко и придут. Вот увидишь, Поля.
- Как это, бабушка? Сами придут?
- Ну, на дороге рубль найду, например. А потеряет его тот, кто мой нашел, да мало ли как бывает.
Прошла неделя. Полинка каждый день спрашивала, не нашелся ли рубль. Рубль не находился. Призадумалась Полинка. Вспомнила, что мама, отправляя ее к бабушке, дала ей металлический рубль "на мороженое". Рубль был новенький и блестящий, Полинке было жаль его тратить, а потом она и забыла про него. А теперь вспомнила. Достала монетку из своего чемоданчика и отнесла бабушке.
- Вот твой рубль, нашелся!
- Откуда ж он взялся, Полина?
- Я нашла.
- Так может, потерял кто? И горюет теперь?
- Нет, бабушка, это твой рубль. Все как ты и говорила - он сам пришел!
Всё у Ирины не так, как у людей. Еще бабушка говорила - беда с девкой! Ну, то есть с ней, с Ириной, беда. Все дети кашу метут за обе щеки, а эта сидит с ложкой, в окно смотрит. Мечтает! А профессию выбрала! Вот бухгалтер, например, или врач. Кабинетик чистенький, на окошках цветочки, кран с горячей водой. А эта - геолог! Штаны брезентовые, сапоги выше колена, и - вперед - в болото, в тундру, в горы.
Или вот подрастет у Ирины дочка и спросит:
- Мама, а как ты познакомилась с папой? И придется ей ответить:
- А папу твоего я в первый раз увидела голого, мокрого и синего.
Но всё по порядку. Дело было на Приполярном Урале, в геолого-съемочном полевом отряде. Тайга, места дикие. На сто километров вокруг людей нет, только за Уралом, в Сибири есть поселки, но это далеко. Ирина устроила себе камеральный день, не пошла в маршрут, несмотря на хорошую погоду, чтобы привести в порядок свои записи, а то уже сама начала в них путаться. Из полевого дневника нужно было нанести данные на карту и на разрез, и подумать над ними. Дневальный был очень даже рад. Он приготовил только завтрак, свалив изобретение обеда, совмещенного с ужином, на Ирину. Та не возражала.
Проводив ребят, она наскоро сгребла со стола миски и кружки и разложила свои бумаги. Лист бумаги заполнялся условными значками, и в середине дня уже что-то стало вырисовываться. Полюбовавшись на почти готовый разрез, она решила передохнуть. Солнце припекало. Ирина спустилась к реке. Хоть и невелика речка, от нее веяло хоть какой-то прохладой, даже комаров немного сдуло. Можно было бы, конечно, искупаться, но, посмотрев на свои сапоги, плотно облепленные оводами, Ирина отложила эту затею. Просто присела на берегу, глядя на воду, сняла накомарник. Думала, как поднималась вчера в гору, вспоминала бабушку (беда с девкой!). Рюкзак плечи тянет, пот глаза заливает, ноги гудят, гнус звереет. Но поднялась на вершину, огляделась - и уже ни о чем не жалела. Такого - ни из одного окошка в мире не увидеть! И бог с ним, с кабинетиком.
И тут, под мирное журчание реки, изза поворота выплыл труп. Голый, белый, с синевой. Руки раскинуты, темные волосы в воде шевелятся. Сердце у Ирины упало, вскочила она да как заорет на всю тайгу. Вопль ее, однако, произвел на труп оживляющее действие. Он тоже вскочил, в ужасе уставился на Ирину, замершую на берегу прямо перед ним, и заорал еще громче. И оказалось, это никакой и не труп, а туристбайдарочник. Они час назад остановились пообедать в трехстах метрах выше по течению, за поворотом. А Дима решил искупаться. Всем известно, что лучший способ поплавать в неглубокой и быстрой речке - лечь на спину и отдаться течению. Правда, потом возвращаться пешком по берегу удовольствие небольшое.
Вот так они и познакомились с Димой. Голый он был, потому что он тоже думал, что вокруг на много километров нет ни одной человеческой души, а синий - потому что замерз. Вода-то в речке даже в жару холодная.
Сколько помнила себя Анна, все она ждала счастья. А оно где-то задерживалось, все не приходило.
В детдоме мечтала, вот мама найдется, и все хорошо будет. Мама не нашлась, конечно же. Потом замуж мечтала выйти за Василия, парня справного и работящего. И замуж вышла, и сынок народился, Витенька, но со счастьем всё никак не получалось. Квартиру ждали от производства - долго не давали. Потом в садике мест не было.
Муж оказался пьющим, и она, Анна, стала пить с ним за компанию, не заметила и как. Родилась у неё больная девочка, три годика промучилась и умерла. Понимала Анна, что в смерти дочери она одна виновата, да может ещё водка проклятущая. Но как схоронила Анна свою доченьку, водки больше в рот не брала. И мужу сказала - либо бросаешь пить, либо уходи, не буду с тобой жить. Муж пить не перестал: видать, роднее семьи ему водка-то была, - а принялся поносить жену, буянить. Сколько раз они с подросшим сынишкой от него, пьяного, у соседей прятались. Но потом Василий завербовался кудато на север, да и сгинул там, наверное. И опять - какое ж счастье.
Работала Анна на трех работах, света белого не видела, чтоб ее сынок, безотцовщина, был не хуже других одет, обут и накормлен. Витя вырос, сходил в армию, женился. Невестка попалась жадная: все ей мало денег муж в дом приносит. А он и так на двух работах, еще и вечером таксует. А она, Анна, осталась одна, какого ж ей теперь счастья ждать, разве что пенсию, может, прибавят.
Вздыхала Анна, вспоминала свою жизнь, жалела себя привычно. И вдруг стали возникать в ее памяти яркие картинки, давние и не очень.
Двенадцатилетняя Аня стоит перед зеркалом в примерочной. Сегодня им выдали новые юбки, пусть всем девочкам одинаковые, зато модные, выше колена! И так Анна сама себе в зеркале нравится, ничуть не хуже, чем та артистка в кинофильме.
Трехмесячный Витя простудился, продуло где-то в общежитии. Он кашляет и не может дышать носиком. Анна с мужем пытаются неумело растереть сына гусиным жиром - так советовали знающие мамаши. Первое дело, говорили, растереть, и чтобы пропотел. Анна осторожно массирует младенческую грудку, и вдруг не умеющий еще даже улыбаться Витенька захохотал! Щекотно ему было, наверное. И родители смеются вместе с ним, забыв обо всем на свете, и про простуду, и про то, что квартиру не дают.
Сын, уже взрослый, хочет купить машину. Но на хорошую денег не хватает, а цены растут с каждым днем. Анна решает отдать ему все свои накопления: ведь для дела же нужно. Какой любовью и благодарностью светятся глаза сына, он даже и сказать ничего не может!
Анна первого сентября провожает в школу внучку, в первый класс. Огромные восторженно-испуганные глаза, огромные белые банты, лохматые белые хризантемы, тонкие пальчики, вцепившиеся в бабушкину руку.
Это и было счастье! И почему "было"? Есть, и осталось с ней, с Анной, навсегда, и еще будет! Надо вот внучку зазвать на блины, - внезапно решила Анна: блины-то она ох как любит. Расспросить, как в школе дела, может, кто из мальчиков нравится уже. Она будет сидеть на табуретке, стрекотать, жестикулируя румяным блином. И все у них будет просто замечательно.
Маленький северный городок. Середина восьмидесятых. Я пытаюсь загнать в постель своего сынавтороклассника Васю, а он пытается мне доказать, что восьмилетний мужчина имеет право на личную жизнь хотя бы до десяти.
В то же самое время моя сослуживица, молодая женщина Наташа, возвращается домой от портнихи. Она сильно задержалась, но муж должен был забрать ребенка из садика и уложить вовремя спать. Но муж сидит у телевизора и встречает жену вопросами - ты что так поздно и где Славик? Происходит совсем не немая сцена с бурей эмоций, и в моей квартире раздается телефонный звонок. Между всхлипываниями и рыданиями мне удается понять, что звонит Наташа: её муж забыл забрать ребенка из садика, телефон заведующей не отвечает, автобусы не ходят, такси не поймать, она не знает, где Славик и что делать! Я соображаю, что Славикин садик находится рядом с моим домом, а от Наташиного довольно далеко. Велю Наташе успокоиться, идти ко мне, а сама бегу в тот самый садик. Ворота закрыты, но я знаю лаз и принимаюсь стучать в единственное освещенное окно на первом этаже у черного хода. Мне открывает сторож, пожилой мужик, и сходу начинает ругаться на нерадивых мамаш, он не нянька в конце концов, и ему нужно обход делать, а как он мальца оставит...
- Я не мамаша, я ее подруга, произошло недоразумение, - объясняю я и вижу четырехлетнего Славика, живого, здорового, с румянцем во всю щеку, сидящего на дерматиновом диванчике и болтающего ногами в серых валенках.
После некоторого колебания, живо отразившегося на лице, сторож соглашается отпустить мальчика со мной, хоть я и не мамаша, ему обход надо делать. Тем более, что Славик меня узнал и оживленно верещит:
- А мы к вам пойдем, да? К Васе в гости, да? Я у вас буду спать? С Васей, да? Я уже почти одетый!
По дороге домой Славик радостно рассказывает мне, что они с дядей Мишей смотрели программу "Время", и это так интересно, куда интереснее, чем "спокушки", а мама всегда укладывает его спать после "спокушек", но теперь он всегда будет смотреть программу "Время": это же так интересно, а дядя Миша сказал, что нужно знать, что в мире происходит!
Дома Славик вместе с моим сыном, очень довольным ситуацией (про то, что пора спать, все забыли!), копаются в игрушках, а я на кухне отпаиваю прибежавшую Наташу чаем с валерьянкой.
- А где твойто, побои залечивает? - осторожно спрашиваю я, но Наташа не склонна к шуткам и, всхлипывая, рассказывает, что муж побежал в садик, а она ко мне, и она не знает, пошел ли он уже домой или придет сейчас сюда.
Уже собираясь уходить, Славик говорит:
- Мам, ну что ты так расстроиласьто? Вот у нас Витя уже три раза со сторожем дядей Мишей ночевал, а я так даже и не ночевал! У Вити мама как в запой уйдет, так Витя с дядей Мишей всегда и остается. А ты тоже в запой уходила, да, мам?
Я с трудом сдерживаю смех, Наташа опять плачет. Её сын недоумевает. Им еще предстоят семейные разговоры!
В центральном Крыму близ Бахчисарая расположены учебные базы почти всех геологических вузов страны. Там вздымаются огромные куэсты, обнажая один белый скальный бок. На этом боку читается история древнего Крыма, впечатаны окаменелые замысловатые ракушки, которых не сыщешь в современных морях. Они, жившие много миллионов лет назад, росли, питались, умирали, их заносило песком, песок уплотнялся, превращался в скальную породу. От скалы можно отколоть кусочек и увидеть эту окаменевшую ракушку, рассмотреть все ее створочки и перегородочки и представить, каково ей жилось тогда, 300 миллионов лет назад. И можно определить по этой ракушке возраст породы, потому что раньше или позже жили и умирали уже совсем другие ракушки. Зная возраст, можно составить геологическую карту, где будет отмечено, в каком месте какая порода выходит на земную поверхность. Такую карту небольшого участка и надо было составить студентам на геологической практике. Каждая бригада студентов из 4-5 человек по результатам своей работы и рисовала эту самую карту.
Мы с Лехой Быковым были просто в шоке, когда узнали, что в нашей бригаде будут факультетские красотки Верочка и Наташа, обе! Какие из них работники, если даже на обзорную экскурсию Верочка поперлась на каблуках, а когда мальчишки попробовали ее обсмеять, гордо заявила, что она, Верочка, настоящая женщина в отличии от некоторых! При этом она почему-то метнула убийственный взгляд на меня, хотя не только я, но все остальные девчонки были в кедах. Потом она со своими каблуками намучалась, и у мальчишек была масса поводов позубоскалить.
- Почему обоих-то к нам? - кипятился Леха, - мы же отчет завалим и ничего не успеем! Замороченный преподаватель на это ответил, что мы с Лехой ребята авторитетные, работать сами умеем и красоток заставим, а если не мы, то вряд ли вообще кто-то.
"Авторитетные ребята" хмуро принялись строить планы на завтра, когда нужно будет разбиться на пары и начинать работу.
Леха запустил руку в заросший затылок и вопросил:
- Ну и как работать будем, девушки? Есть предложения?
- Что там рисовать-то, Леша? - заулыбалась Верочка. - Посмотри по обзорной карте да линии проведи.
- Дура ты, - с досадой сказал Леха
- Зато красивая, - сообщила Верочка.
- Кто тебе это сказал?
- Многие говорили.
- А ты веришь? Ну и дура.
- Зато красивая.
Я засмеялась, Леха и Верочка посмотрели на меня с удивлением.
- Пойдем с тобой, - предложил мне Леха, - а они пусть на базе сидят или картируют что хотят, например северную часть, а мы потом перепроверим.
Но я воодушевилась доверием преподавателя и не согласилась.
- Да ничего они вдвоем не сделают. Иди завтра с Верой, эта меня вообще слушать не станет, а я с Наташей на северный.
- Ага, эта ненормальная еще каблук сломает, и я ее до базы должен буду на руках нести?
Назавтра выяснилось, что Леха еще до завтрака сбежал в маршрут один, что было запрещено. Только бы без Верочки. Я была уже сама не рада своему педагогическому рвению.
- Ну, что - сказала я скучающим девицам, - пойдем втроем на северный участок?
- У меня живот болит, - сообщила Верочка, - я лучше отлежусь. - И ушла.
- Ой, и мне что-то не по себе, - заныла Наташа. - Вере колбасу из дома прислали, так зря мы ее вчера съели, наверное. По такой-то жаре! А Леха и один справится, подумаешь! А я лучше карандаши поточу! Я глянула, карандаши все неточены, а послезавтра уже карту рисовать.
Весело, целый день насмарку! Я подумала и тоже ушла одна, за туалетом, в кусты, чтоб никто не видел, и сразу на северную дорогу.
Я нанесла на карту уже четыре точки и набрала полрюкзака образцов, когда заметила, что время к обеду. На обед решила не ходить, лучше побольше сделать сегодня. Вдруг завтра все-таки девиц придется с собой тащить, с ними так быстро не получится.
Уже вечерело, когда погода начала портиться. Стал накрапывать мелкий противный дождик. Я уселась возле кустов и строчила в полевом дневнике описание последней точки. Дождь усиливался, я все глубже задом вдвигалась в кусты и тут! Раздался слабый шорох, откуда-то, почти из-под меня справа стремительно вынырнула небольшая змея, описала полукруг и встала прямо передо мной, приподняв голову и не сводя с меня строгого взгляда. Я замерла с карандашом в руке и от ужаса, кажется, даже дышать забыла. По узору на теле змеи я вроде бы угадала гадюку, и ее раздвоенный язычок быстро-быстро мелькал в полуметре от моей голой коленки. Так мы и сидели без движения, уставившись друг на друга. Миг? Час? Наверное, все-таки не час, но за это время я поняла, что она мною недовольна. Она хозяйка этого всего, а я вторглась без спроса в её мир, в её куст. И зачем? Мне стало стыдно, захотелось оправдаться и рассказать ей про карту.
Но змее, видимо, надоело рассматривать меня, и она вдруг быстро развернулась и скрылась в траве.
Я перевела наконец дух и, похватав свои вещи, чуть не бегом понеслась на базу. Леха маячил около туалета. Интересно, давно поджидал? Забрав у меня рюкзак, он принялся орать про мою безответственность. Вот Мишку Зайцева кто-то из преподов поймал в одиночном маршруте, так грозились с практики отчислить. И о чем я думаю, я же всех подведу, и его, Леху, в первую очередь, раз уж так вышло, что он единственный парень в бригаде...
Назавтра наши красотки опять остались на базе точить карандаши, а я пошла в маршрут с Лехой. Но кусты обходила подальше и под ноги смотрела внимательно. А про змею я никому рассказывать не стала, незачем.
Однажды весной я поймал около соседнего подъезда мышь. Бросил кепкой и накрыл. Ну, не знаю, зачем, уж больно нахально она на меня пялилась. А возле нашего подъезда на заборчике сидел наш разжиревший кот Степан.
- Степ, иди, угощу, - позвал я.
Кот не сдвинулся с места, лишь глянул презрительно, наверное, видел, как я ловил мышку. Я взял кота в охапку и понес домой. Дома я опустил в пустую ванну кота и туда же вытряхнул из кепки мышь. Что тут было! Секунду они оба с одинаковым ужасом взирали друг на друга, затем с писком и мявом рванули в разные стороны, скользя когтями по эмали. Мышь выбралась первая и стремительно скрылась где-то под ванной. С другой стороны выскочил взъерошенный кот, перепугано оглядываясь. Я, привалившись к стене, смеялся до слез. В дверях кот, нервно подрагивая хвостом, приостановился и, с трудом обретая потерянное достоинство, испепелил меня гневным взором. Ну такого свинства он от меня никак не мог ожидать, да еще в собственном доме. Но тут на кухне хлопнула дверца холодильника и кот, забыв обо мне, рванулся туда.
Степан на меня неделю потом обижался, и жена ругалась, мало, говорит, я вас с котом кормлю, так еще и мышь вашу корми теперь. Но мышь исчезла без следа. Бежала, наверное, без оглядки неведомыми мне путями подальше от того ненормального дома, где в ванну котов напускают.
Жил у нас пес Тима, дворняга, похожий на лайку, хитрюга и добряк. Всех приходящих в дом, знакомых и незнакомых, встречал вилянием хвоста и радостными прыжками, норовя лизнуть в нос. Надеялся, что гостей посадят за стол и будут угощать. Тогда он, Тим, займет место под столом, положит тяжелую башку на колено гостю, и ни одно каменное сердце не устоит от безмолвной мольбы "очень голодной" собаки. И прежде чем я замечу ухищрения этого бездельника и прогоню его с кухни, не один вкусный кусочек исчезнет в его бездонном желудке. В отсутствие хозяев Тим обожал поваляться на кровати, оставляя клочки шерсти на покрывале. Я ругала его, счищая шерсть, а он внимал мне с немым укором и обидой - ведь его ни разу не застукали на месте преступления! А еще как-то он слопал целую коробку конфет. Конфеты лежали на столе в закрытой коробке, из них взяли только две штуки. Вечером коробка лежала так же закрытая, но пустая. Как он умудрился открыть коробку, слизать все конфеты и закрыть крышку, непонятно. Пока я обвиняла в тайном поедании конфет мужа и сына (они оба все возмущенно отрицали), Тиму стошнило теми самыми конфетами.
- И все-таки зря мы тебя кормим, - иногда говорила я ему голосом кота Матроскина, - никаких от тебя доходов, расходы одни. Ни охранник, ни защитник. Ты бы хоть гавкал, когда чужие в дверь позвонят, что ли. А то придут плохие люди, услышат грозный лай и ничего у нас воровать не будут.
У Тимы был лай очень большой собаки, низкий и раскатистый, ну просто волкодав по голосу, да и только. Но лаял Тим редко, разве что на прогулке иногда пугал воспитанных овчарок, если они с хозяином и на поводке, конечно. Те вертели головами, теряя чинное достоинство, не веря, что такой мощный лай исходит от неказистой дворняжки. На прогулке Тим никогда не упускал случая сбежать с поводка и шляться по окрестным помойкам в компании таких же балбесов, как и он сам.
Но после одного случая я Тиму зауважала. Однажды я пошла вывести его перед сном светлой майской ночью. Было безлюдно, других собак не наблюдалось, и я решилась спустить его с поводка, чтобы немного побегал. Тим вынюхивал что-то в кустах, я задумчиво прохаживалась неподалеку и не заметила, как меня нагнали двое парней.
- Девушка, пойдемте с нами на танцы, - предложил один.
Я отшутилась, что мои танцы кончились, и я гожусь им в матери вообще-то.
- Еще и ломается, - процедил второй, а первый попытался схватить меня за руки. Глаза у него были, как две пуговицы, ничего не выражающие, совсем мертвые, и мне стало по-настоящему страшно.
- Тима! - заорала я во все горло. Да и кого еще я могла позвать на помощь? Тима вылез из кустов, мгновенно оценил ситуацию, почуял весь мой ужас.
Вздыбил шерсть на боках и на загривке, отчего стал в два раза крупнее, обнажил белоснежные клыки, прижал уши, глаза загорелись нехорошим волчьим блеском, издал глухой раскатистый рык и безмолвно пошел на парней. Боже, как они драли! Вопя от страха, спотыкаясь и падая, они бежали по ночному проспекту. За ними несся Тим, гулко и басисто взлаивая, а следом я, пытаясь отозвать собаку. Вряд ли он этих недоумков покусает, но убежит ведь, ищи его потом. К счастью, мои вопли отвлекли его от преследования, и он их не догнал.
И в самом деле, почему я считала, что защитник из Тима никакой? Просто раньше ему было совершенно не от чего меня защищать.
Моя подруга Галка уезжала в командировку на неделю и упросила меня поливать её цветочки и кормить кошечку. Кошечку звали Гера, тихая, ласковая, полосато-серой раскраски.
- Ты за ней смотри, - наставляла меня Галка, инструктируя по поливу и кормлению, - когда дверь открываешь, она вечно норовит за дверь выскочить, будешь её потом по подъезду ловить.
Гера взирала на суету с кроткой покорностью судьбе, и даже не верилось, что она на такое способна.
Но все шло вроде бы замечательно, без приключений. Кошка хорошо кушала, успешно пользовалась своим личным туалетом, на улицу не рвалась и по хозяйке заметно не скучала. Но в мой предпоследний визит в Галкину квартиру случился небольшой казус. Я всех полила и накормила, погладила кошку и заторопилась уходить. Уже запирая дверь, я вдруг, к своему изумлению, обнаружила мирно сидящую на лестничной площадке Геру. И когда она успела выскочить? Чертыхнувшись, я отперла дверь, схватила кошку поперёк живота, сунула её в квартиру, закрыла входную дверь и ушла.
А вот когда я явилась в следующий раз, мне пришлось испытать очень сильное потрясение. По квартире как ураган пронесся. Журнальный столик и газеты валяются на полу, с комода тоже всё, что можно было скинуть, скинуто, и даже два горшка с цветами перевернуты. И самое главное - посреди всего этого разгрома спокойно сидели две Геры, ну как в зеркальном отражении. Две! Я опустилась на стульчик в прихожей и зажмурилась. Наваждение не исчезло, кошки рассматривали меня, а я их. Я даже их потрогала, сначала одну, а потом другую. Вроде живые и настоящие.
Что произошло? Приходили воры, что-то искали? И подкинули кошку?! В точности такую же? Очень медленно до меня стало что-то доходить. Гера вчера не выходила из квартиры! На площадке сидела чужая кошка, похожая! И вот её я и закинула в дом, и их оказалось две! И они тут же начали выяснять отношения и делить квартиру, кошки же звери территориальные. И посшибали всё в доме, пока выясняли и делили. И теперь мне нужно понять, которая из двух Гера, а вторую отправить за дверь. Но как? Они же одинаковые, как две пуговицы на одном пиджаке. Вроде бы у этой мех потемнее... А какой был у Геры, я же не помню. Вдруг не ту выставлю за дверь? Галка же не переживет! Так, может, чужая кошка бездомная и будет голоднее? Но обе дружно уплетали из одной миски (миску они, наверное, тоже уже поделили), проголодались, умаявшись друг за другом носиться. В панике я позвонила Галке.
- Чего тебе, я в самолете уже, - затараторила та, - случилось что? С Герой?
- С ней всё в порядке, но...
- Тогда пока, самолет на взлетную полосу рулит, завтра утром приеду, вечером расскажешь, - и она отключилась.
Я в задумчивости прибрала следы разгрома, погладила обеих кошек и закрыла за собой дверь. Пусть Галка сама разбирается, где её драгоценная Гера! Но я бы очень хотела посмотреть на Галкино лицо, когда она войдет завтра в свою квартиру.
Вторая кошка оказалась ничья, и моя подруга взяла её себе и назвала Афиной. Но я очень сильно подозреваю, что и она тоже не смогла их различить, вот и пришлось забирать обеих...
Медвежьи байки (на сайте proza.ru)