Станислав Подольский

СПОРТЗАЛ

...эти ветреные выходные на улицах пустынных простуженных. Эти гулкие кромки утренних тротуаров, когда некуда деться, и ты бьешься каблуками об асфальт в ритме бегущего сердца. Этот спасительный, полый и звонкий, как мяч баскетбольный, этот вонючий спортзал. Здесь пахнет резиной, пылью, кровью - в разбитом носу, сквозняками ледниковыми, пылью и потной кожей - мячей, кроссовок, боксерских перчаток, акробатических и борцовских увесистых "матов". Но больше всего мне нравится баскетбол: наклонные тела бегущих, летящих, взмывающих ввысь мужчин и женщин, мятущиеся волосы чьи-нибудь, тяжелые каурые пряди, резкие птичьи выкрики: давай! пас! клади! фол! штука! - этот общий порыв к цели, когда обе команды, как листья на ветру, кружатся от щита к щиту. Мгновенное взаимопонимание. Ловкие стремительные передачи. Крылья за спиной невидимые - атакующего, взлеты и зависания в невесомости у кольца - будто космос сошел на землю. И тяжелые неуклюжие возвращения к своему щиту после удачной атаки.

Конечно, важен еще запах опасности, ожидание удара, запрещенного приема: подножки, подсадки, толчка в спину - как всюду в атакующей жизни. Но и ликование победы, обнимки, крики "ура", "даешь", и куча-мала всеобщая. И тут же усталость, разброд, рассыпание команды, расслабленность, отчуждение, блуждание по углам неприкаянное, бесприютность, запах одиночества, никомуненужности, курева едкий запашок - впритырку от тренера. Многое воскресает, вспоминается...

Акробатика - это пот. Приходишь, бывало, после работы, чугунный, каменноугольный от гари заводской и усталости. Начинаешь разминку - не спеша, по всем группам мышц: приседания, повороты, кувырки, стойки, колеса - пока не оденешься рубашкой пота, пока не станешь снова гибким, легким, гуттаперчевым. Тогда начинаются прыжки по акробатической дорожке: рондат, фляк, сальто прогнувшись. И снова разбег и серия прыжков, вращений, полетов. Куда подевалась усталость? Нет ее, как и не было! На все тебя хватит: на взлеты, падения, замыслы. Ты ведь - житель неба! А земли лишь касаешься иногда, чтобы оттолкнуться. И страшно поражает, когда товарищ твой, что-то там не рассчитав, недокрутив, падает тяжело и безвозвратно - на жесткие маты головой - и уже не встает. Недоумение. Ужас. Страх, прижимающий к полу, к земле. И неловкие липкие лонжи-страховки - как вожжи у пояса. И брань тренера, раздражение и насмешка в чужих равнодушных глазах. И снова - гнев и отчаяние риска. И вот он - новый полет, отвязанность. Чувство всемогущества и бессмертия!

Акробатика - одинокая радость. А бокс - парная, в связке с противником, с другом-врагом. На тренировке он твой напарник-приятель. На ринге - чужой. Тем более, на соревнованиях. Выходишь на ринг, слегка деревянный от ожидания и от чувства близкой опасности. Твоя очередь всегда где-то к концу поединков, между первым полусредним весом и тяжеловесами. Перед тобой, как правило, мускулистая агрессивная неизвестность. Его здесь знают и любят, приветствуют ревом солидарности, предвкушения расправы. А ты им сразу не нравишься: длинный, тощий, рыжий - чужой! "Бей рыжего! - вырываются возгласы, - Дай ему! Начисти паяльник! Надрай фотографию! Пусти юшку!" Вопят уже группами, всенародным хором. И он бросается в бой выполнять "наказ" почтеннейшей публики. Он действительно сильный: его удары потрясают твою защиту. Он умелый боец, работает сериями, самоуверен, нахален. Улыбается нагло тебе в лицо и - бьет. Зал ликует: "Давай! Дави! Прикончи его!". Чей-то выкрик визгливый: "Бей рыжих!". Ах, вот оно что! Они уже поняли, догадались, знают. Откуда они всегда все доподлинно знают? Что, у тебя на лбу написано, кто ты такой? Или просто звериное чутье зала схватывает древний запах травли: "Ату его! Взять! Распни! Распни его!" - и тот наседает, молотит, рвется к горлу. А ты отступаешь, уклоняешься, подставляешь перчатки: пусть потратится, выложится, выплеснет ярость. Главное - не сломаться, силы сберечь, не дать загнать себя в угол, где добьют. Надо беречь пространство за спиной - для маневра, и время, которое тает. А зал впал уже в экстаз. Все повскакивали с мест, воют, размахивают национальными флагами, плакатами, кулаками: "Добивай!" Но противник умней, опытней, чем толпа. Он отступает на шаг, чтобы лучше видеть, чтобы применить какой-то новый маневр. Новую серию ударов. Иду за ним, не теряя дистанции, и чуть не натыкаюсь на нокаутирующий прямой правой. Чудом уклоняясь: его перчатка скользит по щеке. Откуда-то знаю: сейчас он повторит удар - и, по наитию, дарую ему его же прием: слева в разрез легко. Отступаю на шаг, а когда он бросается вдогонку с этим его коронным ударом - встречаю его правой в подбородок. Эффект потрясающий: резкий звук удара. Он - на полу навзничь замертво. Гробовая тишина в зале. Они в глубоком нокауте.

Отворачиваюсь, ухожу в свой угол. Не дожидаясь счета судьи, развязываю шнурки перчаток зубами. Знаю - не встанет. Действительно, его уносят на носилках. Спокойно иду через замерший зал в раздевалку.

Многое, многое оживает в памяти, проступает сквозь белую мглу забвения. И вот эта каурая грива ее волос.

Высокая, стройная, а не сутулая, как многие баскетболистки, она приходила неизвестно откуда и уходила потом в неизвестность. Но здесь она жила "на всю катушку". - Это ее грубый и страстный напор в нападении с мячом. Ее безмолвное отчаяние в перерывах и после игры: темный вихрь в глазах из того, заоконного одиночества, где никто никому не брат, не сестра, а тамбовский волк или просто цепная собака. И снова игра. И ее бег напролом к кольцу, красивый, долговязый, взлетающий. Или ее ярость недовольства товаркой замешкавшейся, короткий вопль: "Пас!" - И тут же мгновенная точность и мощь броска - очко! И потеря интереса к мячу и усталое возвращение без оглядки в свою зону. И вольная поза ожидания на скамейке запасных, когда не ее игра. И всегда непонятный водоворот ее глаз - сквозь каштановые пряди.

По мне ее взгляд скользит, как по стеклу. Я для нее - пацан, сопляк, недоросток, наверное, пустое место. Зато она для меня - темный магнит, девчонка-переросток, которую хочется обнять, пожалеть, успокоить, взлохматить. Но она уходит из спортзала в никуда, словно в бездну.

Да и все приходят сюда из какого-то небытия, чтобы стать командой, товарищами, стаей. А потом уходят в холод или пыльный жар уличный, в нелепость общежитий, цехов, столовок, в неприкаянность, в нищенство безбытного быта. Зато здесь живется иначе: красиво, летуче, раскованно, сообща, пусть на часок, но отважно, изо всех нетраченных сил, как и было задумано Господом.

Все-все ненавидела его безнадежность, и все же казалось: что за жизнь без Спортзала?

поделиться: