Страницы авторов "Тёмного леса".
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
С Т И Х И Ш К О Л Ь Н Ы Х Л Е Т
_________________________________________________________________
ВТОРОЙ КЛАСС
_________________________________________________________________
* * *
Шёл по улице один
неизвестный гражданин:
не то - палка, не то - дед.
Это был худой поэт.
_________________________________________________________________
ПЯТЫЙ КЛАСС
_________________________________________________________________
ГОРНАЯ РЕЧКА
В ледниках высоко
речка родилась,
к морю голубому
речка понеслась.
Рвётся, рвётся речка
к морю поскорей,
на порогах стонет
средь больших камней.
По морю широкому
ходят корабли.
Много-много речек
с гор в него стекли.
* * *
Мчится поезд дальний,
за окном темно,
свет в купе погашен,
я гляжу в окно.
Мелькают за окном
деревьев силуэты.
Залиты лунным светом
поля, луга, леса...
Под ровный стук колёс
луна за тучей гаснет,
глядят глаза напрасно
в просторы темноты...
Мчится поезд дальний,
за окном темно,
свет в купе погашен,
я гляжу в окно.
_________________________________________________________________
СЕДЬМОЙ КЛАСС
_________________________________________________________________
СИГУЛЬДСКИЕ КЛЁНЫ
Гордо поднимая к небу кроны,
стоя над таинственной рекой,
стройные таинственные клёны
шелестят таинственно листвой.
Смотрят на просторы голубые,
на бескрайние зелёные леса,
на стремнины Гауи лихие,
на горящие зарёю небеса.
Высоко поднялись к солнцу горы,
окружили Гаую стеной.
С этих гор на синие просторы
смотрят замки Сигулды былой.
Позабыто время удалое,
обветшали замки старины
и слились с природною красою,
словно клёны, смотрят с вышины.
_________________________________________________________________
ВОСЬМОЙ КЛАСС
_________________________________________________________________
ОДИН
Один я сижу за столом,
и ручка скрипит по листу,
и ветер поёт за окном,
и тени бегут по стеклу.
На небе вечернем нет звёзд.
Все скрылись за тучей они.
Унылая тьма и мороз,
унылые зимние дни.
И хохот, и песни слышны
сквозь стены вверху и внизу,
а я в молчаливой тиши,
а я одиноко сижу.
В кругу настоящих друзей
хотел бы сегодня побыть,
пожить без тоски, веселей
и зимнюю скуку забыть.
Но только один я сижу,
настольная лампа горит.
Рукой по бумаге вожу,
и слышно, как ручка скрипит.
РАННИЙ ЦВЕТОК
Случилась ранняя весна.
Напоена водою,
земля очнулась ото сна,
и лес дышал весною.
Глядяся в радостный поток,
звеневший гулкой трелью,
как солнце, солнечный цветок
расцвёл под старой елью.
А ночью вновь пришёл мороз,
поля осеребрились,
и в переливах лунных слёз
снежинки заискрились.
Росой на нежных лепестках
застыл хрусталь мороза.
"Не стало раннего цветка," -
твердит луна сквозь слёзы.
МИЛАЯ МЕЧТА
(На мотив "Полёта валькирий")
Появись потоком света,
милая мечта!
И зимой я жажду лета,
и твердят уста:
Подари стремлений сладость,
выглянь из-за туч,
принеси с надеждой радость,
яркий солнца луч!
Отгони кошмар сомнений,
ужас без конца,
сонмы тяжких наваждений -
мысли подлеца.
Среди мрака и тумана
засверкай звездой!
Я не создан для обмана
и душой с тобой!
И зимой я жажду лета!
Пусть твердят уста:
появись потоком света,
милая мечта!
ПЕСНЯ ИКАРИКА
Я слишком смел,
чтоб воевать;
есть много дел,
всё нужно знать;
и кто сумел
всё разобрать,
от счастья пел
и мог сказать:
"Я слишком смел,
чтоб воевать."
Нам честный труд
куда страшней
кровавых смут
военных дней.
Злодей! На суд
за кровь людей,
Ты просто плут
и прохиндей,
и честный труд
тебе страшней.
Разрушить смог,
построить - нет!
Приходит срок
держи ответ
и знай, что строг
к тебе весь свет,
что ты не бог
и много лет
ты рушить мог,
а строить - нет!
Я слишком смел,
чтоб воевать.
Есть много дел,
где побеждать
ты не умел,
а драпал вспять.
Ведь ты не спел,
не смог сказать:
"Я слишком смел,
чтоб воевать!"
ПЕСЕНКА ОБ УЧИТЕЛЕ
Трещали парты, доски гнулись,
и пулек свист по классу шёл,
на задней парте в карты дулись,
когда учитель в класс вошёл.
Взглянул на эту суматоху,
направил очень строгий взор,
картёжникам и скоморохам
в момент достойный дал отпор.
Скрипели стулья понемногу,
и шелест вздохов пролетал,
когда на класс глядел он строго,
когда нотацию читал.
Трещали парты, доски гнулись,
и пулек свист по классу шёл,
на задней парте в карты дулись,
когда он кончил и ушёл.
НА УРОКЕ ИСТОРИИ
Даты плавают в тумане
без ветрил и без руля,
и шпаргалки нет в кармане.
Всё на свете спутал я.
Даты носятся. Я знаю:
был когда-то этот год.
Ничего не понимая,
всё сказал наоборот.
Был когда-то. Я уверен.
Что-то он с собой принёс:
казни, ссылки, смену веры,
море горя, море слёз.
СОНЕТ О МОЕЙ ЗВЕЗДЕ
Ярчайшую с неба звезду
хочу я на землю спустить.
Возьму её в руки, пойду,
и нам она станет светить.
Друзей разобщённых сведу,
неправду смогу победить,
и вот в этом древнем аду
начнёт наше счастье царить.
Но гложет сомненье всегда,
что слишком смешным языком
порой рассуждаю о том,
как в мире исчезнет беда.
Не спустится с неба звезда,
и мне не взлететь никогда.
ХОККЕЙ С БАНКОЙ
(В стиле Демьяна Бедного)
Трум-тум-ту-ту-тум!
Трум-тум-ту-ту-тум!
Бей банку дубинкой!
Бей банку дубинкой!
Бей банку дубинкой!
Бей! Бей! Будет шум!
Бей! Бей! Бум! Бум!
КАРЬЕРА
Работать я стану,
пока не устану,
и доктором стану;
а доктором стану -
работать не стану,
совсем перестану.
А как перестану,
член-кором я стану,
а потом и академиком.
ДВЕ ЭПОХИ
Эпоха эпохе сказала:
"Я мир повидала в огне,
я славу в руках подержала,
преступная слава на мне".
В ответ ей сказала другая:
"Я рабством прославила век,
но лишь за свободу, я знаю,
любил бы меня человек!"
МЕЛОДИИ АДА
Бездонные пропасти ада,
собранье минувших веков.
Со стоном срываются капли
и падают в липкую грязь;
пещера наполнена мраком;
в извилистых ходах, во тьме
веками рыдает о счастье,
на голой скале человек.
Уснёт ненадолго, и радость
блестит на усталом лице,
проснётся - руками обхватит
какой-то невидимый свет,
руками за камни заденет
и вновь зарыдает во тьме.
То вдруг весь объятый желаньем
он бросится Солнце искать,
шагнёт и на стены наскочит,
и рухнет в расселину вновь.
Вокруг только камни да скалы,
вокруг всё окутало тьмой.
Века за веками проходят,
им адские стены - ничто,
а он всё по-прежнему стонет,
всё то же безумно твердит:
"Раздвинтесь, могучие стены!
Ворвись, ослепительный свет!"
СОН
Острые скалы, крутая стена,
гребень, подобный канату.
Я с балансиром над бездной стою.
Слева огни, словно солнце встаёт,
слева сияют просторы.
Справа ужасная чёрная тьма,
мягкие топи болота.
Страшно налево упасть с высоты,
страшно направо спуститься.
Вправо пойдёшь и утонешь в грязи,
влево шагнёшь - разобьёшься.
Хочешь идти и боишься шагнуть...
Так и стоишь на канате.
НЕБЕСНОЕ МОРЕ
Вал за валом, гребни поднимая,
облака проходят величаво;
и плывёт стихия волновая,
потеряв за тучами начало.
И плывёт на дымчатом просторе,
погружая крылья в пену моря,
из любимых мест родного края
далеко куда-то птичья стая.
И уходит, в дымку погружаясь,
а за ней опять, опять смыкаясь,
гребни мчит стихия волновая,
вал за валом плавно опуская.
МИМО ТЕБЯ
Вокруг тебя проходят люди,
ты не глядишь им долго вслед,
ты прав: придут, чуть-чуть побудут,
уйдут,
и словно вовсе нет.
Да и зачем о каждом встречном
так долго думать и гадать?
Уйдёт, забудет...
Бессердечным
его никак нельзя назвать:
быть может, он душой своею
к тебе тогда, в тот миг, летел...
Не долетел...
И поскорее
пошёл путём привычных дел.
* * *
Весною солнце вдруг блеснуло,
нежданно хлынула весна...
И тут же вновь всё потонуло
в тоскливой мокрой бездне сна.
Опять уснули птичьи хоры,
замолкнул щебет под окном,
и белоснежные просторы
опять забылись зимним сном.
Вот так и мы своей мечтою
бываем вдруг увлечены...
Повеет холод, и с зимою
уснут весенние мечты.
ПОТОК
Играя вешнею водой,
река проносит гулкий лёд,
и увлекаемый рекой
он по течению плывёт.
Не остановится река,
и лёд назад не поплывёт;
от островка до островка
его несёт, несёт, несёт.
Бурлит клокочущий поток;
плывут-гремят громады льдин,
положен им недолгий срок,
извилин много - путь один.
В пути одна с другой, звеня,
столкнется пара крупных льдин.
Их разведёт, водой гремя,
одна из множества стремнин.
Поток! Поток! Ты льдом гремишь!
Поток! Поток! Ты льдины бьёшь!
Ты лёд крошишь и вдаль бежишь,
осколки бывших льдин несёшь.
И ты шумишь, людской поток,
людей сведёшь и разведёшь,
И, наскочивши на порог,
о камни с рёвом разобьёшь.
НА СМЕРТЬ ЗИМЫ
Катятся, катятся вешние воды,
в жилах ручьёв протекает зима,
капли и струйки, речки и реки
льются притокам в русло весны.
Кровью сочится вода из-под наста,
пущена кровь - умирает зима,
сотнями ранок зияют провалы
в коже холодной и снежной зимы.
* * *
(на мотив "Песни о встречном")
Несутся то сосны, то ясень,
струится сиянье с небес,
и мчатся в неистовом плясе
дороги, поляны и лес.
Педалям покорные дали
проходят одна за другой,
и крутятся в вальсе педали,
и вертятся в пляске шальной.
Открыто небесные яси
глядят на танцующий лес,
который уносится в плясе
в какое-то царство чудес.
Мелькают, мелькают педали,
бежит за сосною сосна.
И снова сменяются дали,
но цель всё равно не видна.
Танцуют, танцуют педали,
сверкают, как солнечный лес,
играют сиянием стали,
в которой сиянье небес.
* * *
Как уснувшая ночью река,
чуть волною плеща в тишине,
отражает зарю, облака,
весь бескрайний простор в вышине;
так глаза отразят в глубине
бесконечное небо и свет
и подарят с улыбкою мне
из глубин мирозданья привет.
МЕСЯЦ
Ходит-бродит
ясный месяц
в тучах мрачных,
в тёмном небе;
что-то ищет,
не находит.
Вот и ходит,
вот и бродит.
Что ты ищешь,
ясный месяц
в тучах мрачных
в тёмном небе?
Ходит-бродит
ясный месяц,
ищет, светит,
не ответит.
* * *
На тёмно-синем фоне
угаснувших небес
мне чудится погоня
из той страны чудес,
где я мечтал когда-то,
идя сквозь шумный лес,
умчаться без возврата
в страну иных чудес.
И вот с мечтами теми
сквозь юные года
лихой извозчик - время
домчал меня сюда;
но нет чудес, и манят
прошедшие года,
и догоняет память...
Куда теперь? Куда?
ПЛАНЕТА ТУМАНА
Есть где-то" планета,
туманом полна.
Планетой тумана
зовётся она.
И к ней не доходят
дневные лучи,
там чудища бродят
и воют в ночи.
Там люди боятся
смотреть на зверей,
там трусость и рабство
царят меж людей.
Всё ниже и ниже
спускается мгла,
всё ближе и ближе
исчадия зла.
Встают средь тумана,
как звери и злей,
тиран за тираном
гнусней и гнусней.
Но люди, как прежде,
стремятся на свет,
всё ищут, невежды,
конец этих бед.
Всё пишут поэты
чудесную лесть,
всё славят планету,
какой она есть.
Во мраке веков
затерялась она
и в наш телескоп
никому не видна.
НЕБЕСНАЯ ПЕСЕНКА
Я стою над рекой,
надо мной облака,
я охвачен тоской,
в небо рвётся тоска.
Далеко, далеко
в голубой вышине
и светло, и легко
показалось бы мне.
Я б глядел с вышины,
как там тают снега,
как с приходом весны
разлилася река.
Я б, как птица, летел
высоко, высоко
и от радости пел
и светло, и легко,
А сейчас я стою
на земле, как во мгле,
от того не пою,
что стою на земле.
ПАМЯТИ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
Раскрытая книга стихов,
свободное смелое чувство,
алмазные искры искусства
горят сквозь туманы веков.
Как струн, затаённых в тиши,
случайный ответ камертону,
всё вторит волшебному звону
погибшей в страданьях души.
Чуть слышный проносится звук,
в крови разгореться пожару
под эту родную гитару,
под исповедь счастья и мук.
ЭСКАЛАТОР
Нас мчит по жизни эскалатор:
кого-то вверх, кого-то вниз.
Одним кричать: "быстрее надо!" -
другим бы: "нет, остановись!"
Одни хотят скорей подняться,
достичь вершин, достичь вершин,
другим уже пора спускаться
и торопиться нет причин.
И те, и эти явно правы,
всему в их жизни свой черёд,
и от заставы до заставы
и тех, и этих пронесёт.
Что будет ЗА второй заставой,
не суждено, друзья, узнать:
гадать - окажемся не правы,
а можно только лишь гадать.
Что было ДО, мы плохо знаем,
история - игра в лото:
какую цифру вынимаем,
такой и молимся потом.
Нам можно малость погордиться,
как достигаем мы вершин,
но, жаль, недолго на границе
мы в этой жизни постоим.
Часы пробьют довольно скоро
и не дадут передохнуть.
Подскажет бой часов с укором:
"Друзья, пора в обратный путь".
Окинув верх печальным взглядом,
машине скажем: "Понеслась,
но не спеши: ещё нам надо
на мир взглянуть в последний раз".
КОЛОКОЛ
Тишь перед грозою.
Глух и нем народ.
То, что взято с бою,
рушится, гниёт.
И среди сомнений
заживо гниют
мир святых стремлений
и священный труд.
В тёмном небе тучи.
Весь в крови закат.
День ползёт на кручи.
Не вернуть назад.
Сухо и жестоко
бьют часы конец.
Свет уже высоко.
Смерть внутри сердец.
Ропот бесполезный.
Гаснет сонм светил.
Вдруг удар железный
из последних сил.
Ко всему народу
среди туч ночных
рвётся на свободу
клич: "Зову живых!"
И струится вольно
над юдолью бед
с дальней колокольни
лучезарный свет.
* * *
Волшебная ночь. В мокрых листьях сиянье луны.
Горит Альтаир. Рядом с Денебом Вега сверкает.
По лужам звонко стучат капли, срываясь с деревьев.
МОКРАЯ ПЕСЕНКА
Прямо в лес да прямо в лес
капли капают с небес,
капли капают с небес
прямо в лес да прямо в лес.
А по лесу я иду
и до дому не дойду,
всё до дому не дойду,
так по лесу я иду.
Под ногами двести луж,
снизу ванна, сверху душ,
снизу ванна, сверху душ,
то от душа столько луж.
Я в ботинках, и туда
заливается вода,
заливается вода...
Вот уж это никуда!..
Покажи, трава, сперва
обливать меня права,
и уж если не права,
потопчу тебя, трава.
Отхлестала до красна
словно веником сосна.
Ох, уж эта мне сосна!
И мокра, и несносна!
Прямо в лес да прямо в лес
капли капают с небес.
Капли капают с небес,
чтоб я в лес поменьше лез.
* * *
Есть к правде
узкая тропинка.
Всё, кажется, готово...
лишь слово...
но запинка,
и начинай всё снова.
ТАМ ГДЕ-ТО ЗА ТУМАНАМИ
С небес туманы свесились,
легли под цвет седин.
И мне опять не весело,
сижу-грущу один.
И снова думы чёрные
летают надо мной.
Надежда непокорная
мне шепчет: "Что с тобой?
Там где-то за туманами
сияет свод небес,
и звёзды караванами
плывут в страну чудес.
И ты звездой далёкою
уйдёшь в туманный путь,
высокою дорогою
придёшь куда-нибудь.
И должен ты надеяться
и верить в эту даль,
и грусть-тоска развеется,
рассеется печаль.
КАМОРКА
Это ли снилось?
Робко глядим друг на друга.
В комнату сырость
и полночь входят без стука.
Ветер-мятежник
форточку с петель срывает,
в печке валежник
трещит и тени бросает.
Там под грозою
сосны скрипят на пригорке.
Нам же с тобою
уютно в нашей каморке.
МЕЛОДИИ
В далёкий век, быть может, золотой,
святой и, может, слишком откровенный
мелодии разлились по Вселенной...
Бывает, ты услышишь их порой.
Они звучат то тише, то яснее,
то потекут свободною рекой,
то полетят во мраке гордым змеем,
то захлестнут неясною тоской.
А ты несись их вихрем увлечённый,
страдай, грусти и с ними торжествуй,
мелодией счастливой вдохновлённый
картины райские рисуй.
Ударит гром - мелодия собьётся,
сожмётся налетевшею тоской,
и стих печальный сам собой сорвётся
и поплывёт, как песня над рекой.
А ты волшебные лишь слушай звуки,
стихи слагай под слышимый мотив...
Лишь только так получишь голос муки
и трелей светлых перелив.
ЗАТИШЬЕ
Покрылося небо
волшебною тьмою,
и скользкие тучи
плывут надо мною;
и тихо трепещет,
как будто играя,
под тучею мрачной
листва молодая;
и лес помрачневший
стоит словно скован,
волшебницей-тучей,
грозой околдован.
* * *
Когда идёшь к себе домой,
друзьями старыми отринутый,
вся тяжесть звёзд тебя гнетёт,
весь мир, как опрокинутый.
И льётся горе с высоты
из жуткой чаши бесконечности,
а ты идёшь и мнёшь цветы,
и что тебе до вечности.
* * *
Дожди, дожди... Пришла отрада,
ко мне пришла пора моя:
затих весёлый шум над садом,
не докучают мне друзья.
Один сижу я... Со слезами
рассказ свой начал небосклон.
Он говорит мне, что дождями
с небес тоску сливает он.
* * *
Не прольются осенние слезы
на сухие холодные пни,
только смотрят печально берёзы,
провожая весёлые дни.
Расплелась, расплелась паутина
из берёзовых голых ветвей,
и печалит невольно картина
красотою предсмертной своей.
По поляне бежит осторожно
тёмным призраком тень облаков,
и остатки листочков тревожно
что-то шепчут в струе ветерков.
Под осенним морозом дороже
нам улыбка и шутка друзей,
и весь мир начинает тревожить
красотою предсмертной своей.
УХОДЯЩЕМУ ПОКОЛЕНИЮ
Осенние листья по лесу кружатся,
их старческий голос едва шелестит.
Не этим-то листьям с ветрами сражаться,
как буря на лес налетит.
Не этим-то листьям, что молятся грозам,
отстаивать свежесть зелёных лесов.
И лес беззащитный, сражённый морозом,
заплачет под криками сов.
Но в мире уснувшем появятся силы
при шуме, и свисте, и пеньи ветров.
Мороз ослабеет, и всё, что бурлило,
с весною пробудится вновь.
_________________________________________________________________
ДЕВЯТЫЙ КЛАСС
_________________________________________________________________
* * *
Какая маленькая комната!
Кровати,
полка,
два стола...
А раньше...
А раньше, как мне помнится,
она большой была.
А небо-то какое серенькое!
Вода сбегает с крыш...
И верится, как будто,
и не верится...
Сидишь.
А словно спишь.
Тетрадь поблёкшая,
старенькая.
Заглавие - "Проекция".
Какая она маленькая-маленькая,
детская!
И эта маленькая комната -
страница жизни приоткрытая,
как сказка...
... и знакомая,
и давно забытая.
КРИК В БЕСПРЕДЕЛЬНОСТЬ
Пусть тебе досаждают, мешают невежды
всей бескрайней, бесправной рабыни-земли,
ты проснись, приоткрой свои сонные вежды,
прокричи о безбрежных просторах надежды,
где под парусом алым идут корабли!
* * *
Стихи и закончены,
и вроде отточены,
но лучшего хочется,
и в мыслях ворочуются,
снуют арестантами
слова подневольные...
И вновь вариантами
бумага заполнена,
и вновь...
Подытоживай!
Источник блаженства -
увы, невозможное
ни в чём совершенство.
СТАНСЫ
(на мотив "Летки-енки")
Плохо, когда ты кому-то нужен:
столько всякой суеты.
Но, поверьте, гораздо хуже
тем, кому вдруг нужен ты.
Дайте по-братски друг другу руку,
вместе легче в путь идти.
Я надеюсь, что вы друг другу
не наскучите в пути.
Двери просторнее отворите,
осветите мрак ночей.
Я надеюсь, вы не хотите
оставлять в беде друзей.
Честные люди, вы - самоцветы
среди грязных чёрных скал!
Вместе быть вам - и силы этой
уж никто б не побеждал.
* * *
Я мчусь на поезде куда-то,
и для меня в стихи слились
леса, луга, огни заката,
туман болот и неба высь.
Спешу вложить в скупые строчки
и грусть, и радость - чем смущён.
Минуты две - поставлю точку,
сойду, а труд не завершён.
Пока лети, как время, поезд!
И жизнь, и смерть - сирены вой.
Я тороплюсь - замучит совесть
за жизнь, растраченную мной.
СНЕЖНАЯ ФАНТАЗИЯ
Холодное небо, пустынное поле;
печальное солнце глядит сквозь туман.
И мчится, и стонет, и стынет на воле
под пасмурным небом холодный буран.
Над полем бескрайним проносятся вихрем
громады столетий, страданий и слез.
Бушующий ветер то воет, то стихнет...
Не ты ли, о ветер, сюда их занёс?
Здесь мёртвое царство, владенья Вселенной;
бескрайняя вечность сквозь холод течёт...
Не ты ли несёшься, хмельной и мгновенный,
наш век через вечность.
Твой птичий полёт
средь пышного зала, где люди пируют,
вот-вот будет кончен.
Минута - мечта;
и ты за минутой стремишься, бушуя,
и молишь продленья...
Глухие места...
Холодное небо, пустынное поле;
печальное солнце глядит сквозь туман.
И мчится, и стонет, и стынет на воле
под пасмурным небом холодный буран.
* * *
Была метель, а не капель,
как в прошлый раз;
и был декабрь, а не апрель
в душе у нас.
Меня ждала, меня звала
ты много раз;
и я пришёл, но ты ушла
в себя тотчас.
И я сидел, в окно глядел,
как в прошлый раз;
но не в мечтах, а в куче дел
по горло вяз.
А ты опять могла поднять
две чаши глаз,
но не могла меня понять,
как в прошлый раз.
Я был тяжёл, я чушь порол
так много раз,
не помню сам, как я провёл
с тобою час.
Была метель, а не капель,
как в прошлый раз;
и был декабрь, а не апрель
в душе у нас.
* * *
Через века
Сафо улыбка
до нас дошла
в немногих строчках.
Твои стихи
умрут, быть может,
на белый свет
едва явившись.
ОДА НА ВЗЯТИЕ АВТОБУСА
О кровь славян! Они предков славных,
Несокрушаемый колосс!
Кому в величестве нет равных,
Возросший на полсвете Росс!
Твои коль славны древни следы!
Громчай суть нынешни победы.
Державин
("На взятие Измаила")
С Кавказских гор бежит лавина,
Снега летящие гремят,
Эльбрусова дрожит вершина,
Нагорный стонет камнепад.
Грохочет гром, поля пылают,
Вулканы пепел извергают,
Моря кипят, в дыму луна,
Земля дрожит, как школьный глобус!
О, Зевс! Ты видишь, за автобус
Идёт священная война.
Как ветер тёмный лес качает,
Как волны бьются об утёс,
На трупе труп нагромождает,
Автобус осаждает Росс.
Мольбы и плач! Картины ада!
Ничто ему в том не преграда!
Старушки милые, пардон!
Друзья, вперёд! Портфели стиснуть!
Локтями - бить! Зубами - виснуть!
За нами - крик! Под нами - стон!
О!!! На какие в мире кручи
Ты, Росс, ещё не восходил!?
И как воспеть тебя, могучий
Любимец Бога и светил!?
Главою солнца досязаешь,
Через моря, как гром, ступаешь!
Мир тайным трепетом объят:
Французы, турки, немцы, шведы...
Не сосчитать твои победы!
Ещё одна - автобус взят!!!
ИСТОРИЯ ОТКРЫТИЯ СПУТНИКОВ МАРСА
О них впервые думал вроде
француз Боде, найдя в природе
гармонию орбит светил,
но мир об этом позабыл.
Сначала Свифт, потом Вольтер,
уже познав законы сфер,
нашли у Марса-старины
его две малые луны.
Свифт услыхал о них рассказ,
скорей всего, от Гуливера,
о них же знал Микромегас
гостивший как-то у Вольтера.
И только позже некий Холл
на небе их в трубу нашёл.
* * *
Ты приедешь ко мне на рассвете,
листья жёлтые кинешь в окно;
и для нас на печальной планете
уж не будет, как ночью, темно.
Нас потопят небесные яси,
нас поглотят родные леса;
мы нажмём на педали, и в плясе
побегут мимо нас чудеса.
И прохлада навстречу помчится,
и раскроет объятья свои;
запоют нам волшебные птицы
про могучую силу любви.
К ПОРТРЕТУ ДЕЛЬВИГА
С улыбкой нежного привета
от сладкозвучного поэта
дошли стихи через века;
стихи - и радость, и тоска,
и грусть, и слезы, и веселье,
и мимолётное похмелье.
ЦИНИЧНОЕ
Тот, кто хочет войны, во главе государств;
кто за мир, тот прослыл утопистом.
И понятно, ведь даже по Дарвину так:
жизнь - борьба, а борьба есть убийство,
Существует естественный в жизни отбор,
мысль и чувство выходят на конкурс,
мы насильно читаем всю жизнь приговор,
где написано: жизнь - это тонкость.
Тонко жить - это значит уметь тонко красть,
тонко врать, тонко делать доносы
и т.д. и т.п. На планете у нас
все устроено в общем-то просто.
Все, что есть, как заметил когда-то Руссо,
только к лучшему в мудрой природе.
Тот, кто глуп, тот помрёт. Был и нет. Вот и всё.
И размножится умный в народе.
Кто же глуп? Кто на плаху за правду взойдёт,
за науку, за мир, за искусство.
Кто умён? В ком нет чувства, кто славно живёт,
свой живот наедая в распутстве.
Так забудем всё-всё! Положась на инстинкт,
будем пьянствовать, дрыхнуть и драться.
Самый УМНЫЙ меж нас будет наш властелин.
На колени пред ним! Ну-тка, братцы!
И не надо крикливых и огненных слов,
чтобы язвы укрыть от сознанья...
Извините за то, что приподнял покров.
Вот как-будто и всё. До свиданья.
СТАРИК
Я прожил жизнь, а счастья нет;
душа минутами согрета,
и жизнь, как песня, не допета,
хоть этой песне столько лет.
ЗАДАЧА
Жизнь - нерешённая задача,
угрюмый сборник аксиом...
Всё только так и не иначе.
И от сознанья в горле ком.
Нам не дано предназначений,
нас породил закон миров.
Ответ бесстрастен и суров -
в таких задачах нет решений.
Но кем-то вновь объявлен поиск,
и слышен голос: есть ответ!
И это страх, и это совесть
казнят за то, что цели нет.
И ты в тоске бежишь куда-то,
стоишь в слезах, раскрыв обман,
оплачешь вечером растрату,
а утром чертишь новый план.
Характер мой - решать задачу,
пока не выписан ответ.
Но мысли вертятся и скачут,
пустым стихом оставив след.
И, может, я всю жизнь растрачу,
но не смогу решить задачу.
* * *
Века решался с содроганьем
вопрос о будничном, простом:
что жизнь? - мечта? воспоминанье?
или мгновенное ничто?
А почему? Ответ был ясен.
Он был получен сотни раз.
Но он не то, но он...
ужасен!
Он не устраивает нас!
ПРИЗРАК
- О, таинственный призрак, исчезни!
Мраком ночи в глаза не гляди!
Ты, я думаю, вызван болезнью
и с болезнью назад уходи.
- Я есть совесть. Я страхом возмездья
приближаюсь к тебе. Ну а ты...
Ну а ты погляди на созвездья
тех, кто пал за святые мечты!
Я не вызван душевной болезнью,
но к больному пришёл. Ну а ты...
Ну а ты поднимайся из бездны
в мир, где помыслы вечно чисты.
Ты рождён, чтобы цепи разверзнуть,
чтобы жить под девизом: СВЕТИ!
чтобы скинуть циничную трезвость
и безумно за светом идти!
- Ослепительный призрак, исчезни!
За тобой не под силу идти.
Тот, кто слаб, тот останется в бездне,
даже став на правдивом пути.
* * *
Борьба за жизнь - конец известен.
Не так ли ты, борьба за всё.
борьба за мир святой, как песня,
борьба за счастье всей Земли?
Борьба за жизнь - конца отсрочка;
не так ли ты, борьба за всё?
Тиран убит, ликуй!.. но точка,
уже другой тиран царит.
* * *
Бывает час... Ночной прилив нахлынет,
наполнит душу музыкой веков,
и образ гор далёких, как святыня,
в душе взволнованной готов.
Горят в лучах далёкие громады,
у спящих ног клубятся облака,
в ущельях гневно стонут водопады,
и гнев течёт во все века.
Священный час... Восторгом и тревогой
наполнен мир. В душе зажглась заря,
и ты стоишь могучим полубогом
у мира, как у алтаря.
Синеет за вершиною вершина,
смещает мглу долин неясный свет.
В немую даль влекут неизъяснимо
мечты далёких светлых лет.
* * *
Кто говорит, что я устал?!
Уныние минуем,
ещё в душе поднимем шквал,
ещё мы повоюем.
Ещё преграды штурмом брать
придётся нам, как прежде,
ещё появятся опять
стремленья и надежды.
И яркий луч осветит путь,
и всё пойдёт сначала,
и не придётся нам вздремнуть,
и жизни будет мало.
Кто говорит, что я устал?!
Уныние минуем,
ещё в душе поднимем шквал,
ещё мы повоюем.
* * *
Туманом синим,
моросящим
завесил ливень
зелень чащи.
Берёзы, клёны,
синь осины...
Лес не зелёный -
сонно-синий.
Сквозь нежный лепет
на свиданье
проходит ветер
синей ланью.
Прохлада мокрой
синевою
ползёт по моху
в сумрак хвои.
Паденье капель
в бисер листьев,
как поступь цапли,
поступь лисья.
Туманом синим,
моросящим
завесил ливень
зелень чащи.
* * *
Таинственны летние ночи.
Усталый лежишь, как во сне,
и светлые лунные блики
играют на тёмной стене.
И в бликах не тени от листьев,
не тени от крыльев совят -
танцующий круг привидений,
струящих в саду аромат.
СТИХИ НА ГИБЕЛЬ ПОСЛЕДНЕГО ЧЕЛОВЕКА
Ветры, над миром трубите,
умер последний стон,
прежних врагов не найдёте,
кончен последний спор.
Ветры, пропойте в трубы,
волны, плесните ввысь,
солнце горит над гробом,
тучи разносят весть.
Вечность забудет, как умер
в мире последний вздох
с тщетной надеждой - "утро",
с тихой мольбой - "восток".
Солнце вонзилось в запад,
утро зажглось огнём,
смерти предсмертный запах
слился в предсмертный стон.
Ветры, над миром трубите,
умер и этот стон,
прежних врагов не найдёте,
кончен последний спор.
ЛЕСТНИЦА СМЕРТИ
(Из песен Теодарахиса)
Угрюмые лица вверху и внизу.
По лестнице смерти я камень несу.
Умру - только камень на кровь упадёт,
мой друг, надрываясь, его понесёт.
Но жив, поднимаюсь, мне сила дана,
и в лагере смерти она вам страшна.
И камни беру всё крупней, всё крупней,
взойду и обрушу всю тяжесть камней.
* * *
Выйду в сонный лес в предрассветный час,
свистом-посвистом свистну по лесу,
просыпайся лес, откликайся лес!
Эхо гулкое, эхо долгое,
облети весь лес, разбуди весь лес
посмотреть зарю утра нового.
* * *
В рубище истина являлась
избранникам любых веков,
пока совсем не потерялась
среди жандармов и шпиков.
* * *
Эти дни не прошли,
танки землю уродуют.
Властелины земли,
не шутите с народами!
Ни узорная лесть,
ни притворные почести
нанесённую здесь
не загладят пощёчину.
* * *
Всё в этом мире не по нам.
Оставим мир летучим дымом
и улетим к другим мирам,
в своей душе хранимым.
* * *
Не я ли в жизни от начала
иду путём тоски и бед
лишь от того, что зазвучало
во мне на всё в ответ: "О, нет"?!
Какая буря б ни качала
в моих глазах весь белый свет,
на голос бури отвечало
моё несносное: "Нет, нет".
Но только буря утихала,
и пошлость шествовала вслед,
меня опять куда-то звало
уже мятежное "нет, нет!"
НАБАТ
Да...
Да...
Медлительно пенье,
биенье сердец,
конец и сомненье -
стремленья венец.
Да...
Да...
Встают миллионы,
и троны дрожат,
скользят по перронам
колонны солдат.
Да...
Да...
Вползает, с презреньем
стремленье поправ,
удав отрезвленья
и тленья в состав.
Да...
Да...
По мёртвым надеждам,
как прежде, звоню,
кляну неизбежность,
невежды! - виню.
Да...
Да...
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Один: А ну-ка, паренёк,
откинь-ка пятачок!
Другой: А рублика не хочешь?
Один: Ого! Да ты схлопочешь;
и пикнуть не успеешь,
как в шею заимеешь.
Другой: А ну катись. Проваливай.
Один: И не таких видали мы.
Другой: Ах так, позволь вопрос:
по шее хошь?
Один: Чего-с?
Другой: Чего, чего! Что слышишь!
Один: А ты давай потише.
Умён, так не совался б.
Другой: Не на того нарвался.
Один: Ещё случись под вечер
всего перекалечу.
Другой: Ну ладно, ты не очень.
Заткнись - ещё схлопочешь.
Один: Уж так и быть, прощаю;
учти, как повстречаю...
(расходятся)
ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Он ходил по касательной.
Сам он был отрицательный.
Был таким от рождения:
сложишь с ним - уменьшение.
Были подвиги, свершения.
Тут он сделал умножение,
бесконечное множество
превратил в ничтожество,
а потом на нуль помножился
и навеки уничтожился.
ЭЛЕГИЯ
Я жил, работал и творил.
Давно. Когда наивней был.
Мой детский пыл остыл, погас.
Увы, я не живу сейчас -
существование влачу,
искать и думать не хочу.
Мне жизнь твердила: "Погоди,
я буду только впереди."
И я учился, я творил,
искал и даже находил,
но где-то много потерял...
Когда терял, не замечал.
И вот гляжу в черновики
и в тайном бешенстве строки
себя сейчас готов избить
за то, что раньше мог творить.
Рассказ, стихи, рисунок... Да,
затратил много я труда.
Вот карта: линии хребтов,
границы вечных белых льдов,
архипелаги, синь морей
и русла рек среди степей;
по астрономии статьи,
Венера, Марс, Луна - мои!
Вот список спутников планет,
вот номера моих газет,
вот "Звёздный вестник", вот журнал,
который я не дописал;
вот список видов, дневники,
чертёж чего-то от руки,
черновики для "Наших дел"...
Как много сделать я успел!
И это всё - душевный храм,
когда-то - храм, а ныне - хлам.
Я постепенно стал черстветь.
Былому трудно умереть,
но я спокойно всё сомну,
я оборву души струну
и, что хранил из года в год,
всё кину в мусоропровод.
Зачем хранить, когда в душе
не сыщешь тех богатств уже.
Я променял энтузиазм
на неприветливый сарказм.
"ВРЕМЯ И СЕМЬЯ КОНВЕЙ"
Время мчится,
а годы - ступени
в нищету
или в мир, где печальные тени
окунуться в потоках забвенья...
Это та же семья.
Измененья
наложило на всё молчаливое время,
беспристрастное жуткое время...
Где же смех, и веселье, и счастье?
Мгновенье!
И слышнее, слышнее гремит в озлобленьи
с каждым часом расплата:
"Ни пенни!
Ни пенни!"
* * *
Лёгких крылышек трепетный рокот,
чёрных точек весёлый узор...
Покружилась и села на локоть.
Как нам быть? Продолжать разговор?
Покачала усами головка,
распахнулися крылья, жужжа,
и опять полетела коровка,
над настольною лампой кружа.
За окошком скитается вьюга,
я сегодня не так одинок:
заменяет мне лучшего друга
этот маленький красный жучок.
* * *
Читал стихи, и всё в них было гладко,
а на душе ничтожно, затхло, гадко.
Гармония бессмысленных стихов
тяжёлым камнем на душу давила,
врала и пересахаренно льстила,
переливаясь ласками льстецов.
Встал совершенно разбитый.
Потом открыл совсем другую книгу,
и грянул стих, подобный злому крику.
Казалась дикой мысль на первый взгляд,
и каждый вздох дышал глухим протестом.
Под сатанинский хохот с громом, с треском
ханжа и плут проваливались в ад.
И почему-то стало легко-легко.
ГИМН УТРУ
Лишь только утро лучиком застенчивым
наивно глянет в комнату твою,
и на лице улыбка первым птенчиком
счастливо встретит светлую зарю,
проснись, проснись, уйди от обаяния
предутренних - всегда волшебных - снов!
Проснись, проснись - мир полон ожидания
и вновь поверил в тайну вечных слов.
Проснись, проснись - услышишь в птичьем пении
священный гимн надеждам и мечтам!
Проснись, проснись - вся жизнь, как сновидение,
а пробужденье только по утрам.
СКАЗКИ
О, если волшебные сказки
не лгут о величьи людей
и в сказках не лестные ласки,
то мир век от века гнусней.
Не верю, что раньше любовью
за деньги не жертвовал мир,
святое не пачкалось кровью
и не было купленных лир.
Не верю, что дружба когда-то
была бескорыстно-простой,
и было хоть что-нибудь свято
душе златозвонной людской.
А если наивные сказки -
не вымысел редкой души,
то мир только чёрною краской
отныне, художник, пиши.
Он стал в миллионы раз хуже,
чем был, как по сказкам судить.
Был морем, а ныне он лужа,
в которой не хочется жить.
Однако, мир тот же, как прежде,
а сказки наивные - лгут,
а сказки - обрывки надежды,
рождённые бременем пут.
О, те, кто был сладко обманут,
кто верил в любовь и добро!
Их вымыслы в Лету не канут,
от этих обманов светло.
Мир - бойня, а не оперетта,
в которой всё злое смешно.
Открытье? Ах, нет же, всё это
осознано слишком давно!
Устами угрюмого лорда
мир проклят и он же воспет.
Скажите, где честная гордость,
которой преграды в нём нет?
Где мрак не становится гуще,
пройдя сквозь недолгий рассвет?
Мир проклят поэтом за сущность,
за внешность поэтом воспет.
Лишь только наивные сказки
полны и любви, и добра.
Друзья! Так отвергнем все ласки!
С обманом расстаться пора.
Но жизнь без обмана не может,
вся жизнь - это милый обман,
обман миражами тревожит,
и движется наш караван.
Мир тот же, такой же красивый,
всё так же красив небосвод,
всё так же плакучие ивы
застыли над зеркалом вод.
Такие же ясные зорьки,
такой же далёкий закат.
А жить меж людей так же горько,
как, может быть, эру назад.
ЦЕПОЧКА
Пустил копьё,
оно пропело,
слетело тело,
трон пустой,
и начат бой
иных тиранов
за право раны
наносить,
душить, давить...
И вновь над миром
стоит кумиром
идиот
и мне орёт:
"Народ планеты!
На счастье вето.
Всё моё!"
Пустил копьё...
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
На бой они выходят правый,
зовут народ, объятый сном.
Заколыхалась вся держава,
перевернулась кверху дном;
качнулся мрак и зашатался,
конец приходит вечной тьме...
Бандит у власти оказался,
а просветители - в тюрьме.
* * *
Что ни скажешь сейчас,
то сказали давно
не о нас,
как о нас,
и правдиво,
и зло.
* * *
О, правды темь,
про мир невежд -
не говори...
Не надо! Прочь!
Мечта зари,
кровавый день,
закат надежд...
глухая ночь.
* * *
Кольцо венков и лент -
немой упрёк отчизне:
затравленным при жизни
по смерти - монумент.
БЕТХОВЕН
Могучий порыв титанических звуков -
и жизнь, прекрасная и жуткая,
загремела, застучала,
понеслась победно и свободно.
И не сдержать порыв жестокой правды тем,
кто тысячи лет боится её.
А правдивые звуки смеются
над их толкованиями,
О, жестокие звуки!
Через века
гений протянул тебе руку
и ведёт за собой в ту страну,
где нет преград свободе и свету.
ПЕСНЯ ВЕТРА
Грозиться и жить на свободе,
стремиться в иные края,
мечтать о свободном народе,
страдать - это доля моя.
Врываться в раскрытые окна,
метаться, взывая к борьбе,
в ненастье под ливнями мокнуть
вот счастье, что взял я себе.
Лаская, играть волосами,
порхая, мечты навевать
и нежными тихими снами
мятежные думы шептать,
и снова стремиться за тучи,
и с рёвом лететь в вышине,
и злиться на горные кручи,
и биться в них - это по мне!
ВСАДНИК ТВОЕЙ ДУШИ
Всё мчится и мчится
взметающий пыль,
тоскующий всадник,
волнуя ковыль.
Всё скачет и скачет.
В ударах копыт
мятеж и волненье,
желанье звучит.
Всё ищет и ищет
счастливой земли...
Всё новые дали
синеют вдали.
За алым закатом
багровый восход.
Всё новые дали,
всё новый народ.
"Не нужен, не нужен
опять и опять...
И вы не нужны мне!
Скакать и скакать!"
Сливаются тучи
в угрюмую цепь,
смежается с небом
бескрайняя степь.
Смежается с небом,
и там у границ
тревожные искры
далёких зарниц.
Всё мчится и мчится
взметающий пыль
тоскующий всадник,
волнуя ковыль.
Всё чётче и чётче
удары копыт.
Он с бурей тоскует,
он бурей летит.
"Не нужен уют мне,
не нужен покой,
застой и довольство
с его пустотой.
И с кем на планете
на равных смогу
сквозь тучи и ветер
лететь на скаку?!"
За годами годы,
а в дымке долин,
как прежде, мятежный,
как прежде, один
всё мчится и мчится
взметающий пыль
тоскующий всадник,
волнуя ковыль.
СВЯЗЬ МИРОВ
Нам дано не одно мирозданье,
нам дано не одно созерцанье.
Нам дало полупризрак сознанье,
в нём иное живёт мирозданье,
и его голубое мерцанье,
озарённое солнцем познанья,
порождённое вихрем мечтанья,
как надежда, как свет, как желанье,
прорывается сквозь прозябанье,
претворяется в труд созиданья!
Нам дано не одно мирозданье,
нам дано не одно созерцанье.
* * *
Я меняюсь не по дням - по минутам:
пару строк написал этим утром...
И другое к двум часам настроенье.
Стал другим - и прощай, вдохновенье.
Никогда не завершу этих строчек:
каждый миг - новый стиль, новый почерк.
Не писать мне фантастических сказок,
для поэм не хватает мне красок.
Как на плёнку, мне заснять полутени,
полусвет, полумглу настроений.
ГАМБИТ
Как пешку, юность в жертву жизни!
И, руководствуясь наитьем,
иди, когда мечтой нанизан
король врага, как цель гамбита.
Владей ускоренным развитьем,
на жизнь веди мечты в атаку...
Но, если вдруг она отбита,
то юности, конечно, жалко.
ДВОРЦОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ
Измены в шахматах не часто,
они, как разновидность астмы,
когда на водку дав солдатам,
кончают дело спёртым матом.
НОВАТОРСТВО
Один для красоты, а, может, для оваций
пленяют лёгкостью изящных комбинаций,
а ты, мой друг, как пишешь, так и ходишь - невпопад,
и ставишь сам себе изящный детский мат.
ВЫБОР ЦВЕТА
Пусть шахматы не жизнь, в которой
фигуры рвут друг дружке горло,
хитрят и цвет свой изменяют,
чернят друг дружку, обеляют;
казаться хочет чёрный белым
(и счастье, если неумело),
стремится к власти над народом,
чтоб сразу делать по два хода.
Да, в жизни всё не так-то чётко:
в ней мало белых, мало чёрных
и очень много просто серых...
Но в ней борьба всё тех же светлых
всё с тем же мрачным миром тёмных;
и в ней приёмов много тонких:
гамбитов, вилок, рокировок
и прочих всех перестановок.
А разница цветов? Открыто
за белых более гамбитов,
когда в костры за святость дела
уходят гордо пешки белых.
Нужны ли белые для чёрных,
а те - для белых? Да, бесспорно,
но миллиарды пёстрых пешек
одною правдой не утешить.
Не утешенье - только слезы
в том, что ясны биоценозы,
что там, где овцы, там и волки,
что истреблять их мало толка;
и кто живёт лисой, кто скунсом...
Избави, бог, от этих функций!
Что ж, загадаем, кто какими,
Кто любит белыми - бог с ними:
и те, и эти здесь не лучше.
Сойдутся армии, как тучи;
на смертный бой пойдут геройски
сто мыслей, сто идей - два войска.
Но ведь идеи - лишь орудья,
а у орудий те же люди,
и за фигуры МЫ ответим,
и будет дело тут не в цвете.
А в жизни несколько иначе,
в ней цвет довольно много значит,
но, боже мой, как это бледно!..
А за окном сиял победно
мир многоцветный, мир жестокий,
не признающий аналогий.
МИРАЖИ
Станет холодно жить -
значит, где-то обман.
Миражи, миражи...
Мы уходим в туман.
Беркут в небе кружит,
за курганом курган.
Миражи, миражи...
Искуситель-туман.
Где-то смерть сторожит,
упадёшь на бурьян.
Миражи, миражи...
Победитель-туман.
Но вперёд через жизнь
вновь идёт караван.
Миражи, миражи...
Повелитель-туман.
* * *
Вы сидите одна над рекою,
облака неподвижны от зноя,
волны ткут и кладут полосою
волокнистую пену прибоя,
Впереди синева. Молчаливо
спят вдали раскалённые нивы,
слева в тёмные воды залива
загляделись красавицы-ивы.
В сонных заводях сморщились глади,
ветерок потянул, и прохлада
развевает кудрей ваших пряди.
Никого, ничего вам не надо!
Ни любви, ни мечты, ни надежды...
Только солнце и шорох прибрежный,
только ветер такой же, как прежде,
усыпляющий, ласковый, нежный.
Растворяются тонкие тени,
замирают лениво растенья,
мысли прячутся где-то от лени,
и плывут еле слышно мгновенья.
Вы сидите одна над рекою,
всё застыло и смолкло от зноя,
только волны кладут полосою
волокнистую пену прибоя.
СТИХИ О КОРЯГАХ
Я маюсь, я маюсь
от скуки чего-то,
от скуки шатаюсь
по гарям-болотам.
От скуки по лесу,
от скуки по полю,
от скуки и песню
придумаю что ли.
Иду, сочиняю
стихи о корягах.
а дома мараю
от скуки бумагу,
От скуки прочтите
стихи эти, други.
Скучны - отложите,
зевая от скуки.
* * *
Чвак, чвак... чвакает болото.
Квак, квак... квакают лягушки,
обсуждают всё кого-то
кумушки-подружки.
Топ, топ... топают ботинки,
Хлюп, хлюп... хлюпает водичка.
Я не в поисках малинки,
я тут по привычке.
Чвак, чвак... чвакает болото,
квак, квак... квакают лягушки,
обсуждают всё кого-то
кумушки-подружки.
ТЕПЛОВОЙ ГОЛОД
Мы сжигаем дотла
наше тело:
не хватает тепла...
Что поделать?!
В мире тюрем и плах
мы горим на кострах.
То былые дела,
их пора изучать.
Все хотели тепла,
но никто не хотел излучать.
Голодали веками,
тосковали по теплу,
разгребали руками
остывающую золу
и дрожали,
прижавшись друг к другу...
Знатоки и сейчас говорят:
так теплее.
А ледник наступал,
и вьюга
завывала всё злее,
злее.
Что такое голод?
У потухших костров
собиралось прозябшее племя.
Временный кров.
Скверное время.
А при встрече племён
раздавались враждебные кличи.
Но ледник наступал,
и смягчился обычай:
люди стали доверчивей...
Вижу, вижу кроманьонца:
мир и холоден, и сер,
но горит кусочек солнца
в глубине его пещер;
и старик, улыбаясь,
кладёт уголёк на ладонь
и соседям дарит огонь...
Смягчилась природа,
на планете тепло,
но счастливое время
безвозвратно ушло.
В шуме ясного дня
мы не ценим огня.
- Ты живёшь без тепла?!
- Не потому, ты про что?
- Как дела?
- Хорошо...
Ну а где-то...
Ну а где-то грустят о былом,
и бредут за огнём,
за теплом,
и сжигают дотла
своё тело:
не хватает тепла...
Что поделать?
ЧЁТ - НЕЧЕТ
Слепой Фортуны
сухой расчёт,
чредой - чёт, нечет,
чёт, нечет, чёт...
Почёт и слава
на кой нам чёрт!
Достался жребий -
считай, что чёт.
Достался жребий -
и будь счастлив,
хвали Фортуну
за то, что жив.
Чредой - чёт, нечет.
Твой жребий - чёт:
к счастливой встрече
судьба влечёт.
Умчатся вёсны,
листва спадёт.
А сосны? Сосны
мрачны весь год?
Покой и холод
ко всем чертям!
Да!
Солнце,
солнце
и солнце - нам!
Для тех, кто старым
остался юн,
и звон, и лепет,
и трепет струн.
"Я буду помнить
и жить весной,
я буду помнить
тебя иной."
А если нечет,
и ты - один,
и жизнь калечит
клеймом морщин,
не злись, не падай,
не будь угрюм,
не погружайся
в кошмары дум.
Достался жребий,
остался жив
хвали Фортуну...
Будь!
Будь счастлив!
НОЧНЫЕ ПОЕЗДА
Там где-то, там где-то
по россыпям сна
волшебно мерцает луна.
Там где-то, там где-то
в кустах ивняка
струится ночная река.
Там где-то, там где-то
огни городов
и судьбы бесчётных миров.
Там где-то, там где-то
покой и уют,
но только меня там не ждут,
Там кто-то, там кто-то
грустит в тишине,
но вряд ли грустит обо мне.
Куда-то, куда-то
влекут поезда,
куда-то, куда-то туда.
* * *
Ленинград ворожил
миллионом огней,
расплетал и сплетал
сотни огненных жил.
Вне его суеты
смуглый мир ворожей.
Ты спросил: жил ли ты.
Был ответ: нет, не жил.
Ты спешил, ты кружил
над скрещеньем дорог,
ты устал и продрог,
ты судьбу торопил,
никого не любил,
счастье видеть не мог.
Ты спокойные дни
мятежом погубил.
ЗАСТОЛЬНАЯ
Пусть о торжественных обедах,
о тостах, сказанных в Кремле,
так много сказано в газетах,
которых столько на столе.
А нам не нужно монументов,
корреспондентов из газет,
передовиц, картин и стендов,
да и притом про свой обед.
Съедая хлеб с тарелкой супа
и с чаем парочку конфет,
мы не подумаем, что скупо
устроен праздничный обед.
Ведь нам не нужно монументов,
корреспондентов из газет,
передовиц, картин и стендов,
и это всё про свой обед.
Быть может, нужно в самовары
подкинуть горсточку тепла,
чтоб под бренчание гитары
беседа дружно потекла...
Но нам не нужно монументов,
корреспондентов из газет,
передовиц, картин и стендов,
да и при том про свой обед!
ДЕТКАМ
Детки! Плохо взятки брать
и писать доносы.
Лучше девочек толкать
и таскать за косы!
_________________________________________________________________
ДЕСЯТЫЙ КЛАСС
_________________________________________________________________
* * *
Я желаю тебе тишины,
я желаю тебе созерцанья.
Пусть тебя не коснуться страданья
и щемящее чувство вины.
Пусть в наивные детские сны
не проникнут мятеж и желанья,
чтобы жизнь протекла без роптанья,
без надрывного плача струны.
Углубись в переливы и звоны,
в безмятежность уснувшей души.
Если можешь, стихи не пиши.
А когда и последние клёны
шёлк и бархат накинут на кроны,
свой прощальный огонь потуши.
* * *
Вдохновенье нас не холит,
от него под сердцем колет.
Покричишь стихотворенья -
вмиг дойдёшь до хрипа;
вместо жара вдохновенья
весь в жару от гриппа.
* * *
И страшно жить,
и страшно чувствовать,
всё, что понять, то не принять,
и на суде слепой толпы присутствовать,
увидеть линч святых и промолчать.
ЛЮБОВЬ МАТЕМАТИКА
Я - нашей дружбы слабое звено;
и если равенство неравенством предстанет,
и мне под радикалом суждено
торчать со знаком "минус" в наказанье,
я наказанье это не стерплю,
я весь уйду на область мнимых чисел,
со мнимыми людьми себя солью,
не помня вас, заоблачные выси.
Я - нашей дружбы слабое звено;
мне нужно контролировать поступки,
а нить бежит - жужжит веретено...
Всё в нашей жизни суетно и хрупко!
Обрежет Парка солнечную нить -
ненужный, слабый, злой и одинокий,
отринутый - я стану хоронить
в прошедшем дружбу, а в себе - упрёки.
Мой милый друг, хоть раз меня пойми;
к тебе карабкаюсь... О, если в жизни тинно!
над пошляками - мнимыми людьми -
возвысят нас духовные вершины,
о, если руки чистые твои
ты мне протянешь, этот мрак отпрянет,
рассветный гимн исполнят соловьи,
и так светло, так солнечно нам станет!
САФО
Изящная легенда;
утёс,
в Эгейском море лента
из кос,
и песни к северянам,
как вздох,
летят по барханам
эпох.
РАССВЕТНЫЕ БАРАБАНЫ
Ты слышишь, как бьют барабаны?!
В душе распустился цветок,
проснулись восточные страны,
проснулся, проснулся восток.
Движенье рукою - и кремень
исторгнул из кремня огонь,
и скачет на тёмную темень
рассвет - огнедышащий конь.
Не те барабаны-жандармы
грохочут про ханскую спесь.
Их рокоту юному в дар мы
приносим рассветную песнь.
Понятен шахтёрам и рикшам
тот рокот, взывающий к ним.
В нём реквием гордо погибшим,
в нём солнцу приветственный гимн.
В нём голос: "Смешайтесь, народы!
границы и страны - старо!",
протесты распятой свободы,
ликующий ритм "Болеро"!
* * *
Ни почёт, ни власть, ни любви туман -
им нужна из всей жизни толика,
им стакан вина да ещё стакан -
вот и вся мечта алкоголика.
Ни стакан вина, ни почёт, ни власть -
от житейских ран нет полезнее,
нет сильней лекарств, чем святая страсть -
голубой побег в мир поэзии.
Ни тирана спесь, ни уход в века
не страшат тебя, в стих влюблённого!
Лишь строка стиха да ещё строка -
вот и вся мечта вдохновлённого.
СТАРЫЙ ВОРОН
Барин-ворон, стар он, чёрен.
Думой чёрен, сердцем стар он.
Жить устал он, лгать устал он,
стал он смирен и покорен.
Каркнет: "Кровь сладка вампирам,
мрак и сырость любит крот,
истуканы правят миром,
раболепствует народ."
Каркнет; "Канут истуканы:
кровь красива, кровь красна;
поперхнутся над стаканом
грустно-красного вина."
Каркнет: "Рано, слишком рано
день погаснет, ночь придёт.
Мир не может без тирана,
без норы не может крот."
* * *
Кидала жизнь цветы на язвы
и, маршируя по цветам,
о чём-то светлом и прекрасном
и день, и ночь шептала нам.
И убаюканные лаской
среди ручьёв и пышных роз
мы шли пленительною сказкой
страной по-детски чистых грёз.
От синих рек прохладой вея,
гулял у замка ветерок;
для нас задумчивая фея
из васильков плела венок.
И вдруг проснулись мы от грома.
Из пушек по миру палят,
и мир нам чуждый, незнакомый,
и язвы прежние болят.
ВЕСЕННИЙ ЗОВ
Пришла
весна,
душа
ясна.
Нет слов!
О, сны!
В них зов
весны:
Проснись,
мой друг,
очнись
от вьюг.
Воскрес
и юн
твой лес -
колдун.
Над ним
тоска,
как дым,
легка.
И ясь
небес,
струясь
на лес,
шумит
в ветвях,
звенит
в ручьях:
Проснись,
мой друг,
очнись
от вьюг.
Среди
долин
броди
один,
в тиши
лесной
дыши
весной...
АЗБУКА МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ
"Вот тебе и вот тебе!", -
это А дубасит Б,
под которой на траве
распласталась буква В,
успевая драться с Г.
Г подумала: "Эге,
А - Б, Б - В и т.д.,
ну а мы займёмся Д.
Д, махая пресс-папье,
отнимает рубль у Е,
та твердит: "Моё! Моё!
Это отнято у Ё".
Ё на первом этаже
обрабатывает Ж.
Ж жужжит, мол, ой-ёй-ёй,
и пинает З ногой.
З прикрикнула на И:
"Ну-ка, длинная, вали!"
(Мол, от этакой свиньи
достаётся краткой И).
Краткая, но не кротка,
эта И колотит К.
К как кактус пустит в цель,
прямо в цель - в затылок Л.
Л, не зная кто и чем,
начинает драку с М,
ну а М, как джентльмен,
валит всю вину на Н.
Н кричит: "Послушай, но
здесь стояла буква О,
букву П избив за Р
ту, что в С плюёт теперь."
С сипит: "Кидали те."
Т колотит У, У - Т.
У вопит: "У-у-у! Это блеф!
Это Ф, конечно, Ф."
Ф хохочет: "Ха-ха-ха,
в Л - какая чепуха,
но чего таить греха,
я кидаюсь мелом в Х".
Получив синяк под глаз,
Х всю злость излила враз
так, что Ц слетела вниз,
Ч расквасив об карниз.
Ч сказала: "Тихо! Ша!
Хватит драться! Бейте Ш!"
Ш вскочила, трепеща,
и погналась вслед за Щ,
а избитый Ъ
встал с ворчаньем: "Ы - дур-р-рак,
впрочем все вы тут скоты:
Ь не мягче Ы,
ишь, дошёл до кулаков
треснул Э и был таков."
Э воскликнула: "Побью
возмутительную Ю."
"Успокойтесь, будет вам...
Передрались! Свинство! Срам!" -
устыдила буква Я.
Ю надулась: "Кто свинья?!"
Ю и прочие бьют Я.
Спета песенка моя.
Алфавит, как всякий класс,
класс, составленный из нас.
Ведь не все богатыри,
если в сумме 33,
и кому-то как на грех
достаётся больше всех.
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Ты эту мерзость вычитал из книг?
Ты думаешь, что стал умней от них?
Познай, обманутый! Их автор - пустота.
Башка ль была пуста, мошна ль была пуста,
а вышли книги, имя книгам - вздор,
их надо в инквизиторский костёр.
А книги те, которые не лгут,
ты не нашёл затем, что их и жгут.
* * *
И день, и ночь душа в чаду.
И сон, как явь, и явь, как сон.
И день, как ночь, и жизнь, как стон.
Огонь во льду, покой в аду.
Пиявкой мысль впилась в ночи,
но не кричи - усилишь боль.
Усталость въелась в жизнь, как моль.
Душа из дыр. Молчи, молчи.
С утра в ушах кошмарный звон
крикливых слов, вранья, вранья.
Собранье сов и воронья
спешит на праздник похорон.
Промчался день - как мал итог!
И ночь без сна. В бреду бреду,
бегу в тайгу... В каком году?
И вновь наплывы тех же строк.
И день, и ночь душа в чаду.
И сон, как явь, и явь, как сон.
И день, как ночь, и жизнь, как стон.
Огонь во льду, покой в аду.
* * *
Вы умчались, отзвенели...
И стекла с ресниц слеза,
а безжалостные ели
лапы тянут в небеса.
Не укрыться от испуга,
не укрыться от тоски.
Замела дороги вьюга.
Где вы, где вы, васильки?!
Я очнусь от странных песен,
перейду опять к труду...
Слой на слой ложится плесень,
как в заброшенном пруду.
БЕЛЫЕ КОРАБЛИ
Памяти близких по духу...
О, море грозное - молва!
В нём гаснут гордые слова,
и не помочь, когда вдали
бесшумно тонут корабли.
Пройдут печальные века -
услышат люди плач гудка.
Потомки в мире тех же плах
взгрустнут о белых кораблях.
Зачем ты бьёшь о борт, волна?!
Ведь жизнь одна, ведь жизнь одна.
Оплачь, оплачь в душе своей
крушенье белых кораблей.
ДЖОРДАНО БРУНО
Прошли года, пройдут года,
но этой славе не померкнуть.
Он доказал и навсегда,
что "сжечь не значит опровергнуть".
Так почему же до сих пор,
игрой костров тревожа время,
идёт с властями тот же спор
о той же самой теореме?!
СОВЕСТЬ
Памяти молния с болью промчалась,
вздрогнув, планета в тоске закачалась,
зашелестела трава у лица...
Жизни конец или смерть без конца!
ПЕСНЯ В БУРЮ
Дождей тревожная певучесть,
и гром, и град,
на языке сухая жгучесть,
в ушах раскат.
О, как волнуют эти звуки
меня во тьме!
И хочешь крикнуть в дикой муке:
"Мир не по мне!"
И пусть шепчу за мир молитвы,
вражде не рад,
но мне понятен голос битвы
и ты, солдат.
Бушует дух горящих зданий
в шелках знамён.
Ты жаждешь новых упований,
ты воспалён.
Струится кровь по руслу Стонца,
металл звенит,
слепая ярость кроманьонца
в тебе кипит.
И тех, взмолившихся о мире,
ты бьёшь штыком;
любого, кто в чужом мундире,
зовёшь врагом.
Но только мне иных врагами
дала судьба:
неравный бой веду веками
за честь раба.
Но только мне - иная участь:
залп с баррикад,
дождей тревожная певучесть,
и гром, и град.
БЕЛЯЙКА
И снова долина Беляйки,
и вновь ослепительный день!
В припойменных чащах лужайки,
тут вместе и солнце, и тень.
Сплетенье забытых тропинок,
кустарник целует струю...
И ты, как отшельник, как инок,
в заброшенном дивном краю.
Чуть слышно журча, по оврагу
к Беляйке сбегает ручей
и дарит ей чистую влагу -
подарок хрустальных ключей.
Чтоб в сказку попасть озорную
и скинуть заботу с плеча,
нагнись, почерпни, как живую,
студёную воду ключа,
и брызни в лицо, и со смехом
ладонью крапиву погладь.
Она волосками, как мехом,
ладони начнёт согревать.
А ели, как добрые старцы,
посмотрят из тёмных ветвей,
как ты на блестящие кварцы
ступаешь с котомкой своей.
БАРАТЫНСКИЙ
Он говорил: "Прощайте, музы,
отравлен я своей тоской,
усталый, я люблю покой -
не ваши огненные узы.
Я мог творить на зло болезням,
на зло обидам и пинкам,
но пустоты не передам
навек святому - песням."
НА ВОЗДУШНОМ КОРАБЛЕ
Мы на воздушном корабле,
и луч вечерний, луч последний
скользит, искрясь, по грани медной
и рассыпается во мгле.
Мы видим в пурпуре заката
кровавый смысл грядущих дней,
и смутно чудится расплата
за ветхий рай... Но вверх! Скорей!
Но выше, выше к Солнцу Жизни
на мощных крыльях корабля,
забыв о страждущей отчизне,
стремимся в синие поля.
А там - внизу - вдовой на тризне
рыдает тёмная земля.
И вот она устала плакать,
на грязный мир упала мгла,
и нескончаемая слякоть
в душе у каждого легла.
Сыны земли пропили душу
и сохранили только злость,
а смерть, как сторож, костью в кость
стучит, хрипя: "Я всё разрушу."
Мы вверх летим, но чёрной ночью
нам опуститься суждено.
Ты, счастье, шатко, ты не прочно,
и жизнь закинет нас на дно.
И вот тогда волшебным струнам
не заглушить кошмар войны...
А ты, земля, развеешь сны!
В крови, подобны диким гуннам,
затопчут нас твои сыны.
ПАМЯТНИК
- Кому здесь памятник такой?
- Безмерной глупости людской,
- Кто под плитою погребён?
- Бойцы враждующих племён.
БАЙРОНИЧЕСКОЕ
Все тайны неба мне известны;
и власть, и сила мне даны;
Вселенной блеск, Вселенной бездна
мне во владенье вручены.
Кругом молитвенное пенье,
кругом ряды склонённых лиц,
кругом встречаю преклоненье,
когда иду в огне зарниц.
Как пожелал вселенской славы,
просторы мрака осветил,
галактик хоры величаво
в бездонный хаос поместил.
Чего желать? Я - совершенство,
Умом и силой выше всех,
но нет душе моей блаженства,
но нет мне счастья и утех.
Мне во Вселенной всё постыло,
и пустота меня гнетёт.
Что мне любовь, и свет, и сила,
и власть, и вечность, и почёт?!
* * *
Не все Гомеры, кто забыты,
но чьи стихи еще звучат.
Не все Гомеры, кем открыты
в созвучьях атомный распад.
Искусство вечно, повсеместно.
Творить и верить значит жить.
И просто смертный может в песню
частицу вечности вложить.
ПРАЗДНИК
Чем этот день другой? Лишь тем,
что много пью и вкусно ем.
ПУСТЫРИ
Пустыри, пустыри,
я люблю вашу тишь и запущенность.
Вы - как поводыри
в нашу жизнь, одинокую в сущности.
Если мне хорошо.
значит, бреднями жизни не тронутый,
я иду там, где шёл
среди трав пустыря непрополотых.
И зачем, лопухи,
вы ушами печально качаете,
и, вздыхая с тоски,
мне разлуку навек предвещаете?
Жить мне, вечно спеша,
навсегда в омут жизни поверженным.
Станет чище душа,
и мне жизнь улыбнётся по-прежнему.
Но шуршат лопухи:
"зарастёшь, как и мы, новостройками,
и твои пустыри
заурядными станут помойками."
* * *
Кто скачет незримый на лёгком коне?
Кто льётся повсюду навстречу весне?
Кто вьётся, смеётся серебряным смехом,
в лесу отзовётся тоскующим эхом?
Играет, ласкает, летит, негодует,
чарует, колдует, звенит и волнует?
Откликнись, аукнись... Ко мне, милый друг!
Мы вместе помчимся в ликующий круг.
* * *
Убегают просторы... Забудь.
Поезд следует без остановок.
То, что было, не встретится снова.
То, что было, того не вернуть.
КОЛПАК
У него был несносный характер,
он не сжился ни с кем из людей,
не сдружился ни с кем из друзей.
Оставалось беситься и плакать,
становиться несносней и злей.
Одинокий, он думал и думал,
в шутовской обрядился колпак,
и, весёлый беспечный чудак,
появился на празднике юных,
танцевал и шутил под гопак.
Колпаку повезло - понимают,
но артисту опять не везёт,
и друзьям он колпак отдаёт.
Пусть они с колпаком поиграют,
он один эту жизнь проживёт.
* * *
Красные листья рябины.
Красные гроздья рябины.
Жёлтые клёны.
Красные клёны.
По небу тучи скользят.
Как не хватает камина!
Был бы - сидел у камина,
И изумлённо
слушал, как сонно
капли в листве шелестят.
* * *
Смирись, мой друг! Закон извечный,
о нём забудешь - пропадёшь:
ты сердце людям отдаёшь,
и говорят, что бессердечный.
ЭКСКУРСИЯ В АД
Я спускался в ад
посмотреть не жарко ль.
Черти говорят,
что людей им жалко.
Я спустился в ад...
Ладно, будь что будет.
Черти говорят:
"Ох, уж эти люди!
Деньги заимеют -
пьянствуют, толстеют,
хрюкают, свиняшки...
Глянь, какие ряжки!"
Я спускался в ад
(чёрт экскурсоводом),
мне и говорят:
"Поглядим природу"
Я спустился в ад -
банки да объедки.
"Тут, - мне говорят,
- жили ваши предки."
А кругом ошмётки,
тара из-под водки,
брошенные стройки,
свалки да помойки.
Я спускался в ад
ветреным туристом.
Черти говорят:
"В этом много риска."
Я спустился в ад,
в дымный, в бесшабашный.
Черти говорят:
"Даже нам здесь страшно".
Видишь экспонаты,
это - бюрократы,
каждый третий - шкура,
крупная фигура."
После мне до смерти
стало жаль чертей.
Ну и влипли черти
с должностью своей!
ПЕСНЯ ЛИХАЧА КУДРЯВИЧА ИЗ ПТУ
Бей их, гадов! Так их мать!
Пойду по свету гулять,
пойду ножечки точить,
уму-разуму учить,
каждому очкарику
вешать по фонарику.
Я - не детка, а не детка,
до свиданья, восьмилетка.
Сосуночки подросли,
в математики пошли,
в гады записались,
ишь, позазнавались!
Навещу десятилетку,
сотворю из них котлетку.
Жид зубами дорожит,
меня встретит - задрожит.
ПЕСНЯ ИЗГНАННИКА
Селенья родные, прощайте навеки,
греческий берег, прощай!
В море погибну, умру на чужбине,
но не вернусь в этот край.
Как меня встретит берег фракийский?
Как встретят фракийцы меня?
Вздёрнут на копья, гостем усадят,
дадут мне копьё и коня?"
Биться я стану за диких фракийцев,
биться фракийским копьём.
Щит ли я брошу, в поле останусь
или вернусь со щитом?
Угли остынут, очаг опустеет,
умру я в чужой стороне.
Исчезну бесследно, исчезну бесславно
иль вспомнишь хоть ты обо мне?
СТАРИННАЯ ПЕСЕНКА О ЧУДАКЕ
1
Наш белый свет - кромешный мрак,
но жил да был один чудак;
хотела жизнь наверняка
заставить плакать чудака,
а он, увы, не унывал
насвистывал да напевал:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
И нет ни слуг,
ни королей
в том солнечном краю,
Там каждый - друг,
в кругу друзей
счастлив я и пою.
2
Наивный, робкий и простой,
он с юных лет был сиротой,
и, безрассудный ротозей,
он растерял своих друзей,
любовь и юность прозевал,
но не грустил, не унывал:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
С тобой иду,
любим, влюблён,
и солнце светит нам,
и сад в цвету,
и в розах он,
и мы идём к друзьям.
3
Король к народу выходил,
а он поклон отдать забыл,
и вот тюрьма, в ней мрак и тьма,
и люди сходят в ней с ума,
а он беспечно хлеб жуёт,
насвистывает да поёт:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
Там нет вельмож
и королей
и даже тюрем нет.
Там снег и дождь,
там ширь полей
и каждый день - рассвет!
4
Под старость лет на белый свет
был как-то выпущен "поэт",
но нет ни дома, ни двора,
над ним смеётся детвора,
а он рассеянно глядит
и ту же песенку свистит:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
Пусть на яву
летят года
с печальной сединой,
я там живу,
я там всегда,
как прежде, молодой.
КАМАРИНСКАЯ
На административный разгром
Второй математической школы
в 1970-1971 годах
Возле школ математических
в модных клёшах и спьяна
из веков доисторических
из домов психиатрических
ошивается шпана.
Что ни полдень, то событие.
Кодлы сеют в школе страх.
Свисты, визги, матом крытие...
Эх! На славу мордобитие -
русской удали размах!
Знать, душа наружу просится,
к роже просится кастет,
в атмосфере ругань носится,
хрустнет, треснет переносица,
зуб о сталь - и зуба нет.
"Как я встречусь с математиком,
пусть полезет на рожон,
а потом со старшим братиком
звезданём да взгреем матиком,
чтоб не думал, что умён.
Дали б волю - не подумавши,
все бы школы я закрыл,
на ладони разик плюнувши,
соплякам в хлебальник сунувши,
по иному б их учил,
Хa! Очкарикам фонарики
за бесплатно бы раздать,
повправлять бы, к чёрту, шарики,
чтобы вспомнили, сударики,
про свою родную мать!"
* * *
Мой милый друг, мой сон, дитя востока!
Тебя сумел в самом себе найти.
Ты где-то там не близко, не далёко -
семь тысяч лет, семь тысяч вёрст пути.
Ковыль-трава седеющих курганов
и день, и ночь мне шепчет о тебе.
Среди песков, прославивших Моргану,
дворцы твои в мерцающей резьбе.
И день, и ночь, светясь тревожной силой,
скачу к тебе во сне-и наяву,
скачу к тебе, к своей отчизне милой
в неясный сон, в родную синеву.
МЕСЯЦ
Тёмные громады блочных корпусов,
трубы и деревья, дальний стук шагов,
"Волги" и "Фиаты", где-то мат пьянчужки
у закрытой на ночь маленькой пивнушки,
и нелепо как-то месяц над Москвой
проплывает, залит сказочной тоской.
Бледный тихий странник, он в XX веке
более подобен нищему-калеке.
Вот он перерезан стрелами антенн
и коснулся рогом молчаливых стен,
вот ушёл без шума, позабытый, старый...
Тишина... лишь где-то тихий звон гитары.
* * *
Он проснулся, потянулся,
сладко-сладко улыбнулся,
на другой улёгся бок.
Продолжается урок.
* * *
Ио-хо-хо!
И откидываешь прочитанный учебник,
как труп побеждённого врага.
АРХИЛОХ
Кому продать моё копьё?
Моя рука крепка,
копьё летит и метко бьёт
врага издалека.
Не платят тем, кто отверзал
пророчески уста.
Я людям правду рассказал,
да вот мошна пуста.
Когда б я раньше был умён,
я б сеял и пахал,
мне б слух ласкал не шум знамён,
а шелест опахал.
Устав от будничных трудов,
я мог бы петь в тиши.
Никто б не сдёргивал покров,
не лез бы вглубь души.
Но песням я отдался весь,
я гимны пел богам,
а боги отвернулись днесь...
Далёк Дельфийский храм!
И вот сейчас для всех открыт,
я вынужден служить.
Мне ложь и сухость - верный щит,
но чем-то надо жить.
Кому продать мое копьё,
моя рука крепка,
копьё летит и метко бьёт
врага издалека.
* * *
Несчастный! Всё в мире познав,
он стал, словно Манфред, томиться,
Счастливец! Он мог позабыться
в тревогах бесплодной борьбы.
ПЕСНЯ ЛИКУЮЩЕГО БОГА
Вот мой солнечный трон,
подо мной - Геликон.
Я рождён.
Я рождён.
Я рождён.
И в счастливом краю
взял я лиру мою.
И пою.
И пою.
И пою.
Всё могу. Всё хочу,
Я подобен лучу.
Я лечу.
Я лечу.
Я лечу.
Где-то враг мой ползёт,
но стрела запоёт.
Запоёт.
Запоёт.
Запоёт.
Вот я змея настиг,
страшен змею мой крик.
Я велик.
Я велик.
Я велик.
И в счастливом краю
взял я лиру мою.
И пою,
И пою,
И пою.
СОСЕДУ ПО ПАРТЕ
Миха - мальчик махонький,
что ни скажешь Михоньке -
хиханьки да хаханьки,
хаханьки да хихоньки.
ЕМУ ЖЕ
У Мишки
Щеглакова
умишки
никакого.
ПЛОВЕЦ
(Баллада в старинном стиле,
написанная в лето окончания школы)
Море бьётся, море стонет;
и по скатам чёрных волн
бурный ветер с воем гонит
одинокий утлый чёлн.
Лунный серп в прорывы тучи
смотрит взглядом мертвеца,
и стоят поодаль кручи,
словно смотрят на пловца.
Унесён ли в море шквалом
растерявшийся пловец
и крутимый каждым валом
ожидает свой конец?
Или был застигнут в море
разыгравшейся волной
и погибнет на просторе
в бездне моря роковой?
А по берегу, как птицы.
трое всадников летят;
и заметно при зарнице,
как за ним они следят.
Хлещет ливень, хлещет косо,
мрак и скалы на пути...
Но глядят они с утёса
и хотят его спасти.
Но куда гребёт он страстно!?
В море! В даль, где смерть сама!
Так и есть, пловец несчастный
в этот миг сошёл с ума...
Или, может, на просторе
заблудился: всюду тьма.
А за ним вдали над морем
возвышается тюрьма.