Страницы авторов "Тёмного леса".
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Палач был красивым и нежным юношей. Его белые кудри необыкновенно гармонировали с кружевами на джинсовой рубашке цвета индиго, а золотая пряжка на левом плече и ещё одна на поясе ослепительно сверкали на солнце.
Дамы в зале зааплодировали, восторгаясь его новым нарядом: ах, как идёт!
В правой руке он нёс исщербленный, но тщательно начищенный топор, даже, скорее, колун, а в левой руке у него был пышный букет жасмина.
Юмористы, только что отыгравшие выступление, с завистью смотрели, как юноша просто идёт по подиуму, мечтательно глядя в безоблачное небо. Губы его беззвучно шептали какие-то новые стихи о звёздах и любви, а критики пытались по губам разобрать слова, чтоб завтра, тщательно подготовившись, выдать экспромтом утончённую похвалу.
Тщательно отскоблённый пень, поставленный у рампы, ждал, когда юноша, остановленный деликатными подручными, легко взойдёт на него и небрежно элегантно раскланяется, послав воздушный поцелуй сидящей в ложе заведующей отделом культуры, отвечающей за мероприятие, и её прелестным фрейлинам.
Жертва была одета подобающе скромно и не спешила по подиуму, останавливаясь, чтоб послать воздушные поцелуи публике, а ассистенты терпеливо подталкивали её к сцене, не позволяя в задумчивости повернуть обратно.
Изящно спрыгнув с пенька, палач подхватил жертву за руку и балетным шагом элегантно провёл её вдоль рампы, несколько раз кланяясь публике, помогая склоняться и жертве.
У пня подручные остановили жертву и привычно придали ей позу глубокого раскаяния.
Палач щёлкнул пальцами, и юная ассистентка в куцем белом халатике подошла с серебряной миской и начала тщательно мыть длинные бледные бескровные пальцы палача куском красного хозяйственного мыла.
Один из подручных, подхватив на лету топор, ловко сделал сальто-моральто, раскланялся и продемонстрировал несколько блестящих фехтовальных приёмов, но зал не аплодировал, заворожено следя за священнодействиями палача.
Ассистентка тщательно вытерла руки палача длинным бумажным полотенцем, умастила их благовониями и протёрла тальком, помогла ему натянуть красивые резиновые перчатки сиреневого цвета и дунула на них французским дезодорантом.
Секретарша сердито уговаривала жертву, уже крепко привязанную к пеньку, подписать ведомость, жертва упиралась и скаредно спорила за каждый килограмм красной и чёрной икры, возмущаясь раскладкой - отдельно для судейских, для бригады палача, отделу культуры и обслуживающему жертву персоналу.
- А мне? А мне? - повторяла жертва, отталкивая руку секретарши с паркером.
Палач слегка поморщился, краем глаза наблюдая неуместную перепалку, но не вмешался.
- Да налейте ему водки, - посоветовал мужик в куфайке, привстав со своего места в первом ряду, тыча в жертву губкой, что выдавали с билетами в первые ряды для вытирания крови.
Секретарша незаметно ширнула жертве финкой в печень и накарябала его рукой что-то похожее на хромосому. Палач всё видел, но не вмешиваться в работу смежников было его принципом.
- Готов? - спросил он, глядя, как жертва закатывает глаза.
- Да нормально всё! - оправдалась секретарша, незаметно пряча ножик куда-то под юбку. - Он в наилучшей форме.
Спохватившись, она сунула адвокату пакет с бутылкой шампанского и коробкой конфет в руки, которые адвокат не знал, куда деть.
Адвокат сразу кивнул палачу.
-...Нет, я не в том смысле поэт, - раздался в наступившей тишине мужской баритон из пятого ряда. - Понимаете? "Поэт" - у меня фамилия такая! А все путают. Я просто еврей, понимаете?... Ой! Уже всё? - смущённо сказал он. - Извините! Продолжайте, продолжайте, это мы между собой...
- Да, нет, вы говорите, - сумела выдавить жертва, слизывая с губ розовую пену. - Это очень интересно.
Её бестактность была оставлена без внимания, и палач по ошибке взял из рук подручного букет жасмина, но сразу же исправился, галантно швырнул букет секретарше и схватил топор.
Ассистентка быстро прошлась по лезвию точильным камнем, скорее для проформы, но палач смолчал снова и с досадой оттолкнул руку второго подручного, протягивающего ему болгарку с циркулярной насадкой с острыми крючкообразными изогнутыми зубьями.
Пока была заминка, гримёрша изловчилась и подкрасила палачу губы, но ресницы не успела.
Жертве уже залепили рот скотчем и стянули красивой, но прочной ленточкой руки за спиной.
Ассистенты приставили к пеньку красивые серебристые желоба и в конце каждого поставили по красивой чашечке для головы.
Палач несколько раз примерился, почти касаясь шеи жертвы, снова скривился, заметив, насколько выщерблено лезвие топора, выпрямился, высоко подняв топор, и посмотрел в ложу заведующей.
И тут он увидел как раз под ложей невесть откуда появившуюся странную фигуру в длинном широкополом плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном.
Сперва он даже подумал, что ему померещилось - фигура была какой-то полупрозрачной, но тёмной.
Но фигура двинулась по подиуму, и теперь её заметили все.
Главный режиссёр напрасно махал из-за колонны листками сценария.
Она словно плыла по воздуху, и зрители видели сквозь неё.
Когда она остановилась перед палачом, он увидел, что под капюшоном вместо лица огонёк свечи, и выронил топор.
Она обернулась к залу, и все зрители увидели это маленькое пламя.
Главный режиссёр уже спешил по подиуму, делая жесты незванной гостье, тыча в сценарий. Но перед самой сценой он вдруг замедлил шаги и стал даже как бы упираться, но его словно подталкивали невидимые ассистенты. Было странно видеть его перепуганные выпученные глаза, словно мим он делал отчаянные движения, будто пытался не делать того, что делал, напоминая упирающуюся жертву.
Подойдя к секретарше он залез ей под юбку и достал финку. Секретарша громким шёпотом спросила его:
- Пощёчину, да?
Но главный режиссёр не ответил, резко взмахнул ножом перед жертвой и над ней, и все путы мгновенно спали.
Раздались жиденькие аплодисменты, хотя смотрелось эффектно.
- Руби! Сбежит! - выкрикнул мужик в куфайке.
Но никто не поднял топор.
С балкона на подиум прыгнула заведующая, слишком уж неловко, чуть не скатилась в галёрку, кое-как встала на четвереньки, с трудом выпрямилась и поковыляла к сцене.
Пока она шла, режиссёр ногой оттолкнул от пня жертву и встал на её место, положив голову на пенёк.
- Руби! - скомандовал он привычным тоном.
Подошедшая заведующая подобрала топор и начала неумело примериваться к шее главрежа.
- Не так, ну, не так же! - потряс обеими руками режиссёр. - Кто же так рубит? Вы, что, не видели ни разу? Да не так же! Нет, смотрите! Надо же не только указывать! Смотрите!
Он молодцевато вскочил с колен, схватил заведующую за волосы и швырнул к пеньку.
- Смотрите, смотрите, - повторял он, беря из её рук топор. - Значит, правая рука идёт сюда... левая... так...
- Это вы ей за двоюродного брата мстите, - сказал с четвёртого ряда критик.
- Да хрен с этим моим братом! - опустил топор режиссёр. - Ну и правильно его... это... Я же за искусство! Вот, сейчас увидите.
Он подобрал с пола золотые заколки и аккуратно подобрал заведующей волосы.
- Смотри, - зачем-то показал он заведующей лезвие топора. Взмахнул лихо, словно палачом всю жизнь практиковался - голова заведующей скатилась по жёлобу в миску, смешно кувыркаясь с лица на затылок. И в миске сразу встала правильно, хлопая ресницами.
- Понятно? - наклонился режиссёр к голове.
Голова кивнула. Обезглавленное тело встало с колен и взяло у режиссёра топор.
Режиссёр расстегнул галстук и встал к пеньку, ладонью вытер лужицу крови, точнее, попытался, но крови оказалось слишком много. И он, вздохнув, прижался щекой к лужице и сделал знак безголовой заведующей, мол, давай, давай...
Тело заведующей неловко взмахнуло топором.
- Стоп, стоп, не... - закричал режиссёр, но напрасно дёрнулся - она уже опустила топор, и лезвие глубоко вошло в его правую лопатку.
- Куда, куда? - простонал режиссёр, пытаясь рукой достать до лопатки.
Голова заведующей, сильно кося глазами, так как была лицом к залу, снова примерилась, и тело взмахнуло топором.
- Промазала! - хлопнул себя по коленям мужик в куфайке, вытирая со своего лица шматья крови. - Да ты не брился, чудик!
- Сам-то когда брился, - со стоном огрызнулся режиссёр, пытаясь придержать отрубленную только наполовину голову. Но заведующая примерилась снова и для верности побила топором несколько раз, словно готовя на кухне отбивные.
От каждого удара режиссёр булькал и подвывал. Видя, что голова болтается только на куске кожи, в самом деле, неважно выбритой, заведующая стала пытаться её просто оттолкнуть топором, потом бросила топор и оторвала руками, толкнула в жёлоб, и голова, наконец, быстренько скатилась в соседнюю мисочку.
Зрители засвистели.
Когда они затихли, мужик в куфайке сказал:
- Под Новый год я хряка колол - так ведь сперва яйца ему отрезал.
- Ну, ты даёшь, - сказал сидящий в десятом ряду профессор ветеринарной академии. - У хряка, значит, яйца!
- Нет, смутился мужик. - То есть, я сперва яйца отрезал, а после уже и новый год подошёл...
Обезглавленное тело режиссёра начало вставать с колен.
Прозрачно чёрная гостья взяла за руки заведующую и режиссёра и, раскланиваясь с ними, отступила вглубь сцены к декорациям "Охотники на привале". И там растворилась, а обезглавленные тела, взявшись за руки, вчернулись к рампе и снова стали раскланиваться, проливая струи крови на зрителей.
Зал взорвался аплодисментами.
- Бис! - орал человек со странной фамилией "Поэт".
Палач совершенно растерянно улыбался, вяло хлопая ладонью о ладонь, жалея, что аплодисменты на сей раз достались неизвестной.
6-7 июля 6 года