Страницы авторов "Тёмного леса".
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Предстоящее летом 2013 года девяностопятилетие со дня расстрела царской семьи в 1918 году в Екатеринбурге заставляет меня, как и многих, попытаться как-то осмыслить, понять это событие, одно из самых трагических в нашей истории.
Факты общеизвестны, собраны, изучены, многократно описаны. В дни девяностопятилетия вновь предстанут перед нами последние месяцы, дни, часы жизни царской семьи. Историки с беспощадной правдой, ничего не смягчая, поведали нам все обстоятельства уничтожения царя, царицы, великих княжон, наследника-цесаревича. Казалось бы, никакой необходимости для большевиков в этом не было: Николай отрекся от престола; по существу убивали просто семью Романовых - отца, мать, юных девушек-дочерей, мальчика-сына, преданных им и разделивших их судьбу доктора Боткина, верных слуг.
Не солдаты, не "расстрельная команда" - озверевшие убийцы лупили как попало по людям, по стенам, промахивались, ранили, добивали... Руководивший убийством большевик Юровский не был шалым уголовником, казалось бы, мог, да просто обязан был провести операцию быстро, четко... Но и сама казнь - садистическое истребление беззащитных жертв - женщин, детей - и все то, что последовало за этим кажется каким-то безумным бредом. Погрузили тела на грузовик, повезли к шахте, раздели; вещи и одежду сожгли. Тела сжечь у шахты или сбросить в нее почему-то не смогли, снова погрузили на грузовик, куда-то потащили. Под проливным дождем, на раскисшей дороге грузовик застрял. Приняли решение зарыть тела здесь же, прямо на дороге... Облили трупы серной кислотой, закидали землей, привалили какими-то железными шпалами, видимо, бывшими в грузовике. Почему-то зарыли не всех: два тела - мальчика и одной из девочек забыли в машине, пришлось зарывать отдельно, где-то рядом. Все это выглядит так дико, что лично у меня не возникает сомнения: палачи были в дребезги пьяны; перед тем как идти "на дело" накачали себя самогоном до потери сознания. Что ни говори, нелегко было решиться на такое дело, не задурманив в конец свои мозги, не доведя себя до крайней степени пьяной жестокости. Страх - дикий ужас так и ощущается во всей этой ночной кровавой оргии: ужас того, что сами сотворили, страх ответственности (о казни всей царской семьи прямых указаний из центра, видимо не было); страх возмездия - "белые" подходили к Екатеринбургу. Нужно было спешить с убийством, не оставлять следов, скрыть царские тела так, чтобы не нашли - и бежать сломя голову, спасать свою шкуру. На одобрение Ленина и Свердлова палачи могли надеяться; на милосердие "белых" рассчитывать не приходилось.
Все эти факты сейчас досконально известны. Останки найдены, идентифицированы всеми доступными науке средствами в самых компетентных лабораториях мира. Страшная, позорная страница русской истории перевернута; трагедия завершилась величественной панихидой в Петропавловском соборе в Петербурге; фактически всенародным покаянием во главе с Борисом Ельциным и Дмитрием Лихачевым. Невинные жертвы упокоились в усыпальнице русских царей. Православная Церковь причислила последнего русского царя и его семью к лику святых.
Таков скорбный финал самого рокового, кровавого, изначально обреченного царского правления в России. Факты и здесь хорошо известны, изучены, воспроизведены в фильмах - таких, как отличный фильм Элема Климова "Агония, всесторонне освещены историками, публицистами. Коронация - кровавая "ходынка". Бездарно проигранная японская война. Кровавое воскресенье 9 января. Революция 1905 года... Расстрелы, казни, террор... Страшная болезнь крови у наследника-цесаревича; отчаяние родителей, вверивших сына, а с ним и Россию черной дьявольской силе Распутина. Первая мировая война, неудачная, затяжная, унесшая тысячи жизней, погубившая цвет русского офицерства... Роковое, инфернальное убийство руками великого князя Дмитрия, князя Юсупова ненавистного им Распутина... Февральская революция... Отречение... Всё это не тенденциозная пропагандистская ложь из Краткого курса истории ВКП(б) - реально бывшая русская история.
В рассказах моей бабушки Марии Борисовны Гершензон, ее брата известного пианиста Александра Борисовича Гольденвейзера дошли до меня живые настроения тех далеких лет. В день всенародного праздника на Ходынском поле по случаю восхождения Николая на престол, Александр Борисович, тогда студент Московской консерватории, должен был петь в консерваторском хоре, стоял на эстраде, вокруг которой толпился возбужденный ожиданием "простой" народ. Царь почему-то задерживался; толпа волновалась: предполагалась раздача подарков - кружек с гостинцами... Кто-то крикнул: "Дают!" Толпа шарахнулась в сторону плохо огражденных канав, оставшихся на поле после какой-то выставки. В давке погибли сотни человек... Перепуганные устроители празднества скрыли трагедию от царя - Александр Борисович не мог забыть, как они, студенты, у которых прямо на глазах все произошло, срывающимися голосами пели "Боже, царя храни", праздник шел своим чередом, а за спинами празднующих потихоньку вывозили на телегах трупы.
Бабушка рассказывала, что либеральная русская интеллигенция ее круга презирала царя, звала "Николашкой", злорадно веселилась всякий раз, когда вместо страстно ожидаемого сына-наследника рождалась еще одна - вторая, третья, четвертая дочь. Когда подумаешь, как бились эти девочки под пулями на полу в подвале Епатьевского дома; как истекал кровью этот мальчик, которого так берегли от малейшей царапины - сердце холодеет...
В дни коронации некая либеральная газета в почтительно-верноподанном описании великого события допустила "опечатку": "На голову Его Императорского Величества была возложена корова". На следующий день последовала, с извинениями, "поправка": "Следует читать: "На голову Его Императорского Величества была возложена ворона". На голову последнего русского царя оказалась возложенной ответственность за самые жестокие, самые роковые события в жизни России... Во многом - наравне с Лениным - за Октябрьскую революцию.
А внешне - не утихало безудержное верноподданное славословие, заверения в преданности и всенародной любви...
21 февраля 1913 года вся Россия праздновала 300-летие царского Дома Романовых. Популярный массовый журнал "Нива" воспроизвел работу художника А.Карелина: "Аллегорическая картина в память воцарения Дома Романовых". "В центре, - поясняет подпись под репродукцией, - царь Михаил Феодорович. Вокруг него патриарх Филарет, князь Пожарский со стягом, коленопреклоненный Козьма Минин, подающий грамоту об избрании Романовых на царство. Наверху - явление Феодоровской Божией Матери, покровительницы Дома Романовых в окружении ангелов и святых угодников". Наглядная демонстрация божественного, свыше благословенного установления на Руси династии Романовых - вечной и незыблемой. Лишь одну "деталь" из истории воцарения Романовых упустил художник: в те дни, когда Михаил уже был избран царем, по приказу его отца патриарха Филарета был повешен трехлетний ребенок, сын Марины Мнишек ...
Юбилейные торжества, длились три месяца: в Петербурге, в Нижнем Новгороде, Костроме, Ярославле и, наконец, в Москве - первопрестольной столице. "По пути у всех церквей стояло в праздничном облачении духовенство. Несметные толпы народа теснились по обеим сторонам Царского пути... Кремль встретил Царя и Царицу звоном колоколов и кликами собравшегося народа... В Кремле и по всей Москве начался "красный" звон, не умолкавший до самого выхода Их Величеств из Дворца. Громогласное "ура" вырвалось из сотен тысяч грудей, едва Государь Император показался на этом историческом крыльце... Юбилейные торжества, исполненные небывалого блеска и подъема закончились, оставив у того, кто был их свидетелем неизгладимое впечатление" ("Нива", февраль-март 1913).
...27 февраля 1917 года в Петрограде совершилась революция. 2 марта Николай II подписал отречение. "Россия свободна! Всем нам, русским людям выпало на долю великое счастье стать творцами новой русской эры. В вешние февральские дни на наших глазах в великой книге судеб нашей родины перевернута последняя страница былого невозвратимого строя. Красная неделя... Так в Москве в канун недели красного звона, в Светлую заутреню первый удар колокола раздается с Ивана Великого и ему отвечают хором все сорок-сороков Москвы. В красную неделю нашей свободы первый салют ей дал Петроград и ему дружно ответила вся Россия". ("Нива", февраль-март 1917) Между "красным звоном" по случаю воцарения дома Романовых и "красным звоном" по случаю падения дома Романовых прошло всего четыре года. Почти день в день.
Передовая интеллигенция ликовала. И.Репин: "А какое счастье нам выпало в жизни. Все еще не верится. Какое счастье..." {1}. Е.Лансере (в письме к брату): "Завидуем теперь страшно вам. Какие грандиозные события прошли перед вашими глазами... Поразительно хорошо и радостно на душе" {2}. К.Петров-Водкин (в письме к матери): "Поверь мне, чудесная жизнь ожидает нашу родину и неузнаваемо хорош станет народ - хозяин земли русской" {3}. В.Поленов: "То, о чем мечтали лучшие люди многих поколений, за что они шли в ссылку, на каторгу, на смерть, свершилось" {4}.
Идут март, апрель, май 1917 года. Газеты и журналы выражают безмерную радость и ликование, буквально состязаются в издевательствах над царской властью. Карикатуры, лубки, частушки - "Солетайтесь, вольны птахи, // Надевай красны рубахи. // Долго ты нас мучило, // Огородно чучело!" Чучело - Николай.
1 мая 1917 года рабочие кожевенного союза вышли на демонстрацию со знаменем, на котором был изображен Георгий Победоносец, поражающий дракона-царя... Что ж - сам Бог велит убить дракона и все драконово отродье...
За последнюю треть XIX века и первые десятилетия XX-го русская революционно-демократическая интеллигенция прошла драматический и очень опасный путь. В 1860-70-е годы она с горящими глазами шла "в народ". "Кто может, пусть следует божественному Прометею! Пусть он несет божественный свет этим существам. Их надо осветить, пробудить от прозябания... Подымать! Подымать! Подымать до себя, давать жизнь - вот подвиг!" {5} - восклицал Репин. Святое подвижничество, жажда мессианства... "Люди безгранично верили в свою великую миссию... Это был в своем роде чисто религиозный экстаз, где рассудку и трезвой мысли уже не было места. И это общее возбуждение непрерывно нарастало вплоть до весны 1874 года, когда почти из всех городов и весей начался настоящий, поистине крестовый поход в российскую деревню" {6}. Народники чувствовали себя апостолами, называли свой путь - крестным путем, свои аресты и суды над собой - "Голгофой". "Я видел не раз, как молодежь, отправляющаяся уже в народ, читала Евангелие и горько рыдала над ним. У всех почти находим Евангелие", {7} - вспоминал известный народник О.Аптекман, сам ушедший "в народ" из университета в 1874 году.
"Тот, кто подобно мне, был когда-либо под обаянием образа Христа, во имя идеи претерпевшего оскорбления, страдания и смерть, кто в детстве и юности считал его идеалом, а его жизнь - образцом самоотверженной любви, поймет настроение <..> осужденного революционера. <...> Идеи христианства, которые с колыбели сознательно и бессознательно прививаются всем нам <...> внушают такому осужденному отрадное сознание, что наступил момент, когда <...> испытывается сила его любви и твердости духа как борца за те идеальные блага, завоевать которые он стремится не для своей преходящей личности, а для народа," {8} - писала в каземате Вера Фигнер, бывшая единственным, избежавшим казни членом Исполнительного Комитета "Народной воли", убившей Александра II.
Уверенность в своем "мессианстве" составляла едва ли не основу психологии народно-демократической "разночинной" интеллигенции: Чернышевский, на идеях которого воспитывалась народническая молодежь, писал Добролюбову: "Мы с Вами, сколько теперь знаю Вас, люди, в которых великодушия, или благородства, или героизма, или чего-то такого гораздо больше, нежели требует натура. Поэтому мы берем на себя роли, которые выше натуральной силы человека, становимся ангелами, христами" {9}. "Мессия истинный родился // Всесильный богочеловек! // Он в нашем деле воплотился - // Он правда, братство, мир - навек!" {10} - восторженно грезил народник П.Лавров...
"Апостолы" не отдавали себе отчета в том, что их "призывы к свету" были диаметрально противоположны, враждебны христианству - представали не учительством, не подъемом невежественного народа до высокой интеллигентской культуры, не возрождением истинно-христианской духовности, но призывом к насилию. "Нашим делом" было подстрекательство к бунту, к убийству. Убийства "власть имущих" не только мыслились справедливым возмездием, но возбуждали у "лучших людей России" чувства радости и надежды. "На смерть помещика Оленина, убитого крестьянами за жестокое обращение с ними". "Перед гробницею позорной // Стою я с радостным челом, // Предвидя новый, благотворный // В судьбе российской перелом" {11} - писал "исполненный благородства" Н.Добролюбов.
"Народовольческий" этап стал закономерным продолжением народничества и продолжением, весьма зловещим: "апостолы революции" переродились в откровенных террористов, профессиональных "киллеров". "В нем не осталось ни тени религиозного подвижничества..." - так определял характер этого важнейшего изменения, совершившегося в психологии интеллигента-революционера на рубеже 1870-х и 80-х годов С.Степняк-Кравчинский, убивший в 1878 году генерала Мезенцева: "На горизонте обрисовалась сумрачная фигура, озаренная точно адским пламенем, которая с гордо поднятым челом и взором, дышавшим вызовом и местью, стала пролагать себе путь среди устрашенной толпы. Он умеет умереть, не дрогнув <...> но уже не как христианин древнего мира <...> Его взор не обращен внутрь самого себя, он устремлен на врага, которого он ненавидит всеми силами своей души" {12}.
Ненависть стала главным стимулом всей революционной деятельности. "Нет, нет: любовь не даст рабам свободы, // И нет спасения в любви. // Ты, ненависть, суди врагов народа! // Ты, ненависть, оковы разорви! {13} - "Песня ненависти (из Г.Гервега)", которую в 90-е годы перевел П.Лавров, стала одной из популярнейших песен революционной молодежи.
И первейшим, ненавистнейшим врагом, подлежащим беспощадному уничтожению представало самодержавие. С.Булгаков писал в сборнике "Вехи" о политическом "моноидеизме" интеллигенции - ее "Ганнибаловой клятве" борьбы с самодержавием. Страшная историческая трагедия - бессмысленное роковое убийство царя Александра II, во многом предопределившее трагическую судьбу России вызывало глумливую радость: "Ода на коронацию Александра III". "Папаша твой был мазан тоже, // И потому был храбр и смел, // А умер он, в канаве лежа, // Без ног в мир лучший улетел! // Его от пуль хранили боги, // Пока крамола била в лоб, // Но чуть задели бомбой ноги, // Он пал, раздавленный как клоп" {14} - этот издевательски-ёрнический отклик на убийство царя был вовсе не "народным", а сугубо интеллигентским творчеством, как и отнюдь не народным, но от лица народа, призывом к народу звучал "Национальный гимн" (1891) - прямая программа, чуть ли не предписание того, что совершилось спустя 27 лет летом 1918 года в Екатеринбурге: "Народ! В день судный не верь клятвам, рази! // Царский мерзкий вертеп дотла разнеси! // Публично чудовищ замучай, казни, // Всех гадов зловредных в крови разотри, // В царство света и правды без ноши войди!" {15} Киллеры Юровского, конечно, не знали этих строк. Но смертельным ядом, которым эти строки пропитаны, была заражена в те страшные дни, да и позже, в сталинскую эпоху вся Россия. Большевистская классовая ненависть, позволяла уничтожать людей не за совершенные ими, или хотя бы приписанные им преступления, а за принадлежность к "преступным" классам, сословиям: священника расстреливали за то, что он священник, помещика убивали за то, что он помещик; зажиточного крестьянина, "раскулачивали" и ссылали в Сибирь с малыми детьми за то, что он зажиточный крестьянин... Четырнадцатилетнего наследника-цесаревича казнили за то, что он родился наследником-цесаревичем...
Ничто не проходит бесследно. Выброшенная в атмосферу радиация ненависти и убийства неизбежно должна рано или поздно пролиться на землю смертоносным дождем... Чем обернулось для России "царство правды и света на крови" поведал Александр Солженицин в "Архепелаге ГУЛАГ". Отозвалась, отыгралась на внуках и правнуках кровь детей - последнего русского царевича и его сестер, а может быть - кто знает! - и того трехлетнего ребенка, что был повешен Романовыми только за то, что пусть не по праву, но какое-то время именовался русским царевичем и мешал им вступить на престол.
{1} И.Репин письмо В.Черткову от 23 марта 1917. -Репин. Письма к писателям, литературным деятелям. М., 1950, С.198. назад
{2} Е.Лансере письмо к Н.Е.Лансере от 26 марта 1917. -Цит. По: Подобедова О. Евгений Евгениевич Лансере. М.,1961. С.170 назад
{3} К.Петров-Водкин письмо к А.П.Петровой от 25-26 марта 1917 .- Цит.. по: В.Лапшин. назад
{4} В.Поленов письмо В.Кандаурову от 16 марта 1917. - Цит.по: Сахарова Е. Василий Дмитриевич Поленов. М.,1964. С.685 назад
{5} Письмо И.Репина В.Черткову 29 авг. 1887. С.250 - Цит. по: Л.В.Андреева. Картина И.Е.Репина "Не ждали". В сборнике "Типология русского реализма второй половины XIX века". М., 1979. С. 218-251. назад
{6} Чарушин Н. О далеком прошлом. Кружок чайковцев. М., 1926, с. 157 - Цит. По кн.: Г.Г.Поспелов. Русское искусство XIX века. Очерки. Глава 4. Народовольческая серия И.Е.Репина. С.148. назад
{7} Аптекман О. Общество "Земля и воля" 70-х гг. По личным воспоминаниям. Пг. 1924. С. 91-92. - Цит. по кн.: Г.Г.Поспелов. Русское искусство XIX века. Очерки. С.148 назад
{8} В.Фигнер. Запечатленный труд. - Цит по: Л.В.Андреева. Картина И.Е.Репина "Не ждали". С. 244. назад
{9} Письмо Н.Г.Чернышевского Н.А.Добролюбову 11 августа 1857 г. - Цит по: Л.В.Андреева. Картина И.Е.Репина "Не ждали". С. 218-251. назад
{10} Лавров П. Рождение мессии. Вольная русская поэзия второй половины XIX века. Серия "Библиотека поэта". С. 273. назад
{11} Добролюбов Н. На смерть помещика Оленина, убитого крестьянами за жестокое обращение с ними. Вольная русская поэзия второй половины XIX века. Серия "Библиотека поэта". С..121-135. назад
{12} Степняк-Кравчинский С.. Подпольная Россия. - В кн. Степняк-Кравчинский С.М. Соч. Т. 1. М., 1858, с.381. - Цит.по: Г.Г.Поспелов. Русское искусство XIX века. Очерки. С. 164-165 назад
{13} Лавров П.. Песня ненависти. (Из Гервега) Вольная русская поэзия второй половины XIX века. Серия "Библиотека поэта". С.606 назад
{14} Неизвестный автор. Ода на коронацию Александра III.. Вольная русская поэзия второй половины XIX века. Серия "Библиотека поэта". С..408-409. назад
{15} Неизвестный автор. Национальный гимн. Вольная русская поэзия второй половины XIX века. Серия "Библиотека поэта". С.590. назад