Страницы авторов "Тёмного леса".
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
В сухое время Бианку можно было перейти по камням, по кладочке, как и поныне говорят в наших краях. Но в половодье или в период долгих ливней её берега размывало сильной водой, а русло увеличивалось до пяти метров.
Однажды весной, когда вода наконец спала, мы с Юркой обнаружили у этих камней наполовину ушедшую в илистый песок брезентовую сумку. Она была похожа на те, что носят на плече почтальоны. Подойдя поближе и присев на корточки на самом широком камне, мы пытались дотянуться до неё. Нас охватил азарт исследователей.
- Нужна палка, - деловито заметил Юрка.
- Ну, так возьми вон ту корягу, - я указал ему на берег, где в кустах дерезы торчало нужное нам орудие.
Сумка оказалась настолько тяжёлой, что тащить её пришлось вдвоем. И вот она на мелководье. Она сильно разбухла от воды и позеленела от водорослей. Но что же там, внутри?
Вдвоём переворачиваем её и...вместе с остатками мутной воды из неё выпадают странные монеты. Вроде советские, с гербом - серпом и молотом. Но циферки на них - 10, 15, 20 коп - обведены скруглённой рамочкой. Для нас они в диковинку. А вот по одной, по две, по три и по пять копеек, очень похожи на те, что давали нам мамы на полкирпичика серого. Поковырявшись в её внутренностях, в одном отделении мы обнаружили какие-то слипшиеся бумажки, похожие на квитанции, в другом - такие же размытые, перемешанные с песком и липкой слизью, купюры по одному, три, пять, десять и двадцать пять рублей. Такие деньги мы видели только издалека, когда в центральном парке культуры и отдыха какой-нибудь фрайер или подвыпивший гуляка доставал их, чтобы купить своей даме цветы или заказать в буфете шампанское.
Мы с Юркой переглянулись и одновременно смекнули: тут дело нечистое. На Балке просто так сумки с деньгами не валяются. Нам стало страшно и, схватив на память по паре монет, мы шуганули подальше от этого места.
Придя домой, некоторое время я в растерянности размышлял, показать ли кому из родных найденные монеты или оставить всё в тайне.
Проснувшись со следами Первомая на лице, Валет хмуро посмотрел за окно, где в лучах утреннего солнца холодный ветер колебал ветви старой вербы. В голове крутились две мысли: сходить в нужник и опохмелиться. Накинув ватник, он поплёлся во двор, по дороге плеснув в лицо водой из жестяной кружки. Вернувшись в хатёнку-мазанку, что пряталась среди верболоза в глубине Большой Балки, стал вспоминать, как провёл красный день календаря.
Поначалу под марши и парадные речи из громкоговорителя, что недавно установили на углу Колодезной и Компроспекта, он дошёл до магазина и зарядил карманы дождевика пивом. В ближайшем парадном в несколько глотков опорожнил одну бутылку, чтобы не светиться перед ментами, которые по случаю праздника маячили на всех перекрёстках. Дойдя до ближайшего, где уже, стекаясь из разных потоков и формируясь в колонны, бурлил народ, вдруг услышал:
- Привет, Валет! Скока лет?!
Повернув голову, увидел Серого, с которым до восьмого класса сидел за одной партой, а чаще играл в трыньку за школьным забором, там, где уже начинались заросли старого кладбища.
- Плыви к нам, третьим будешь. Вишь, скока баб в нашей бригаде - и выпить не с кем.
Нырнув в подворотню, по быстрому оприходовали бутылку красного крепкого и уже под папиросочку медленно посасывали предложенное Валетом пивко. Только зашёл розговор по душам, с улицы донеслась команда: "Артель "Пролетарий", на построение!" .
Серый с напарником ушли, а Валет, чтобы допить пиво, уселся на лавочку в соседнем дворе и стал разглядывать новый двухподъездный четырёхэтажный дом из красного кирпича.
Его почему-то раздражали и чисто вымытые окна с аккуратными шторами и занавесками, и фотографии, и картины в отдельных квартирах, и столик для домино, и даже детские качели во дворе. Он вспомнил вдруг, как отец с матерью строили хату, а он наравне со взрослыми месил ногами коровьи кизяки пополам с глиной и соломой, обильно политые водой; как через год отец ушёл на войну и пропал без вести; как пришли немцы и начали расстреливать евреев, вешать подпольщиков и партизан; как матери предложили мыть полы в полицейской управе, из-за чего после войны её брали только на самую чёрную работу.
Погасив окурок об лавку, он зашвырнул пустую бутылку так, чтобы она разбилась о выступ примыкавшего ко двору бетонного забора, и двинулся к проспекту.
- Выворотило бы тебе руки, паскуда! - донеслось вслед с чьего-то балкона, украшенного красным флагом.
У Валета не было никакого желания идти в праздничных шеренгах "победившего пролетариата" и кричать "Ура!" или "Слава!" в ответ на призывы "Да здравствует Первомай!" и "Слава КПСС!". Он хотел всего лишь весело провести время, встретить корешей и под шумок обтяпать какое-нибудь дельце. Сам он придумать ничего не мог, поэтому постоянно шестерил у Рыжего или Косого, которых боялись даже кировские - гроза всего города.
С какой-то колонной его вынесло в противоположный конец проспекта, где к демонстрации готовились рабочие завода "Красная звезда". Здесь началась и закончилась трудовая биография Валета - Валентина Талько. Его трижды увольняли с работы - за прогулы, за пьянку, а в последний раз - за кражу банки заводской краски. Здесь же, в литейном цехе серого чугуна, работала обрубщицей его мать. На неё-то и наткнулся Валет, раскурив очередную "беломорину".
- Где деньги на папиросы берешь? У матери по карманам тыришь?
Она хотела было уже разразиться потоком брани, но тут подошёл пышноусый и пышнотелый бригадир, который полгода как захаживал к его матери.
- А-а... "и примкнувший к ним Шепилов"... Здорово, парубок! С нами, навстречу Первомаю? Шо, мать опять кипятится? Знаю, как пожар этот погасить. На, вот тебе гро`ши и давай дуй, пока мы тут с Политбюро мёрзнем, - он кивнул на портреты на длинных держаках, - до бабы Муси. Ты знаешь где, не мне тебя учить. Одна нога тут, другая - там. Если шо, догонишь на Карла Маркса. Мы ещё и там постоим.
У бабы Муси самогона не оказалось - уже расхватали. И пока Валет рыскал по Кузням, колонна краснозвёздовцев под марши и здравицы уже прошла по центральной улице мимо высокой трибуны, где в дорогих плащах и шляпах стояли обкомовцы - секретари и номенклатура обкома комсомола, обкома КПСС и обкома профсоюзов.
Делать нечего. С последними демонстрантами, уже как-то вяло машущими искусственными цветами и флажками с надписью "1 Мая", под нестройные звуки духового оркестра Валет прошел через главную площадь и дальше вниз, к Ингулу. Но перед рекой повернул не как все направо, а налево к центральному рынку, за которым в пивной у Кировского моста часто можно было встретить Рыжего или Косого.
В полутёмной забегаловке было людно, дым стоял коромыслом. Протискиваясь между стойками, Валет вдруг услышал, как из дальнего угла, перекрывая общий ґвалт, донеслась ругань.
- Ах ты, сучий потрох! Лярва, ты куда вчера мою маруху увёл?
- Та ты ж был пьяный, как чип! Она сама свалила. Ты ж лыка не вязал, просто голый вассер.
Косой и Рыжий были двоюродными братьями, постоянно соперничали и не хотели уступать друг другу ни в чём. За плечами у каждого было несколько ходок, другой жизни кроме блатной они не знали.
Валет подошёл к ним, вынул из кармана бутылку и поставил на стойку.
- Привет чесной компании!
- Талан на майдан!
Братья умерили пыл и послали Валета за закуской.
Гуляние продолжалось до позднего вечера.
Как он добрался домой, Валет помнил смутно: в глазах качались и плыли тусклые огоньки родной окраины, в ушах отзывалась ругань матери, непослушные ноги всё время подкашивались и, наконец, он свалился в какую-то тёмную яму, где его быстро закружил мутный водоворот сновидений.
Утренняя прохлада не спасала от похмелья, его трясло от озноба.
Матери дома не было. Валет знал: искать в хате деньги или самогон бесполезно. Мать сама горазда выпить, а тут ещё и праздник. Идти на тычку он не мог - руки дрожали. Валет всё же порыскал по дому, заглянул в сундук и наткнулся на богато вышитый рушник. Хороша находка, на пузырь точно потянет!
Валет заткнул вышитое полотенце за пазуху и подался к самогонщице, что жила по соседству.
- Баба Фрося, напиток нужен.
- Тебе узвару, сынок? Так это... в сенях возьми, - простецкое лицо хозяйки осветилось лукавством. Явдоха, мать Валентина, не раз наказывала ей ни под каким предлогом ему самогон не отпускать.
- Шуткуешь? Не-е, ты мне продукт посерьёзней покажь, я ж тебе взамен хорошую вещь предлагаю, - Валет вытащил расшитый маками и петухами рушник.
- Божечки, опять вкрав?!
- Та не гони беса, баба Фрося...
- Ох, ты ж, Господи прости, да в тебя самого бес вселился. Геть из моей хаты, поганец!
Раздосадованный Валет поплёлся к бабе Килине. Её мазанка пряталась в овраге на дальнем краю Петропавловского кладбища, а сама она слыла ведьмой у жителей Большой Балки, хотя за настойками и притирками к ней ходили все.
Валет никогда не пользовался её услугами. Но сегодня желание добыть зелья пересилило страх. Немного потоптавшись у калитки, он всё же вошёл в обсаженный цветами и кустарниками дворик. Баба Килина сама вышла ему навстречу.
- С чем пожаловал, хлопчина?
- Да я вот... - под её пристальным взглядом Валентин сразу достал и тут же уронил рушник. - Мне бы... горилки, - уже не глядя на Килину, а поднимая с земли полотенце, промямлил он.
- Еге, хлопче, и для этого ты материного свадебного рушника не пожалел? - её взгляд не сулил ничего хорошего. - Не гневи Бога, иди домой! И не бери сегодня карты в руки - поплатишься.
Голова гудела, как казан. Гонимый жаждой опохмелиться, Валет поднялся по откосу и вышел на тропку, что вилась по краю кладбища. Он хотел уже выйти к конечной двадцатого маршрута и пощипать зазевавшихся пассажиров, но дойдя до самого старого участка с дорогими надгробиями и провалившимися склепами, вдруг увидел Рыжего и Косого. Они сидели на одной из потрескавшихся мраморных плит меж зарослей бузины и сирени. Тут же стояли два граненых стакана, "фугас" красного крепкого и нехитрая закуска.
Валет подобострастно снял кепку и с ухмылочкой жахнул её об землю.
- Помогите, братцы-соколики, бедному жигану. Душа болит и серце просит...
- Знаем мы твоё горе, Валет. - Косой смотрел одним глазом на него, а вторым на брата. - Только нашу милость заслужить надо. Или чечётку бей, или музыку изобрази.
Валет сразу всё понял, достал из кармана расчёску, протянул меж зубьями какой-то листок и выдал братьям любимый мотив - "С одесского кичмана". В конце сделал два притопа и прихлопнул по кирзакам.
- Ладно, не пыли. - Рыжий налил ему на три четверти вина. - Лучше садись, в святцы перекинемся.
Валет знал, что играть с братьями в карты - себе дороже. Но отказать им не мог. Надеялся, что между ворами всё должно быть честно. А ещё надеялся на свой фарт. В очко, буру и секу он раздевал самих ушлых игроков.
- Только мне ставить нечего, балабасы кончились.
- А ты, Валет, не психуй, подумай, может чего и найдешь, - заметил Рыжий.
- Ладно, - Валет вспомнил о припрятанном рушнике, - а сколько на кон?
- Для тебя начнём по маленькой, - снисходительно ухмыльнулся Косой, - по гривенной. Что ставишь?
Валет вытащил и развернул ярко-праздничное полотенце, где по верху было вышито "На щастя, на долю, на довгі літа", а по низу - "Любовь и злагода".
- Во что цените, гетманы?
Паханы переглянулись и скривились.
- Фуфло.
- Та поимейте Бога в животе. То ж краса какая! Бабка моя вышивала, а может даже прабабка.
- И шо мы с ним зробим? На портянки не годится. Ну, ладно, червячок* и ни копья больше, - Косой видимо уже придумал, куда его пристроить.
Поначалу игра шла с переменным успехом. Братья, похоже, не жулили. Валет то был в проиграше, то отыгрывался и набирал очки. Его дважды посылали за вином. После третьей бутылки он стал быстро пьянеть, вошёл в раж и не заметил, как спустил всё.
Ему вдруг стало жалко мать, и он стал умолять братьев дать ему отыграться.
Те опять скривились, но, пошептавшись, позволили.
При этом Рыжий изрёк: "Ты ставишь на рушник, а мы - на интерес. Выигрываешь - он твой. Проиграешь - выполнишь нашу волю. Сдавай, Косой".
Уже через минуту хмельной и потный Валет заискивающе спрашивал у Косого:
- А каков ваш интерес?
- Не психуй, баклан, про то мы тебе завтра скажем.
За полночь разразилась гроза. Раскатисто и тревожно громыхал гром. И где-то очень близко, похоже прямо над самой Балкой, змеисто сверкая, ударяли молнии. И когда одна из них на мгновение осветила пространство мертвенно-белым светом, Валет вдруг увидел себя идущим по кладбищу, под его ногами стелился рушник, а на крестах сидели чёрно-красные петухи.
Он проснулся в холодном поту и до рассвета уже уснуть не мог.
Утро выдалось солнечным, благодатным. Повсюду цвели вишни, абрикосы, а кое-где и яблони. Но Валентин не замечал этой красоты. Голова снова раскалывалась - то ли от выпитого вина, то ли от сновидений.
Придя в условленное место, он увидел братьев с цигарками в зубах. Рыжий снисходительно похлопал его по плечу.
- Ты, Валет, до сих пор у нас без масти ходишь. То ли ты деляга, то ли ширмач, то ли катала, то ли поц? Покажи натуру, выйди в люди.
- А что для того надо?
- Фроську мочканёшь, и дело с концом.
- Бабу Фросю, самогонщицу?!
- Та не, дурилка... Почтальонку горбатую. Вот она и есть наш интерес. А не справишься, или торпедой станешь, или не топтать тебе рясту.
- Вот тебе перо, - добавил Косой, - потом в речку скинешь.
Валет, отводя взгляд, взял обёрнутый в холстину нож, судорожно сунул его в карман и молча отправился домой.
Тупо глядя себе под ноги, он плёлся по раздрызганной дороге, как вдруг услышал свист.
- Эй, Валет, на портвешок сыграть хочешь?
Это был Щербатый, шлепер из кировских. Не долго думая, Валет повернул к нему.
Играли, как всегда, под железным мостом над Бианкой, где над камышовой заводью нависали ивы и тополя.
После полудня небо снова заволокло тучами, и часам к трём пустился такой ливень, что вся шпана разлетелась по хавирам. К этому времени Валет был уже изрядно в дозе. Он остался под мостом, потому что знал: примерно в это время почтальонка пойдёт на ту сторону речки, куда уходили бесчисленные переулки и тупики. Опорожнив последнюю бутылку портвейна, он надвинул на лоб капюшон плаща, поднялся наверх и укрылся в расщелине между двух гранитных глыб.
И вот из серой пелены дождя возникла тщедушная сгорбленная фигурка. Почтальонка перешла было уже через мост, как перед ней неожиданно появился Валет. От испуга она сделала шаг назад, а увидев что-то недоброе в его лице, сдвинула сумку за спину и ещё попятилась. Валет прибавил шагу и, вплотную прижавшись к ней, коротким и сильным ударом всадил нож. Её ноги подкосились, она стала сползать на него. Валет бросил нож, стал сдёргивать с неё сумку, и та была уже у него в руках, как на взгорке он заметил человека, спускавшегося к реке. Валет быстро столкнул тело с моста, добыча выскользнула из рук и упала в воду. Валет соскочил с насыпи под мост, стараясь запомнить место, куда упала сумка, но тут же опомнился и побежал по скользкой траве вдоль русла под прикрытием скал, кустарников и деревьев.
Фрося выжила. Её спас тот случайный прохожий.
Валета вскоре поймали. Но сумку, как ни пытались, так найти тогда и не смогли.
Отсидев положенный срок, полысевший и поседевший Валет снова вернулся в родные края. На зоне он подсел на колёса. А чтобы заработать на них, стал воровать кролей и птицу - играть на три звёздочки уже не позволяли руки.
Жизнь его кончилась бесславно.
Как-то ночью Валет забрался на подворье деда Акима Рыбалко, который разводил шиншилл великанов. А ещё дед Аким работал сторожем на Петропавловском кладбище до самого его закрытия и всегда держал при себе заряженную берданку. К тому же по старой партизанской привычке был очень бдительным. Услышав, что кто-то возится у кроличьих клеток, он подкрался поближе и выстрелил по мазурику зарядом дроби. Дело довершил его волкодав. По иронии судьбы он носил кличку Валет.
Вот какую историю рассказал мне Юрка много лет спустя, пролив свет на нашу тайну.