СКАЗКА О ШЕСТИ БРАТЬЯХ

В некотором царстве, неизвестном ныне государстве [американский ученый Генри Джексон ошибочно полагает, что события, описанные ниже, происходили в три-девятом царстве за семью морями; в настоящее время этим вопросом занимается целый ряд советских ученых; коллектив "Института Истории Международных Отношений" за обширные исследования в этой области недавно был удостоен ленинской премии] жил да был старый гончар: не богато жил, но и не слишком бедно так, что каждое воскресенье жена его варила мясо, а раз в год на свои именины устраивал он праздник, на котором гуляло все село, и целую неделю после этого местный вытрезвитель вдвое перевыполнял план.

Но однажды осенью, возвращаясь с городской ярмарки, где он удачно продал весь свой товар, старик переходил только что ставшую реку; тонкий лед не выдержал тяжести гончара, отягощенного деньгами, и проломился; но старик не утонул, а добрался кое-как до дому и слег. Три дня он болел, а на четвертый собрал около себя всех своих шестерых сыновей и сказал: "Живите, дети мои, поживайте, да добра наживайте, да чтобы, когда помрете, люди б вас добрым словом помянули..." Сказал и богу душу отдал. Так дети от него больше ничего и не услышали.

Завещания отец не оставил, а чтобы судиться из-за наследства, ни денег, ни опыта у сыновей бы не хватило, и потому положили они кинуть промеж себя жребий.

Старшему, самому умному из всех братьев, досталась отцова мастерская да хата, что стоит на краю села (о том старший брат любил напоминать, даже если его домашний адрес не интересовал собеседника). Зажил молодой гончар, как говорится, что надо: люди его уважали, начальство ему не докучало (не даром: если, не дай бог, случалось околоточному правителю наехать в село, молодой гончар первым шел его встречать и подарок сделать: горшок глазурованный, доверху наполненный серебром, да полдюжины фаянсовых тарелок, а их в тех краях не достать простому околоточному правителю); и хотя гончар в долг только богачам давал, назад он никогда не требовал. Так жил он, поживал да добра наживал, так что почти каждое воскресенье ссыпал он в заветный сундучок горсточку-другую золотишка (когда накопится полный сундучок, делать добрые дела, как отец завещал). Правда, накопив один сундучок, он понял, что, чтобы делать добрые дела, как следует, мало одного сундучка. Он вошел бы в историю благодаря этим делам, но после смерти у него нашли 1,85 сундучка, а посудите сами, можно ли развернуться с таким количеством золота?

Второй брат был немножко сумасшедшим: он раздал все свои деньги (а у него было их в ту пору немало) нищим. Те все, как один, напились вдрызг и заснули, кто под забором, кто в овраге, кто в вытрезвителе, а кто-то даже умер (от переотравления алкоголем). Проспавшись, нищие занялись обычным своим делом; клянчили деньги и складывали их в кубышки, котомки, сберкассы и пр. А молодой благодетель, оставшись без гроша, стал просить у них, как у самых богатых после судьи людей, "до получки", но ничего не получил, пошел в лес, нажарил грибов, но не успел пообедать, как был накрыт (лес-то казенный) и за неимением 50 золотых, чтобы уплатить штраф, препровожден в местную бутырку на 15 суток. Там он долго размышлял о жизни и, наконец, пришел к выводу, что все беды исходят от околоточных правителей и (о ужас!) от верховного управителя. Выйдя на волю, он запасся двустволкой и бродил с нею, убивая правителей с заместителями, пока не угодил на эшафот за покушение на всеми любимую особу верховного управителя. Царство ему небесное!

Третий брат получил в наследство весь капитал покойного гончара. Он был неглупым малым и знал, что все несчастья от бедности. Он решил податься в город и открыть там ссудную кассу, а проценты брать обратно пропорционально квадрату бедности. Сказано - сделано, но вот беда, скоро наш ростовщик-филантроп прогорел на этом деле и влез в долги. Пришлось увеличить проценты, потом еще, потом еще; мало того, чтобы скорее выйти из такого малоприятного положения и перейти к обычной своей филантропической деятельности, молодой ростовщик познакомился с Федькой-Кривым, Соловьем-разбойником и пр. Он сообщал им по внутреннему телефону, кто получил приличную сумму. Соловей собирал ребят, клиента очищали и отпускали с богом. Ростовщик, разумеется, получал свою долю. Клиент снова шел за ссудой и так до голодной смерти или до долговой тюрьмы. Действуя таким манером, ростовщик из долгов быстро выкарабкался, но дела своего не забросил - уж больно оно было доходным, кроме того, он узнал людей и понял, что все они подлецы, а посудите сами, кому охота помогать подлецам? К тому же ростовщик был даже лучше других: никого не грабил, не убивал, а вел, причем, заметьте, честнее других, свое маленькое дело. Как говорится, жил-поживал да добра наживал.

Четвертый брат решил уйти за сини моря, за высоки горы в дремуч лес, обзавестись хозяйством и, затем, перейти к выполнению добрых дел; каких именно он, правда, не знал, но зато ему доподлинно было известно, что они будут ужасно добрыми и ужасно важными. На том и порешил; ушел - только его и видели. Ходили слухи, что загрыз его в первые же дни медведь или умер он в дремучем лесу с голоду. Говорили, что попал он в лапы к Соловью-разбойнику, а от него живым не уходят. Была, правда, версия, что Соловей принял его в свою шайку и что теперь он стоит на атасе во время самых важных дел. Слышал я и то, что остался сын гончара жив и к Соловью не подался, а собрал вокруг себя человек тридцать таких же, как он; что построили они в дремучем лесу дом и живут охотой да огородом, а в свободное время делают добро (наверное, друг другу). Не знаю, насколько можно этому верить, потому что я сам знал человек пять, видевших скелет молодого человека кто в дремучем лесу, кто в быстрой реке, кто на высокой горе.

Пятый брат, самый талантливый, учился, учился, но не заучился. Запомнил он отцовы слова и решил сконструировать такую машину, в которую сыплешь мусор, а она тебе - золото. Будет такая машина - не будет в царстве бедности и превратится оно в край счастья. Не правда ли, хорошо задумано? Но скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается. Тридцать три года сидел ученый в своем кабинете и думал. А когда приходили к нему добрые люди просить о помощи, думал он: "Всем по одиночке все равно не поможешь, дайте только срок, всех счастливыми сделаю",- и кричал: "Эй, Петрушка, проводи его до калитки".

И только шестой, самый младший брат, понял, что ощутимое добро могут делать только чиновники, обладающие той или иной властью. Брат старого друга отца, служивший в канцелярии околоточного правителя, помог ему устроиться туда старшим писарем. Не успев, как следует, обосноваться на месте, молодой чиновник принялся за добрые дела: в попойках не участвовал, с посетителей не брал ни ползолотого, дела задерживал ровно столько, сколько надо. Но, странное дело, чиновники стали чуждаться своего странного товарища, начальники премии зажимали, а о повышении несчастный секретарь и думать забыл. Даже посетители боялись обращаться к чиновнику, не берущему никаких подарков. Спасибо покровителю, он и тут его не оставил: растолковал что к чему. Понял добродетельный секретарь, что с добрыми делами придется повременить. Перестал он чуждаться воскресных попоек да и сам товарищей угощал, и с посетителей стал брать. Тут дела его пошли в гору, получил он "Малый крест" и должность помощника первого заместителя правителя. Вскоре тот, заметив его усердие, взял его заместителем вместо сосланного за синие моря, за высокие горы. А молодой чиновник не успокоился на достигнутом: послал в столицу "Наблюдения верного холопа за правителем околотка такого-то". Правитель исчез, и преуспевающий юноша занял его пост. Но он и на этом не успокоился, так что вскоре его усердие заметил сам верховный управитель. Недавний околоточный правитель получил должность спецыального правителя при верховном управителе, должность, в борьбе за которую самоуничтожился не один десяток добрых людей. Тут только почувствовал гончаров сын, что пора приниматься за выполнение отцевского наказа. Принялся он за дело осторожно: для начала добился замены десятку-другому крамольных поэтов утопления отсечением головы, а одному даже рудниками, не взяв вознаграждения, конечно, которое он, надо признать, брал для виду, чтобы кто не понял не так; да и что это за вознаграждение - пара сотен золотых и только. Узнав, что правитель такого-то отдаленного околотка берет мзду не по чину, он снял его с должности. А верховный все терпел. Но однажды специальный правитель послал в район какой-то эпидемии лучшего лейб-знахаря. Обнаружив его отсутствие, верховный управитель разгневался и хотел было тут же обезглавить несчастного фаворита, но вспомнил о молодых его годах и о возможности нежелательной реакции за границей, предложил ему просить об отставке. Делать нечего: вернулся сброшенный с пьедестала чиновник к себе в деревню. Старший брат приютил его в одном из флигелей своего дома.

А в столице тем временем жизнь шла своим чередом: главный управитель скоропостижно почил в бозе (не без посторонней помощи, как говорили, но не хочу вдаваться в подробности). Место его занял дотоле неизвестный правитель какого-то захолустного околотка. Будучи по убеждениям либералом, он разогнал старое правительство, тупое и продажное; присоединил к царству в качестве околотка соседнее герцогство, где многострадальный народ томился под пятой тирана (не правда ли, благородный поступок!). Он вспомнил о страдающем за правду сановнике и пригласил его занять только что учрежденную вакансию начальника охраны либерализма с предоставлением ему особых полномочий. Узнав о счастьи, выигранном братом по лотерее фортуны, как он говорил, преуспевающий гончар дал пир горой. Ростовщик к тому времени не выдержал своего падения и спился. Лишь три брата встретились в тот день на том пиру и я, но меда-пива не пил (все равно по усам потечет, а в рот не попадет), а сидел молча и все замечал (коварная мысль о "Сказке" зародилась у меня уже тогда). Итак, представьте себе море шампанского, океан самогона, братья пошли ко дну. Старшего вырвало, и он захлебнулся. Младший было обрадовался, вспомнив о капитальце, сколоченном гончаром, но вдруг, увидев направленную на него, сползающего под стол начальника охраны либерализма, кинокамеру спецфотокора соседней державы, протрезвел и застрелился. Лишь ученый избежал этой печальной участи: он выпил лишь один стакан первача, когда к нему в голову пришла гениальная мысль. Он начал чертить что-то осколком бутылки, не замечая гостей, превратившихся самым удивительным образом в наследников и кредиторов. К счастью, на пиру оказались два адвоката и какой-то важный чиновник околоточного значения, они поделили хлам и стали поминать покойников. Необычайный звон стаканов помешал гению, и он решил перебраться домой и переписать все набело. Но судьба решила иначе. К этому времени подошел срок платить домовладельцу, денег у ученого не было, а субсидировавшие его братья откочевали в лучший мир, ученого попросили, и так он и остался сидеть у калитки. Но нищенствовать он, как следует, не умел: не причитал, не излагал биографию, даже отказался от предлагаемого ему за невысокую плату ребенка-калеки. Так что давали ему мало: пять-шесть медяков приводили его в неописуемый восторг, и он семенил поскорее в кабак. Протянул еще года полтора, пока в один прекрасный день не заснул в Ведьминой балке, чтобы никогда больше не просыпаться. На том и сказке конец, а кто слушал (в чем я очень сомневаюсь) - молодец.

  1972

поделиться: