Так мы,постигши целый свет
В своем окошке бедном,
Сготовивши себе обед,
С лицом садимся медным.
От боли и занозы,
От тени и Спинозы,
От мира не такого,
И жизни от озноба.
Сидим мы за столом
И притворились телом,
И будто не о том,
И будто бы не в белом
Свете мы,
Среди тьмы.
Тише,
Тише,
Тише...
Пролет знакомого моста
Из переулка чуть заметен,
И, если бы не свежий ветер,
Была б проведена черта
Меж днем прошедшим и днем этим
И жизнь иная начата.
Но ветер в городе морском
Тем обладает странным свойством,
Что заражает беспокойством -
Не сразу разберешь о чем.
И как ты от него не кройся -
Расстанешься с приятным сном.
Перемешавши дни твои,
Так карточный сдувают домик,
Он, драматург и вместе комик
Вдруг зычным голосом судьи
Тебя с решеньем ознакомит
По делу жизни и любви.
И ряд чернеющих окон,
Домов теснящихся громада
Покажутся предместьем ада,
Пока читается закон.
Я знаю - возражать не надо,
На что бы ни был обречен.
Покрыт июльской духотой,
Скорее холод ощущаю,
Я отстраненно наблюдаю:
Прохожие идут домой,
А мне куда идти - не знаю.
Безвидна полночь надо мной.
Вдруг, разрывая небосвод,
Усиливаясь постепенно,
Дождь невидимый, вдохновенный,
Не барабанит, а поет,
И воздух, окна, крыши, стены
Он очищает, точно йод.
В стихии чувствую родной
Я от его прикосновенья,
Как будто новое рожденье
Случается сейчас со мной.
Приветствую ночное пенье,
Разгул стихии водяной.
И станет плавником рука,
Иная кровь пойдет по жилам.
И, выйдя точно из могилы,
Из городского тупика,
Шепну "Прощай" тому, что мило -
Меня влечет к себе река.
Я погружаюсь за мостом.
Как ново видеть глазом рыбы
Изломанные зданий глыбы,
И тени, пойманы лучом,
И кони, что поднялись дыбом...
Я по течению. Потом
Стремлюсь я по волнам морским
Сквозь лиги, версты, километры
В обитель, где рожденье ветра,
Где был когда-то молодым,
Куда до снятия запрета
Нам не попасть путем иным.
Мама крошит капусту -
Будет салат.
Скоро гости. Расскажут про Ленинград.
Мальчик плохо поймет, отчего всем так грустно,
Но повторяющиеся слова: Россия, Свобода -
Волнуют. Будут многие годы
Они для него взамен небосвода.
Прикончили простые бутерброды.
Беседа стала как-то веселей,
И, сердцу в такт, развеялась погода,
Пошли гулять - парнишка - до дверей.
Вернулись напряженно грозовые,
На пишущей машинке застучали,
И повторяли, "что когда другие...",
И над плечами облака печали...
Утихло к полночи. Парнишка смог уснуть.
А вслед за ним уснули остальные.
Все мальчику какой-то снился путь,
Какие-то стальные мостовые.
Как зеркала. Стальные истуканы.
Подходят ближе. И по волосам.
Как холодно. И слышно, как стаканы
Дрожат. И как дрожит он сам.
Проснулся от настырного звонка.
Наверное, понятно почти всем,
Что те звонили до тех пор, пока
Им не открыли. Их входило семь.
Был протокол по форме. И пальто.
На вешалке всем не хватало места.
Я говорю опять что-то не то,
Но я стараюсь, чтоб все было честно.
На стол ложились книги и бумаги.
Упаковали. "Библию за что?"
Не сразу, папа: "Властью над умами
Наделена." Те семь опять в пальто.
Отца не видя с майских, сын впитал
За месяц столько, столько взрослых слов:
"Командировка", "арестант", "Урал"
И "самиздат", "Гулаг" и "фарс шутов!".
Суд. Мать. Отец. "Крепись..." и "Будь здоров..."
Собрались все. Все дышат в душной кухне.
Как трудно и как стыдно провожать.
Она курила. Папироска тухла.
Ломалась спичка. Снова зажигать.
"Присядем. Где билет мой. Уезжать."
Аэропорт. Прощание. Полет.
И каждый миг встречи приближает,
И нервный взгляд так нервно небо пьет
И ничего вокруг не выделяет.
На улице дождь моросящий,
Осенний, скучающий дождь,
И пес одинокий, скулящий,
И вечер, в который не ждешь,
Не ждешь ни письма, ни привета,
Ни голоса верных друзей,
Ни зеркала лунного света,
Ни зеркала мысли своей.
2
Такие вечера - раскрытые тетради.
На полувздохе, вдруг - оборвана строка.
Когда прольется свет какой и ради
Чего не ты один угадывай пока.
Такие вечера, когда не знаешь как
Живешь еще в дожде, но грезишь о пустыне.
Но сколько не ищи, ты не увидишь знак,
Который, хоть во сне, навеки не покинет.
Отдаться бы мечте и плавному паренью...
Но дождь вовек шумит. Он раньше нас рожден.
Его не перекрыть строкой стихотворенья,
И с ним ничто живое не бьется в унисон.
3
И в этот час из ниоткуда,
Ломая ритмы дождевые
Приходит голос и живые
Звучат в нем молодость и удаль.
Он весь - весна, полет и пенье.
Он весь - шампанское! Бокалы!
Весельем залитые залы!
Стихи! Любовное волненье!
Гвоздики! Розы! Астры! Каллы!
Он - нетерпение фрегата,
Когда его спускают с пирса.
Он тот, кто может быть, разбился,
Но не менял от горя галса
И точно никогда не сдался,
А в гибели своей разлился
Во многоцветие заката!
Он - восклицаний воцаренье!
Он слышен только на мгновенье.
4
Но все кончается, все
Остается, как было до.
Можно кричать "за что?!"
Прятать в ладонях лицо.
Если умеешь играть,
Лучше за клавиши сесть,
Ноты, какие есть,
Из секретера достать.
Взмахом привычных рук -
Заново: "ля-си-до",
Морщиться, мол не то,
Пробовать, пробовать звук.
Жители мокрых мест:
К вопросу выбора тем -
Бог предлагает всем
Не колесо, а крест!
Осень, звучит рояль.
Настежь открыто окно.
В комнате холод, но
Звук уплывает вдаль.
5
Будто бы как и до
Капает во дворе.
Я наиграю "До"
И продолжаю "Ре".
Все, что захочешь, возьми,
Но прозвучи, строфа.
Звук углубляется "Ми"
И истончается "Фа".
Свечи не ставят под стол.
Быстро кружит Земля.
Я не шучу "Соль"
И умираю "Ля".
По влаге серого холста
Идет куда-то эта пара,
Невдалеке звучит гитара,
Мотив заезженный и старый,
Здесь не меняются места.
На влаге серого холста,
Где дом старинный нарисован
Табличка, что здесь был основан,
Что мол тогда-то и тогда
Здесь побывали те и эти,
Они погибли и их дети -
У времени была черта,
Что всем рожденным в первой трети
Есть довод не любить столетье.
Сегодня жизнь уже не та:
Идет куда-то эта пара
И знать не хочет ни черта
Под звуки пламенной гитары!
Был апрельский, нелучший
вязкий, влажный денек,
в бледносерые тучи
вился мутный дымок
из настроенных рядом
цвета ржавчины труб;
я ощупывал взглядом,
что раскидано тут.
С высока, на балконе
для чего-то следил,
что на синем вагоне
полоса от белил,
что прохожих фигуры
как мазки на холсте,
цвет земли - темно бурый
и сараи в песке.
И еще неустанно
для чего - не поймешь
наблюдал автокранов
отдаленный чертеж.
2
В напев бетонного предместья
врывался чаек хриплый крик,
и образ моря, образ вести
тогда в глазах моих возник.
Касаясь неба дальним краем
оно оканчивалось здесь
у нищей тесноты сараев
бросая пасмурно: "Я есмь".
3
Когда в квартире угнетенной
Моим угрюмым одиночеством
Звонок раздастся телефонный
И тотчас до смерти захочется
Рассеянно и несерьезно
Отвлечься болтовнею искренней
И кто бы мог звонить так поздно
Уже загадываю мысленно,
Но трубка отвечает хмурой
И безразличной тишиной...
Следит невзрачная фигура
За беспредельностью морской.
По городу промокшему блуждая,
Послушней случаю, чем эхо или дым,
Своих шагов почти не замечая,
Вошел в кафе. Вдруг приступом слепым;
Ведь был уже, за столиком напротив,
И так же пахло кофе ячменем,
И музыка шумела о полете,
Когда ты рассмеялась отчего-то
Переливаясь озорным дождем.
Дождем переливаясь озорным
дождем переливаясь озорным
я только эхо. эхо или дым
я дым от смеха. эхо или дым...
Я фейерверком был когда-то золотым,
В лиловом небе весело купался
И сам себе звездою показался,
И любовалась блеском ты моим,
Но вниз я блеклым пеплом осыпался,
А к полночи окончился парад...
Порой задумчиво, в суровых пальцах
Пересыпаешь бывшего скитальца,
И их теплу остывший пепел рад...
2
Встаю. Шепчу, сердясь, что полный вздор,
И что пора бы. До каких же пор!
Черт побери! Да что я, в самом деле,
Как будто бы вчера из колыбели
И перешел сегодня в седьмой класс,
И, наконец, влюбившись в первый раз,
Девчонке, что сидит со мной за партой,
Стесняюсь подарить мимозы в праздник марта!
И что давно, как самый пылкий шкет,
Веснушками заполнив целый свет,
Следить мечтаю каждый ее шаг
И, сам невидим, показать маяк,
Коль фонари погаснут все вокруг,
Откуда знать тебе его, чудак?
Что лишь хочу касаться милых рук
Иль перехватывать веселый взгляд,
И только этим бесконечно рад!
Ну нет! Всех этих глупостей букет
Пускай таскает воспаленный шкет,
Я математик, я аскет, поэт,
Философ наконец и меланхолик
Или какой-то там влюбленный нолик!?
3
Наговорившись так досыта,
Дешевый кофе допиваю,
И из камешки общепита
Меня уносит мостовая.
И я шепчу себе: удача
Ко мне когда-нибудь вернется,
Все будет так или иначе,
Но песня все равно поется.
И что усталый город тоже
Порой упасть в Неву мечтает,
И что спросить бы с себя строже,
Что легкой жизни не бывает.
И этих фраз казенных рожи
Довольно сильно изнуряют,
Но ничего не изменяют.
Я раньше не знал, что так страшно бывает,
Что море жестокой соленой волной,
Когда я жду, с головой накрывает
И хлынет из глаз, и влечет за собой
Из мира подобия в город иной,
Где смерть неотвязно шагает со мной
И что-то свое раскрывает.
Бормочет долгий дождь
Со мною по соседству.
Ну что еще прочтешь
В таком далеком детстве.
И кто еще, сутулясь,
Закутанный в пургу
Из петербургских улиц
Куда-нибудь в тайгу.
В душе не понимая
За что и почему
В молчание врываясь
И разрывая тьму
Не молнией какой,
Но свечкой, спичкой даже
Слепящий и слепой
Кому же он расскажет:
"Ночная хулиганка
Запела "Варшавянку"
У ног того собора
Где строгие колонны
Так мощно закрепленны,
Что не меняют норов
От холода и пекла
И невского проспекта.
Ей отвечали хором
С надеждой и укором
Счас снятые кресты,
Крылатые мосты
И цепкие "Кресты",
Где о России спорят
Запретные мечты
И ржавые запоры.
И главы Спаса-на-Крови
О чести, мести и любви
Молили сквозь заборы.
На петербургский гордый зов,
На стон Свободы слабый -
Какая честь - без лишних слов
И не желая славы.
"Когда и чувствовать велят
В чиновном тупоумии,
То жить мечтою баррикад,
Птенец, благоразумие.
Слова летят, мешаясь
С бессмысленной пургой,
В сугробах утопая
Почти что с головой
Он горько продолжает:
"И там я был чужой:
То вежливые двери,
То бешеная мгла
И некому доверить -
У всех свои дела."
Бормочет долгий дождь
Со мною по соседству.
Ну что еще прочтешь
В таком далеком детстве.
- Привет, какая встреча! А куда ты?
- Пожалуй, если хочешь, то пройдем.
- Смотри, горит фрегат в лучах заката...
- Ты не торопишься? - Я рад идти вдвоем.
- Что делаю? Пишу стихи, как прежде
И верую, что слову суждено
Приблизить мир к неведомой надежде
Простой, как хлеб, веселой, как вино.
Послушай же:
Крылатый и свободный...
- Опять ты говоришь о мираже,
К тому же как-то старомодно.
- Он согласился сам принять оковы
И потому сумел напомнить нам
Торжественное солнечное слово,
Горящее сквозь тучи временам...
- Прости меня, сегодня я устала
И не понять тяжеловесных строк,
Я бы ушла в веселье карнавала,
В аляповатый пляшущий поток
Нырнула бы... - Но не кружить же вечно
В нелепом мире мишуры эстрады,
Так неестественно, так приторно беспечном,
И неужели никогда не надо:
Высокой музыки таинственный хрусталь...
- Так много дел. Ты прав. И очень жаль.
Но я пришла. Счастливо. - Как мы быстро,
И не успел отполыхать закат,
Как бы поет багряным светом пристань,
И стекла наверху еще горят,
И так горит... - Пора, я позвоню.
И уходя она добавит тише:
Меня встречает по сто раз на дню,
Не понимаю я, когда он пишет.
Мой друг, поговорим
До утренней зари.
Хотя бы ни о чем,
Мой друг, поговорим.
Я в комнате один,
Ты в комнате один,
Задумавшись, сидим
За письменным столом.
Ночные фонари -
Дневных тревог забвенье,
Давай поговорим
Об их стихотвореньях.
Неярким и дрожащим
Залюбовались светом
И тайною, манящей,
Дорогой недопетой.
О Ней поговорим
Безбрежными ночами,
Бог даст, и шаг Зари
Угадан будет нами.
Заслоняя проспект Коммунизма
Куст сирени цветет за окном,
И дорос до второго карниза
Куст сирени свободный, капризный,
Подружившийся с воробьем.
Он садится на милые ветки
И чирикает песни свои.
Он не ставит прохожим отметки,
Он не ставит прохожим отметки,
Не клянется толпе в любви.
Но, послушен дождю и ветру,
Солнцу, сумеркам и себе,
Напевает простые куплеты
И чирикает робко приветы
Для сирени тот воробей.
Непохожий на райскую птицу,
По утру пробуждая весь дом,
Как проспать наш рассвет он боится!
Как проспать наш рассвет он боится!
Как волнуется с первым лучом!
Но не сразу рассветные трели
В полный голос чирикать начнет,
А сперва он капризной сирени,
Всем листочкам любимой сирени
"С добрым утром", - робея, шепнет.
Ну и публику
повстречал:
С черствым бубликом -
Бледный чай.
А потом - один
Кипяток
Серебрится дым,
Heavy roc.
А когда мы легли
На полу,
Разговоры вели -
Ну и ну.
4
Я вас ругал, я вам кричал
До хрипоты,
Все объяснял, куда-то звал
Из темноты,
Затем пропал, затем упал
В кусты,
А там тоскливый побратал
Пустырь,
Где заводские ворота
И хмырь,
Мы толковали до утра
Псалтырь.
5
То нерасслышан, то забыт,
То незамечен,
Бродяге тихо говорит,
Обняв за плечи:
"Не будем больше их корить,
Но по овечьи
Расскажем новости зари
В тяжелый вечер,
А утром вольно догорим,
Как в храме свечи."
"На небе пепельном Луна
Былую вспомнила свободу,
Морозным воздухом пьяна,
Она слезает с небосвода.
С пропойцею запанибрата
Она заводит разговор,
Идет по улице Марата
И в проходной вплывает двор.
Здесь, в этих выцветших стенах
На встречу к хладному светилу
Приходит облако в штанах,
Что с Маяковским говорило..."
Найдя сей стихотворный опус
Один агент Большого Дома
На чистом бланке вывел пропись:
"Луна и облако знакомы
И дальше длиться так не может.
Штаны найти, пропойцу тоже,
На небесах устроить обыск."
О стойку оперся студент,
А рядом набравшийся мент;
Левее, за длинным столом
Картежники, сидя рядком
Все дуются в дурачка.
"Налей мне, родимый, пивка"
Мужик полуголый скулит.
Вот ряженый, точно бандит,
Подросток заходит худой -
Успел подружиться с тоской -
Заметно по светлым глазам.
В углу же по мятым листам
Художник наброски проводит:
Себе типажи здесь находит.
И в этом чаду продолжает
Свирепо блажной мореход
Кричать, надрываясь: "В века
Прославит меня рука
Поэта и моряка,
И будет мальчишка каждый
Уроки дома учить
О том, как его сограждан
Будущее вручить
Мне довелось однажды
Не так, как вручают бумажник,
Но так, как умеют любить."
Серия вторая или век двадцатый,
Ходит быстрым шагом кто-то виноватый,
Но его за это дядька Черномор,
Чьи богатыри в поисках зарплаты
Медленно уходят в голубой простор.
2
Человек, звучащий гордо,
Не имеет денег торта
Закупить ко дню рожденья.
Это - светопреставленье!
Депутат идет навстречу:
Всем тебя я обеспечу,
Обесточу, напортачу
И еще навру впридачу.
Свежий ветер вдруг повеял,
Человек борьбу затеял,
Но сложил зачем-то руки
И сдается на поруки.
Он теперь на дни рожденья
Ест морковное варенье,
В остальное время года,
Укрепляют хлеб и воды
Его дремлющие силы:
Ты, Россия, так решила.
3
Спит собака, спит ворона
Чутким сном хамелеона.
Лис не спит. Он ищет сыра.
Слышат стоны от Москвы и до Памира.
А вослед мятутся бесы.
Бесы, сонные повесы,
Большевицкие депеши -
Завтра будеш ты повешен.
4
Составляют танки гранки
А затем идут в клозеты,
После сочной перебранки
Желтокрасные газеты.
Это все родное зло,
В плоть и кровь оно вошло,
Но не вышло через задний
Неочищенный проход, -
Оттого через парадный
Экскремент опять идет.
Горелый пень как Дьявол тебе страшен,
За ветер времени ты принимаешь кашель.
Родился идиотом, умер трусом,
При жизни замечал ты только мусор.
И наплодил детей с собою схожих:
Горластых, близоруких, толстокожих,
А перед тем, как смертный час настал,
Ты новомодный основал журнал.
За эти и подобные предивные заслуги
В день памяти твоей врубают буги-вуги
Своячницы твои и правнуки, и внуки
И во скорби жуют под импортные звуки
Соленый огурец, уральские пельмени
До драки обсуждая крутые перемены
В начальстве и стране и у жены Кузьмы,
Различия систем и лета от зимы.
А ты уже восстал, еще почти невидим,
Проходишь по стране и мухи не обидев,
Тоскуя, что не вьются полотна кумача,
И что работы нет почти у палача,
Что все, что наворочено, исправится с трудом.
Стучишься в каждый город, улицу и дом,
Заходишь, наконец, инкогнито храня
В квартирку непросторную, где собралась родня,
Где смотришь осуждающе на речи и дела,
И стопочку украдкою снимаешь со стола.
Как персонажи Атлантиды
Таинственны кариатиды,
Едва слышна, звучит гитара,
Хотя мотив довольно старый,
И не меняются места:
Душа у них уже не та.
Одна гуляет поэтесса,
Ей покорилась вся Одесса,
Но жить ей там неинтересно -
Она ведь пишет о небесном,
Наверное, сказала б "Фэ"
Моей играющей строфе.
А вот занятная матрона
Горда, как дочь Наполеона
На узком мостике канала
Весь день, как памятник стояла,
К чему-то устремляя вдаль
Глаза упорные, как сталь.
Две молодые кореянки
Игривые, как обезьянки
Вокруг мальчишек в куртках клевых
Забыв напутствие отцовы,
Забыв учение Чучхе
Все хи-ха-ха и хи-хе-хе.
Гудит компания блатная
О баксах сказочных болтая
Свалившимся другим злодеям.
Завидуя таким трофеям
Они влезают в мерседес,
А пятым с ними едет - бес.
А вон - лукавые министры.
Они стремятся выпить виски.
Один из них жует ириску,
Другой желает видеть киску,
Ходящую на двух ногах,
Бормочет третий о деньгах.
Спешит большая крокодила
Она здесь раньше проходила.
Держа опаснейшие бритвы
Судьба бросает нервно ритмы.
И раздраженный постовой
Качает хмуро головой.
Вот чижик-пыжик на Фонтанке
О пьянке мыслит спозаранку
И, жалобно глядя на небо,
Грызет с утра краюху хлеба.
И Медный Всадник у Невы
Не опускает головы.
Дождливой ночью
Все знают как
Беду пророчит
Нам лай собак,
А то бывало,
Они Луне
Так подвывали,
Но это не
Предмет поэмы
Или стиха.
Возьмем для темы
Хи-хи, ха-ха,
Стены четыре
И потолок,
В привычном мире
Где дом продрог,
Где спят соседи,
Постель деля,
Аз, Буки, Веди,
Ми, Фа, Соль, Ля,
И шито-крыто,
А мало коль
По алфавиту
Добро, Глаголь
Листу бумаги,
Склонив чело,
И буквы-стяги,
Добро, Зело,
Как там учили
Во старину,
Зажечь лучину,
Признать вину,
И снять личину,
И пить вино
И быть мужчиной
Без всяких но.
В контексте ясно,
Что слово кайф
Звучит согласно
Не с love, а с life
И вовсе чуждо
Для слова жизнь,
Увы, здесь нужно
Концовки "изм"
Признать тенета:
Потоки рифм
Страну и поэта
Вели на риф.
Продолжу речи
О ноте соль,
О том, что свечи
Не ставят под стол,
Расправить плечи -
В этом вся соль,
А коль замечен
Наш скудный дол -
Не холод вечен,
А милый дом.
Иду прямою
Тропой пера,
Размер размоет
Как и вчера,
Мне все устои
До бога Ра,
Напрасно воет
В ночи мура
И лезет в дверцу
Ко мне с двора:
Иному сердце
Вздохнет "Ура!".
Не для того ли
Живем мы здесь,
Где горы боли,
Где лжи да спесь
Дерутся круто
За власть и честь,
И где салюта
Недолга весть,
Того салюта,
Который есть.
Не для того ли
Вопрос во мне,
Щепотка соли,
Звезда в окне,
Вино, отвага
И крепость рук,
Перо, бумага
И грустный звук
Дождя, что мерно
Идет вокруг,
И ноль так скверно
Похож на круг...
В Коктебеле
Колыбели
Где белым-бело
Плескалось море
Пело море
И где чайки улетели на Неву
Ты ходила по руинам
Вспоминала воскресенье
И садилась на траву.
И летали херувимы
И была ты невидима
И молилась со слезами
На глазах своих волшебных.
Только Солнце ярче было
Только Солнце ярче грело
Только Солнце тебе пело
Только море тебе мило.
Проходила вечно мимо
И крылом своим беспечным
Задевала бесконечность
Целовала только Вечность
Ты.
А из моря отраженье,
Чтоб тебя убить вставало
И глазами призывало
К тебе дух опроверженья.
Но его ты полюбила,
Но его поцеловала,
И несчастье пусто было
И тебе казалось мало.
И нарцисс стоял влюбленный
И его ты полюбила
И, любовью умерщвленный,
Он вернулся отраженьем,
Сам, своим опроверженьем.
А от камешков волшебных,
Что рука твоя собрала
Пало много духов медных,
А тебе казалось мало.
Ты тогда кричала "мама!",
А тебя никто не слышал.
Немота тебя душила,
Немота тебя тушила.