ИСПОВЕДЬ УХОДЯЩЕГО ВЕКА

1907 г. Я родился в городе Севастополе. Несколько поколений моих предков по мужской линии, в том числе и мой отец, были священнослужителями. Во время турецкого геноцида армян отец руководил отрядом добровольцев-мстителей. Турки прозвали его дали-баба - бешеный поп. Когда Россия воевала с Турцией, эти отряды, отлично зная местность, активно помогали русским войскам. Когда с Турцией был заключен мир, по ту сторону демаркационной линии турки продолжали резать армян:

само собой, добровольческие отряды, нарушая границу, шли на помощь соотечественникам.

В 1907 г. по указу наместника царя - графа Воронцова-Дашкова "за неоднократные нарушения турецкой границы" семью выселили за пределы Кавказа. Патриарх всех армян католикос Георг IV назначил моего отца настоятелем всех армянских церквей в Крыму с местоприбыванием в городе Севастополе. Где я и осчастливил свет своим появлением. Кроме меня у родителей было ещё трое сыновей.

1915 г. Русские войска под командованием великого князя Николая Николаевича овладели городом Эрзерум в Западной Армении. Мой отец из Севастополя послал телеграмму великому князю: "Благословляю русское оружие, водрузившее знамя свободы над древним городом Армении Эрзерум". В ответной телеграмме великий князь поблагодарил за благословение. Копия телеграммы отца и телеграмма великого князя хранились у нас в семье как реликвии, а в 1936 году при обыске во время моего ареста были изъяты и приобщены к делу

1917 год. За несколько дней до Февральской революции отец скончался в возрасте 41 года. Моя мама овдовела в 27 лет с четырьмя детьми.

Вторая половина 1918 года. Начался кошмарный плен под игом турецких палачей, рядом с которым бледнеют ужасы германских фашистов. Это продолжалось до мая 1920 года. Когда по ультиматуму турки освободили город, в полдень зашли отряды Красной Армии. Армянские женщины бросались целовать сапоги красноармейцев - своих освободителей. На берегу реки Арпачай турки выставили как на парад головы самых красивых женщин и девушек города. Колодцы во дворах были полны трупов.

1921 год. Со старшим братом поехали в Севастополь, - посмотреть, что стало с нашим домом. Дом был национализирован, а из имущества ничего не осталось. Жил в Симферополе у дяди. Днем работал на заводе. Вечером учился.

После окончания средней школы стремился попасть в литературный институт; никакого желания идти по стопам дяди (он старый большевик, член партии с 1903 г.) у меня не было. Но он все-таки заставил меня пойти учиться в коммунистическое высшее учебное заведение.

1929 год. Получил направление на работу в Закавказский Центральный исполнительный комитет, где ведал отделом контроля и исполнения.

1932 год. Несмотря на все мое сопротивление, заставили принять вторую должность - начальника канцелярии Президиума Закцика. Предыдущий начальник был расстрелян за взятку. В советской действительности много было несуразных законов. Один из которых: приговоренному к расстрелу давалось всего 72 часа с момента вынесения приговора. И если к этому моменту не поспевало помилование ��человека расстреливали. Часто случалось, что помилование приходило после расстрела. По моему предложению было принято решение: для ускорения прохождения телеграммы-молнии на центральном телеграфе выделили специального человека, который при поступлении телеграммы немедленно передавал ее содержание по телефону. Что дало возможность спасти не одну жизнь (Прошу читателей не воспринимать это как хвастовство. Просто такой факт имел место.)

1936 год. В кабинете Берии был убит 1 секретарь ЦК Армении А. Ханджан, депутат Закцика (свояк Кирова). В сообщении Заккрайкома утверждалось, что это было самоубийство.

Факт породил весьма напряженное состояние между грузинами и армянами Тбилиси (грузины кричали, что это самоубийство, армяне - что убийство).

Здание краевого комитета партии вплотную примыкало к зданию Дома культуры. После вышеупомянутого убийства один раз на балконе ДК стояли два армянских поэта. В это время на соседний балкон из своего кабинета вышел подышать воздухом Берия. И один из поэтов с сожалением сказал: "Если б был хоть заржавленный пистолет, как легко было бы этого мерзавца убрать".

О разговоре немедленно стало известно НКВД, и начались аресты. Я все свободное время проводил в Доме культуры. 27 октября 1936 года был арестован. В подвалах НКВД 7 дней в одиночке от неизвестности причины ареста можно было сойти с ума. На исходе седьмого дня меня вызвали на допрос. Следователь был внимателен, я даже удивлен его отношением ко мне. Через некоторое время узнал, что он тоже арестован. Другой следователь был садист. Начались истязания, что в диком сне не приснились бы. Кошмар продолжался до декабря 1936 года. Меня обвиняли в контрреволюционной деятельности. Только в конце декабря на спецколлегии Верховного суда Грузии нам прочли обвинительное заключение. Наша группа состояла из 29 человек. Все работники искусства, один я сбоку-припеку

В обвинительном заключении было сказано, что контрреволюционную националистическую группу возглавляет Егише Чаренц, выдающийся поэт Армении.

Май. 1937 год. Нас отправили в этап. Экскурс по тюрьмам Советского Союза: Ростов, Харьков, Нижний Новгород, Котлас - конечный пересылочный пункт. От Котласа до Воркуты примерно 1800 км. Наша колонна - ленинградские, московские, закавказские этапы - двинулась в путь по времянке. Горе отстающим. Многие остались в пути...

Меня перевели вскорости из Воркуты в Ухту. На знаменитый лесоповал. Норма - 7 кубометров на человека. Выполнить невозможно. Дохли как мухи.

Ноябрь. 1938 год. Нас собрали из разных этапов, из разных лагерей - новый этап. Всю ночь шли. К утру прибыли в какое-то здание. Вокруг ров, кругом собаки-овчарки. Нас принимает комиссия особого совещания НКВД СССР. Объявили, что мы попали в тюрьму особого назначения со специальным режимом. На допросах говорили: вы у себя дома не до конца разоблачились в контрреволюционной деятельности. Выкладывайте все, что скрывали. Начались пытки. Многих сокамерников расстреляли.

Январь. 1939 год. Начали отправлять по лагерям. Я попал в страшный лагерь, который хуже, чем тюрьма - это в Ухте был тракт штрафной Чибью-Крутая. Существовала даже поговорка: кто не был на этом тракте, тот в лагере не был. Из лагеря, с лесоповала меня привезли почти бездыханным и бросили в мертвецкую, как труп. На мое счастье, лагерным лазаретом ведал мой земляк севастополец, доктор медицины Арутюмов, которому расстрел заменили 15 годами. Он целый месяц меня, в числе других доходяг с полной дистрофией, вытаскивал с того света. Потом попал на работу сторожем продбазы. Причем предлагали на выбор: или лесоповал, или продбаза. Места сторожа все боялись как огня: база находилась за зоной, и голодные как звери уголовники, бродя по тайге, грабили продбазу, убивали сторожей. Работа продолжалась 5 дней. На пятый день под утро из тайги вышли трое, говорят: "Ты, черномазый, катись отсюда". В руках у меня дубинка и больше ничего. Я сказал: ребята, если уйду, мне второй срок - бейте! И они начали меня калечить. Когда упал, еще в сознании - они уже ломали замок - на трассе недалеко от базы остановилась машина, и я услышал: рядом упал один из бандитов, потом второй... Третий убежал. Меня опять в лазарет. Спасителем оказался курд по национальности, член партии с 1917 года, тоже осужденный к 10 годам.

1945 год. Мне помогли после освобождения открепиться от лагеря, ибо по заключению врачей обнаружилось затемнение обоих легких.

Только по возвращении из лагеря я узнал о трагедии нашей семьи. Из 4 братьев трое сидели. Самого старшего - Артема, который работал в штабе Закавказского военного округа, расстреляли. В ноябре 1938 г. самолет, в котором находился младший брат, потерпел аварию; брат остался жив, но ему ампутировали обе ноги.

Операционной хирургической фельдшерицей в больнице, где лечился брат, работала Анна Филиппова, которая впоследствии стала моей супругой. Это был ангельской души человек, и я бесконечно благодарен Господу Богу за щедрый дар.

Находясь в лагере, молился Господу, чтобы увидеть свою многострадальную мать. Через полтора года после моего возвращения, в декабре 1947г. она умерла. Это было 13 декабря. В тот же день объявили реформу, старые деньги уже не шли, а новых не было...

1956 г. Тбилиси. Несмотря на запрет властей, 5 марта, в день смерти Сталина, огромная толпа студентов двинулась по проспекту Руставели к памятнику вождя. Милиция попыталась остановить толпу, но та смела кордоны. С 5 по 9 марта город был парализован. Пьяная толпа бесновалась на улицах. По радио выступали с призывами к восстанию и отделению Грузии от Москвы. 9 марта вечером я пошел навестить больную сестру. Транспорт не работал. Толпа окружила Дом связи, где находилась международная переговорная станция и радиоузел. В 11 вечера истекал срок ультиматума, предъявленного Москве так называемым Комитетом Свободной Грузии с требованием реабилитации Сталина и нового суда над Берией.

Двери Дома связи были заперты. Толпа начала громить. Вышел русский офицер и начал уговаривать разойтись. Из толпы раздался выстрел, офицер упал. Дверь моментально закрылась, открылись широкие окна, из которых по толпе начали стрелять.

Во время стрельбы я находился рядом с Домом связи. Кругом валялись трупы. Я и еще несколько человек чудом уцелели. Таким образом, выжив в лагере, чуть не погиб на улицах Тбилиси.

На другой день город был на осадном положении. Убитыми называли 300 человек, ранеными несколько больше. Убитых хоронили в присутствии военных и строго только близкие родственники. На могилах дата смерти указывалась не 1956, а 1955.

1957 год. Нашу группу реабилитировали. Восстановиться в партии категорически отказался, несмотря на соблазн персональной пенсии. Ибо еще до ареста было ясно, что так называемое светлое будущее народов Советского Союза - величайшая трагедия XX века. Особенно ярко это проявилось во время убийства С. Кирова и расстрела почти всех делегатов XVII Съезда партии.

После 60 лет переехал из Тбилиси в Кисловодск. Факторов, способствующих переезду, было несколько. Работал на Кисловодском винзаводе Самтреста. В 1971 г. вышел в отставку.

Всю свою сознательную жизнь и до сих пор я стремлюсь общаться с людьми искусства: литераторами, поэтами, художниками. В числе моих друзей немало выдающихся людей. Горжусь тем, что среди близких был светлой памяти выдающийся кинорежиссер Сергей Параджанов. Его фото из Нидерландов с надписью "Норику - другу и брату" висит на стене напротив, и я с ним беседую, когда становится уж совсем невмоготу.

1995 г. В июне скончалась моя дорогая Анеточка. Перед этим она семь лет тяжело болела. Без нее жизнь потеряла смысл.

Пройдя суровую школу жизни, казалось бы, должен быть осторожным и недоверчивым человеком. Но вот характер, до сих пор страдаю от излишней доверчивости. В 1990 г. близкие соседи, приватизируя свою квартиру, предложили и нам приватизировать нашу. Когда я сказал, что нет денег, они предложили ни о чем не беспокоиться. Выкупили нашу квартиру на мое имя.Взамен мы оформили завещание на имя их дочери. В течение 4 лет на наши неоднократные напоминания об обеспечении ухода они под любыми предлогами отнекивались, безучастно наблюдая наши страдания.Убедившись, что от этих безжалостных людей помощи не дождешься, спустя 4 года мы анннулировали завещание И начались бесконечные угрозы, вплоть до физической расправы, судебные разбирательства... Я не виноват, что государство нас ограбило, лишив всех сбережений. Я предложил противной стороне по-человечески и по-божески продать нашу квартиру с правом моего доживания, из вырученной суммы половину отдать им, а половину мне - чтобы я мог заплатить за уход за собой, но соседи отказались...