Страницы авторов "Тёмного леса".
Пишите нам! temnyjles@narod.ru
Л А Ф А Н С К И Е С Т И Х И И П Р О З А
В пустыне мирской,
изнывая от жажды духовной
и устали грешной,
с покаянием на устах
к источнику вечному
мысли, мечты, вдохновенья -
Великому Дивану
припадаю
_________________________________________________________________
ЭРВЕЭСИАДА
_________________________________________________________________
ПРОЛОГ
Муза! Навей мне стихи золотые о канувшем прошлом,
спой мне о войнах стефанцев священных с народом, живущим
на невеликом лесистом участке у брега лазурной
тихой Москва-реки, воды струящей на благо стефанцам
славным и прочим народам беспечным и миролюбивым.
Эти народы сражаться любили, но крови сражений
вряд ли и видел кто. Разве что сам себе воин нечаянно
белую кожу царапал об острые сучья, которых
много в том солнечном крае от века повсюду имелось.
Муза! Позволь мне пред тем, как начать песнопенья о битве,
порассказать кое-что о себе как о барде лафанском.
Рано я начал внимать песнопеньям и пробовать силу
в дивном искусстве слагать полнозвучные песни о мире.
Часто тянуло меня к грандиозным эпическим песням.
Брался творить я, но, Муза, ты мне изменяла жестоко,
думая дух мой сломить, и почти что сломила, но к счастью
я в мелочах победил твой несносный характер и начал
стихотворенья-малютки сплетать, чтоб вы тешились ими.
Ныне же пробую из лоскутков разношерстных сплести я
маленький эпос на радость лафанцам, а может на горе.
Что лоскуткам тем пылиться по старым тетрадям без толку?!
Много забыто с тех пор, и о многом не точно, быть может,
сказано будет в стихах. Например, я не знаю и года
этих событий, не помню какою по счёту средь многих
данная битва стефанцев была. И покаюсь лафанцам,
кое-что я приукрасил. Ведь песен не пели стефанцы,
кроме того не умели вставать вместе с утренним солнцем.
Всё же о многом правдиво поведано в песне нехитрой.
Ныне я хворый, и лучшее время для песен лафанских
я не потрачу бесплодно, как долгие годы потратил,
Муза! Навей мне стихи золотые о битве стефанской!
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ. НАКАНУНЕ.
Уж к западу солнце склонилось.
померкло сиянье небес,
задумался сумрачный лес,
и тьма между веток сгустилась.
Шоссе уходило в сторонку,
сосновых ветвей купола
смыкались, и синяя мгла
стремилась за светом вдогонку.
Как витязи, стройные ели,
надев золочёный наряд,
верхи окунали в закат
и слушали грустные трели.
На мшистом участке под вечер
от нечего делать у пня
я шишки пулял, чтоб, как свечи,
зажглись они в зареве дня.
Ракетка, пружиня, звенела,
и шишка летела послом
на небо, где ярко горела
на солнце прощальным огнём.
А тут случилось, что Евгений
своей дорогой проезжал.
Он в это время ополченье
на ратный подвиг снаряжал.
Увидев интеллектуала,
он, не стесняяся нимало,
остановил велосипед
и крякнул так: "Привет, сосед!
Давно, как прибыл в наш посёлок,
пуляешь шишки выше ёлок,
а с нами как-то не того.
Я для искусства твоего
найду, что надо, примененье.
Вступай-ка в наше ополченье."
"Война! Война! Прощай, Сиана! -
в душе поэта пронеслось, -
я должен буду утром рано
воспеть и кровь, и битвы злость!"
Да, нет, друзья. Вся суть не в этом.
Ведь не был я тогда "поэтом".
А суть я чуть не позабыл -
ведь я в Стефанию вступил!
ПЕСНЬ ВТОРАЯ. УТРО.
Распустился день, как цветок лесной,
как росток весной;
улыбнулся день светом солнечным,
светом радостным.
Ветер по лесу дунул весело,
закачал траву, потрепал листву,
по росе пошёл переливами.
И проснулся лес, улыбнулся лес.
И по сосенкам, и по ёлочкам
заиграл огнём лучик розовый.
Да... Утро - это дивная пора.
Безлюдно. Спит Николина Гора.
Работники искусства и науки
не прочь поспать. Их дети или внуки,
отхулиганив ночью, тоже спят...
И весь посёлок тихим сном объят,
и лишь, спросонья глядя в мирный лес,
зарядкой занят дружно РВС.
И вдруг - содом,
с неба гром.
Идут - земля колышется,
движется,
песня слышится.
"Ну-ка, други, дружно грянем,
запоём её, затянем!
Эх! Давай, не унывай,
громче войску подпевай.
Как Мальбрук в поход собрался,
как Евгений снаряжался,
месяц армию готовил,
в адрес вражеский злословил,
собирал в поход мальчишек,
набирал по лесу шишек,
шишки складывал в карманы,
в голове готовил планы
и чинил велосипед,
предвкушая гром побед.
Ну-ка, други, дружно грянем,
запоём её, затянем!
Эх! Давай, не унывай,
громче войску подпевай.
Как сошли с велосипедов,
сразу празднуя победу,
сразу криком всё отметя,
Женя, Игорь, Лёша, Петя,
Юра, Саша да Ильюша
и пошли, круша и руша,
да на радостях запели
небу, утру, лету, елям,
как не знал в боях испуг
их предшественник - Мальбрук."
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ. ОСАДА САДА.
Как увидели эрвеэсовцы
войско славное, войско храброе,
испугалися, укрывалися
за воротами, за засовами.
Подходило тут прямо с севера
войско славное, войско храброе,
поднимало крик оглушительный,
принимало вид победительный.
Но замялося, но смутилося,
как увидело за засовами,
за воротами за дубовыми
три поленницы дров увесистых.
А как свистнули да по воздуху,
а как треснули да по храброму,
по стефанскому войску славному
шесть дубиночек из поленницы,
всколыхнулося войско храброе,
отшатнулося войско славное,
да как тягу даст - только свист в ушах,
только визг кругом, только пыль столбом.
Отдышалося войско храброе,
и сказал Илья буй-Романович:
"А не вдарить нам с края южного?
Что стефаничам под дубины лезть?"
И ответило войско храброе:
"И хитёр же ты, буй-Романович!
Лучше вдарить нам с края южного!
Что стефаничам под дубины лезть!"
И пошло в обход войско храброе,
и пошло кругом войско славное.
А тем временем эрвеэсовцы
перезаперли все калиточки.
Вновь увидели эрвеэсовцы
войско славное, войско храброе;
испугалися, запасалися
кто-то камешком, кто-то шишечкой.
Начинало тут войско храброе
с края южного штурмовать забор.
Но как кинули эрвеэсовцы
кто-то камешком, кто-то шишечкой -
всколыхнулося войско храброе,
отшатнулося войско славное
да как тягу даст - только свист в ушах,
только визг кругом, только пыль столбом.
Отдышалося войско храброе,
и вещал певец в стане воинском:
"Хватит в битву лезть, не подумавши,
хватит биться лбом, грянем с запада!"
И ответило войско храброе:
"И хитёр же ты, молодой певец!
Хватит в битву лезть, не подумавши!
Хватит биться лбом - в этом правда есть,
Только с запада к эрвеэсовцам
лучше сам ты грянь через пышен сад,
через пышен сад многояблочный,
коли хитростью наделён ты так."
И ответствовал молодой певец:
"Зря вы молвили слово дерзкое,
слово дерзкое, несуразное.
Проведу я вас через пышен сад."
И пошли в обход буй-стефаничи,
и провёл их всех молодой певец
через пышен сад, в коем сам он жил;
но сложу о том песню новую.
ПЕСНЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ПОБЕДА.
Не прервал бы рассказ в самом радостном месте я,
если б лирик и эпик во мне не подралися,
но подрались они, и победа за лириком.
Так уж дам ему слово - пускай наболтается:
"Что ты, эпик, тут глупости порешь махровые,
искажаешь историю славной Стефании,
занижаешь заслугу Евгения Первого!
Сам Евгений повёл своё войско стефанское
через яблочный сад. Да и где это видано,
чтобы слушали армии бардов каких-либо.
Забываешь, зачем ты и принят в Стефанию,
громкий эпик, пуляющий шишки ракеткою.
Ты бы так и сказал, откровенно сознался бы,
что не смог президента Стефании первого
описать этим ритмом лафанским классическим,
коим сложена Жёлтым "Былина" лафанская.
А теперь - продолжай да старайся поменее
растекаться по дереву белкою, по лесу -
волком серым, и сизым орлом - выше облака."
Как входило в сад войско славное,
начинало рвать красны яблочки,
начинало есть сладки яблочки
и кидать от них кочерыжечки,
так увидели это жители,
не понравилось это жителям,
и пошли на них эти жители
и дошли б до них эти жители,
если б жителей появление
не заметили буй-стефаничи,
но заметили буй-стефаничи
и вселилось в них много храбрости.
И пошли они через пышен сад,
через пышен сад к эрвеэсовцам,
и прошли они все в калиточку,
все в калиточку к эрвеэсовцам.
Увидали их эрвеэсовцы,
изумилися эрвеэсовцы.
А стефанское войско славное
песню грянуло громогласную.
Эрвеэсовец, сдавайся!
В плен иди. молокосос!
Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый росс!
Открывайся, отмыкайся!
Мы не шутим, а всерьёз!
Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый росс!
Если хочешь, отбивайся,
но получишь в глаз и в нос!
Гром победы, раздавайся!
Веселися, храбрый росс!
ПЕСНЬ ПЯТАЯ. ЗАПАСНОЙ ПОЛК.
Вдруг земля эрвеэсовцев качнулася,
словно в недра аидовы ужасные,
грохоча, кверху дном перевернулася!
У стефаничей померкли взоры ясные.
То не ветер-Борей свирепо-дышащий
гром на землю метнул зло-громыхающий -
это голос судьбы, мольбы не слышащей,
никого в этом мире не прощающей.
Не Афина Паллада совоокая
потрясла громоносною эгидою,
то Алиса Максимовна жестокая
выступает карающей Фемидою.
Я смутно помню этот миг,
когда всевышней силы лик
холодным ужасом сковал.
Что будет с войском, я не знал
да и покаюсь со стыдом -
не думал в ужасе о том.
Я бросил в поле верный щит
(и до сих пор он там лежит),
а сам махнул через забор
и мчался в лес во весь опор.
Вот наконец в глуши лесов
средь райских птичьих голосов
я, обессиленный, упал
и долго, кажется, лежал...
Но что скитанья беглеца,
щит обронившего бойца?
Потом я с радостью узнал,
что не один я так бежал,
что все осталися в живых,
и я от радости для них
решил сложить сей скромный сказ.
Жаль, что конец ему сейчас.
ЭПИЛОГ
Муза! Спасибо тебе за стихи золотые о прошлом!
Спела ты славно о войнах стефанцев с народом живущим
на невеликом лесистом участке у брега лазурной
тихой Москва-реки, воды струящей на благо стефанцам
славным и прочим народам, воспетым тобою так дивно.
Ныне лафанцам спасибо за то, что решили прослушать
песни лафанского барда, почти не зевая с досады.
Много воды с этих пор утекло как в Москва-реке тихой,
так и в шумящей, бунтующей, пенистой Истре-болтушке.
Солнце не раз от востока на запад свой путь совершило,
год не один улетел с этих пор за моря да за горы.
Стали не теми стефанцы, но лучшее всё, что в них было,
всё сохранилось в лафанском народе и ныне прекрасном.
Худшее всё - то осталось в стефанцах, живущих сегодня.
Дикая зависть и чёрная злоба их гложут ночами.
Злятся они, что лишь часть их лафанцами вольными стала,
что покорились Алисе Максимовне игодержавной.
Кончил я песню! Ликуйте, лафанцы!
_________________________________________________________________
Л А ф А Н И Я
ОДА ЭПИЧЕСКАЯ В ДВЕНАДЦАТИ ПЕСНЯХ,
ИЗ КОИХ ДВЕ ВСЁ-ТАКИ БЫЛИ НАПИСАНЫ
_________________________________________________________________
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ,
ВО КОЕЙ ПОВЕСТВУЕТСЯ О СТЕФАНСКОЙ ЭРЕ
I
Приемлю авторучку, мной забвенну,
отру с нея чернильну грязь и пыль
и ныне воскрешу стихами бренну
лафанския страны роскошну быль.
Почто умолкла песнь недавней славы,
когда деянья зрели величавы
сыны земли лафанския святой
и по крапиве шли, что исполины,
по топям, утопая в хлябь трясины
и восставая с дебрями на бой?
II
Почто не слышим славы сих походов,
когда лафанцы маршем по лесам
почти до пышных солнечных заходов
ступали вдаль, дивуяся красам?
Когда, пройдя поля, леса, поляны,
на брег крутой мятущейся Беляны*
они всходили гордыя стопой,
простой обед без пышностей вкушали,
струи журчаньем слух свой услаждали
и обретали радость и покой?
III
А где восторг? Где чувство буйной битвы,
по жилам огнь и крик на страх врагам,
и тот пекинец, шепчущий молитвы
его укрывшим низеньким кустам?
И, наконец, где шахматны турниры,
о коих петь моей не хватит лиры?
Потщусь же ныне, музы жалкий раб,
воспеть без хитростей иных заокеанских
теченье дней, полёт часов лафанских,
и да не будет стих мой сух и слаб.
IV
Начну с того, как превелик Романов
(когда и где не поминаю днесь)
явише в свет первейшим из стефанов
и зародише был стефаном весь.
"Стефан явише!" - слово акушера;
зело великой в нём вспылала вера,
что президентом порожденцу быть,
лишь только он Стефанию велику
провозгласил, предавшись зычну крику,
как по его словам о том судить.
V
Ура! Вскричите, взрадуйтесь, лафанцы!
В Никологорском девственном краю,
где жили грубиянцы-хулиганцы,
я днесь культурную Стефанию пою.
Пускай она над речкой Чуркой бурной
была в те дни и не зело культурной,
но президентом возведенна сим
сравнится ли республика любая
с племёнами столь девственного края
и с бытом их общинно-родовым?!*
VI
Был дивен край стефанского народа:
бескрайние леса, поля вдали,
и высилась гора до небосвода,
под оною таинственно текли
Москвы-реки прозрачны тихи лимфы,
во коих лепны иностранны нимфы*
резвились и плескались той порой;
вблизи, журча по Чуркину оврагу*,
малютка-Чурка ледяную влагу
Москве-реке дарила под горой.
VII
И в том краю, где лишь дикарь-пекинец*
в набедренной повязке и с копьём
носился средь капустниц и крушинниц,
Евгений Первый начал жить и в нём
творить дела столь важные для мира,
что их воспеть едва ли сможет лира.
Собрав зело внушительную рать,
повёл колонизацию Евгений,
стал расширять простор своих владений,
добром и злом народы покорять.
VIII
Он шёл к вождям, их чести удостоя,
и о республике им говорил;
и шли они в Стефанию без боя.
И лишь пекинцев он не покорил.
Вставал Великий Пека* ранним утром
и оттого был в мире самым мудрым,
и понял он: необходим прогресс,
тогда стефанское минуем бремя.
И потому своё родное племя
назвал республикою РВС.*
IX
Вструбите трубы славу велигласно!
Взыграйте, лиры, тую на струнах!
Лишь токмо вознеслась денница красно,
как отразилась в пышных знаменах.
Каким делам свидетель днесь природа?
Куда текут сии толпы народа?
На РВС Стефания войной
идёт под грохот бурных барабанов.
Рассеялась гряда ночных туманов,
приоткрывая дол, где грянет бой.
X
Так началась одна из многих войн
Стефании Великой с РВС.
То с луком пробегал пекинец-воин,
победным кличем оглашая лес,
то, быстрые зиждители победы,
стефанские неслись велосипеды,
и, претворяя грады в пыль и прах,
производя вселенские кошмары,
стефанские ракетные удары*
вселяли во врагов священный страх.
XI
Всё, что воспето в "Эрвеэсиаде"*,
не буду днесь повторно воспевать,
понеже, возглаголю правды ради,
повторно не пришлось бы вам зевать.
Напомню лишь, что фениксом из пепла
из битв Стефания рождалась, крепла
и вновь вела войска на РВС.
Ну так трубите, трубы, величаву
Стефании былой былую славу,
переполняйте громом "Тёмный лес".*
XII
Почто пою стефанцам дифирамбы?
Меня стефанцем могут обозвать...
Но я клянусь: отныне эти ямбы
одних лафанцев станут воспевать!
Всё тленно в мире, час триумфа краток.
Я опишу Стефании упадок,
как президентская пустая спесь
Стефании величье погубила,
как новая явилась в мире сила...
Об этом я сложу вторую песнь.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ,
ВО КОЕЙ ПОВЕСТВУЕТСЯ О НАЧАЛЕ ЛАфАНСКОЙ ЭРЫ
I
О, вы, великомудрые! Восплюйте
на то, чем институт морочит вас;
возлейте в кубки чай и возликуйте,
восслышав мой бесхитростный рассказ.
А я свой взор в минувшее направлю,
Илью и крах Стефании восславлю,
восславлю век, и год, и месяц тот,
когда никологорские народы,
воспрянув под знамёнами свободы,
низвергнули обжирцев и господ.
II
О, что я зрю! Отчизна, отягченна
невыносимым бременем цепей,
лежит у ног его, а он надменно
великий глум содеивает с ней,
и, превзошед всех греческих тиранов,
её гнетёт. Ведь это он, Романов,
престиж её воздвигнул до высот!
А ныне стон течет рекою слезной,
и под его десницею железной,
задавлен, задыхается народ!
III
Я вижу: растянувшись цепью длинной,
по топям сквозь крапиву и бурьян
идёт за драгоценной белой глиной*
Аксиньинским болотом караван.
Сначала раб измученный шагает
и путь в крапиве палкой прорубает,
а сзади, озирая божий мир,
Евгений Первый шествует в почёте,
задумав на Аксиньинском болоте
воздвигнуть бело-глиняный кумир.*
IV
Он во главе, хотя шагает сзади;
ему в крапиве выбита тропа,
и если плохо - тысячи проклятий
обрушатся на голову раба.
Он во главе: чуть что, и жди расплаты,
лишь комары и мухи - демократы,
собой рискуя, кровь тирана пьют.
Но тут: "Малина!" - раб взывает зычно,
и президент вперёд бежит и лично
съедает всё, что есть, за пять минут.
V
Но трепещи! Не вечно с наших градов
тебе взимать обильнейшую дань
и к яблокам из наших вертоградов
протягивать гребущу жадну длань.
Уже ползёт шипящий аспид - смута...
Тиран! Ты правишь миром, но минута,
и нет тебя. Любой удельный князь
мечтает сделать свой удел отдельным,
ну а тебя в неистовстве бесцельном
под крик "Ура!" вогнать по шею в грязь.
VI
Но днесь престану петь высоким стилем,
понеже в оном скуки много есть
и неизвестно к сказкам или к былям
сие творенье громкое причесть.
И потому, напомнив о тиране,
скажу о том, что было годом ране
в губерниях стефанских и краях,
поведаю о малых государствах,
об их делах, победах и мытарствах,
о мудрых основателях-князьях.
VII
"Приди, о ты, могущественный гений!
Сними с рамён отчизны бремена!
Мы стонем от стефанских притеснений,
нам Новая Стефания нужна".
Пою тебя, Илья-градостроитель,
великий вождь народов и учитель.
"Приди!" - взывали мы, и ты пришёл,
разбил оковы, мирному народу
вернул давно желанную свободу
и Новую Стефанию возвёл.
VIII
А твоему примеру, многославный,
последовал другой великий князь*,
и Лавритания, союзник равный,
к своей грядущей славе вознеслась.
А ты, тиран, оставь свои коварства!
Встают за государством государства,
встают, растут быстрее, чем грибы.
Промчится год, и расползётся ересь,
взойдут Икар, Дом Ра, Юнона, Нерис...*
Твой пробил час! Не избежать судьбы!
IX
Торжественно уходят в небо сосны,
враждебный мир глядит из-под бровей,
звенят пекинцев стрелы смертоносны,
и свой тиран грозит стране своей.
И это жизнь! - ну что же, принимаю
и вопреки бедам благословляю
и не молю избавить от невзгод,
но только ниспошли, творец, нам друга,
чтоб не смела с лица земли нас вьюга,
а там о шпагу шпага - и вперёд!
X
Велосипеды мчались у конторы,
и молвил слово лавританский князь*,
чтоб Новая Стефания в те поры
в знак мира с Лавританией слилась.
Замедлили свой бег велосипеды,
и возгласил Илья-спаситель: "Беды
поможет побеждать нам сей союз.
Да будешь ты, Ла-фания, великой!
Да отвратишь удар судьбы столикой -
и глад, и мор, и стон, и смерть, и трус!"
XI
Внимай, Вселенна! Се - слова пророка,
кой светлый день в грядущих днях узрел,
но днесь не стану петь его до срока,
не стану исчислять великих дел.
Ещё лафанцы волю не диктуют
и вместе со стефанцами воюют
с индейским государством РВС,
ещё лафанцы и темны, и дики,
в искусствах и науках не велики
и в шахматах не делают чудес.
XII
Но вот поля пшеничны опустели;
патриотизм на время позабыв,
к заморским странам птицы отлетели,
из неба прокурлыкав свой призыв.
Во льды речные воды остудились,
из туч пушисты перья опустились,
запели вьюги, навевая сны...
Кочевники-лафанцы в знак печали
в квартиры зимни перекочевали,
и мир уснул до новыя весны.
ПРИМЕЧАНИЯ К ПОЭМЕ "ЛАФАНИЯ"
1. Беляна - священная река лафанского народа, правый
приток Истры.
2. "... с бытом их общинно-родовым" - граждане первых
никологорских государств часто были родственниками,
жившими на одном дачном участке.
3. "... иностранны нимфы" - вблизи Николиной Горы был
дипломатический пляж.
4. Чуркин овраг - то же, что Чёрный овраг, спуск к
р.Москве от дачи Прокофьева. Чурка - легендарный
разбойник, живший здесь и грабивший суда на р.Москве
между Звенигородом и Москвой.
5. Пекинцы - никологорское племя во главе с Пекой Шеба-
линым. Пекинцы одевались в полотенце, обмотанное
вокруг плавок.
6. РВС. Истинное значение этих букв лафанской наукой не
установлено (предположительно - Республика Голубой
Звезды, франц.). Стефанцы расшифровывали: Республика
Водки и Самогона.
7. "Стефанские ракетные удары" - пуляние сосновых шишек
бадминтонными ракетками.
8. "Эрвеэсиада" - героический эпос о войне Стефании с
РВС.
9. "Тёмный лес" - лафанский национальный журнал.
10. Драгоценная белая глина - болотная глина беловатого
цвета, по одной из версий - сапропелит.
11. Бело-глиняный кумир - памятник покорителю Аксиньинс-
кого болота Романову Первому на велосипеде (осущест-
влён не был).
12. "Другой великий князь" - Алексей Меллер.
13. Перечисляются малые никологорские государства, мно-
гие из которых назывались именами астероидов (Стефа-
ния - тоже астероид).
14. Лавританский князь - Алексей Меллер.
СЛОВАРЬ УСТАРЕВШИХ ЦЕРКОВНО-ЛАФАНСКИХ СЛОВ
Аспид - змея
Бремена - тяготы
Велигласно - громко
Вертоград - сад
Глад - голод
Глум - издёвка, глумление
Денница - утренняя заря
Десница - правая рука
Длань - ладонь
Днесь - ныне
Зело - очень
Зиждитель - создатель
Кумир - статуя, памятник
Лимфы - воды
Mop - эпидемия
Мытарства - страдания, лишения
Обжирцы - обжоры
Понеже - поскольку
Престать - перестать
Рамена - плечи
Токмо - только
Трус - стихийное бедствие
Тую - ту
_________________________________________________________________
ПРОЗА
_________________________________________________________________
ЧЁРНАЯ КОШКА
(исторический рассказ)
Это случилось тёплым летним вечером накануне войны
Лафании со Стефанией. Два лафанца, медленно разъезжая
на велосипедах, спорили об исходе завтрашней битвы.
Тем временем стемнело, и они, увлекшись интересным
разговором, часто натыкались друг на друга.
Вдруг один из них резко затормозил, другой не смог
затормозить столь же резко, но, налетевши на первого,
тоже остановился.
Дорогу важно переходила большая чёрная кошка...
Друзья не были суеверны, но перед битвой они пред-
почли соблюсти осторожность и стали ждать, расположив-
шись по краям дороги.
В конце аллеи кто-то появился, но заметив две тени у
дороги, почему-то изменил направление. Минут десять ни-
кого не было.
Вдруг послышались уверенные шаги. Длинная тень, ши-
роко расставляя ноги, приближалась. Вот она заметила
засаду по краям дороги, и шаги на какое-то мгновение
замедлились, но сразу же выровнялись...
Ура! Путь свободен! Чёрная кошка не страшна лафан-
цам.
Человек поравнялся с лафанцами, и лунный луч, вне-
запно пробившись сквозь тучу, осветил лицо президента
Стефании...
1969
Л А Ф А Н С К И Е Р А С С К А З И К И
подражание Даниилу Хармсу
СОБЫТИЕ
На днях один лафанец зашёл к другому лафанцу. Поси-
дев там два часа, он ушёл. Вот собственно и всё.
РАССКАЗ
Один лафанец купил себе штаны за 225 рублей, а потом
узнал, что они стоят 180. Он так огорчился, что не стал
их носить. Вот и всё.
Расскажу лучше о другом лафанце. Другой лафанец слу-
шал приёмник у третьего лафанца. Обычно он слушает при-
ёмник у себя дома. Больше ничего о нём я не знаю.
Расскажу лучше о себе. Я тоже лафанец. Я несколько
дней назад написал несколько стихотворений, и три дня
назад читал их двум другим лафанцам. Двое из них зева-
ли. Больше ничего интересного о себе не могу расска-
зать.
ОФИЦИАЛЬНОЕ ЛИЦО
У одного лафанца хобби было. Он стишки сочинял. Он
их два или три сочинил, а потом стал комсоргом факуль-
тета. Теперь он стишки не сочиняет. Он теперь официаль-
ное лицо.
ДВА ЛАФАНЦА
- Привет. - сказал один лафанец в телефонную трубку.
- Здравствуй. - ответил другой лафанец из телефонной
трубки.
- Ну как дела? - спросил первый лафанец.
- Никак. - ответил другой лафанец.
- Как так никак? - спросил первый лафанец.
- Как обычно. - ответил другой лафанец.
- Никаких дел? - спросил первый лафанец.
- Никаких. - ответил другой лафанец.
- Ну, значит, всё в порядке? - спросил первый лафа-
нец,
- Всё в порядке. - ответил другой лафанец.
- Ну, пока. - сказал первый лафанец.
- Пока. - сказал другой лафанец и повесил трубку.
ГИТАРИСТ
А ещё есть один лафанец. Так он гитарист. У него ги-
тара. Он говорит, что когда институт окончит, обяза-
тельно научится играть.
ЭПИЛОГ
- Жизнь прекрасна и удивительна! - сказал один лафа-
нец и сладко зевнул.
1975
_________________________________________________________________
ПЕСНИ И БАЛЛАДЫ
_________________________________________________________________
СКАЗАНИЕ О СТЕФАНИИ
I
Как разнёсся слух
по Стефании,
что ни Жени нет,
что ни Гришина;
испугалася
вся Стефания,
собиралася
на собрание.
II
Долго думали
и надумали,
чтобы шли гонцы
да во все концы.
Пусть кричат везде
о такой беде,
что ни Жени нет,
что ни Гришина.
III
И пошли гонцы
да во все концы,
о беде кричат
и зовут-манят,
чтоб вступили все,
абсолютно все
по желанию
во Стефанию.
IV
Покачал весь свет
головой в ответ,
говорит гонцам,
что порядка нет,
что Стефания
по ночам шумит,
что Стефания
до полудня спит.
V
Лишь пришла шпана,
невеликий люд,
от горшка вершка
и того-то нет.
Но на радостях
вновь Стефания
собиралася
на собрание.
VI
Во сыром лесу
было б весело,
но шпана тотчас
нос повесила,
как увидела
пни огромные,
как заметила
дупла тёмные.
VII
А закаркало
вороньё в ветвях,
обуял шпану
превеликий страх.
Побежали все,
разбежалися,
во густой траве
потерялися.
VIII
С той поры от них
не осталося,
не осталося
даже малости.
Лишь в Стефании
говорят о них,
да в сказании
существует стих.
Сложено в лето 1969-ое
ВОЕННЫЙ МАРШ
Обольём всех врагов из баллонов,
будут мокрыми вражьи штаны.
Двинем дружно четыре колонны
для последней стефанской войны.
Закидаем стефанцев камнями.
кинем шишки одну за другой.
Пусть стефанцы ложатся за пнями,
искупавшись в грязи головой.
Понаставим по лесу ловушек,
понароем лопатами ям.
Пусть стефанцы лежат средь лягушек
и взывают о помощи к нам.
Перевяжем стефанцев верёвкой,
приведём их в прогнивший сарай,
обеспечим бесплатной путёвкой
на курорт под названием "Рай".
И тогда на очищенном месте,
на Земле, где Стефании нет,
дружно грянут лафанские песни
на страницах лафанских газет.
1969
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ПЛЯЖ
Над Москвою, над рекою
ходит-бродит милитон,
с необъятною тоскою
смотрит он на небосклон.
А на пляже как-то странно,
всё не так и всё не то,
в небо смотрит иностранно
иностранное лицо.
А на пляже как-то тихо,
и ПОЧТИ никто не пьян,
ну а ты смотри смотри-ка
не пробрался б хулиган.
Потому-то над рекою
ходит-бродит милитон,
потому-то всё с тоскою
смотрит он на небосклон.
1969
КЛЯТВА НИКОЛОГОРЦЕВ
Лишь только полная луна
до кульминации дойдёт,
сойдётся вольная шпана,
калитки свинчивать начнёт.
"Обрядом полночным, святым
чужую юность мы почтим,
бесстрашных дедов и отцов,
свинтивших беркманский засов,
калитки снявших по дворам
и завещавших это нам.
Обрядом полночным, святым
калитку Беркмана почтим,
чтоб поколенья храбрецов
почтили нас, как мы отцов,
и, эстафету взяв у нас,
калитку сняли бы не раз..."
Лишь только полная луна
до кульминации дойдёт,
сойдётся вольная шпана,
калитки свинчивать начнет.
1969
Примечание: Давным-давно в незапамятные времена дачи
на Николиной Горе отделялись от леса только посадками
елей. Когда началось возведение заборов, юные николо-
горцы выразили протест - отвинтили тёмной августовской
ночью все-все калитки и положили их на траве. Беркман,
согласно преданию, был единственным обратившимся в ми-
лицию. С этих пор над его калиткой висит проклятие, и
никакие засовы, никакие милицейские засады не могут по-
мешать новым поколениям отвинчивать эту калитку.
ПЕСНЯ О ДВУХ БРАТЬЯХ
1
Мы начали песню о Пете, о Боре,
о соснах, о "Соснах", о длинном заборе,
о тех, кто законы, и зная, не чтут,
о тех, кто под окнами песни орут,
и, в общем, живут всем на горе.
А годы идут,
как сосны растут,
и кольца всё больше, всё шире...
И дупла растут
то там, то тут.
Какие огромные дыры!
2
Расскажем, как в каждый погожий денёчек
и Петя, и Боря играли в песочек,
не зная кастетов и прочих снастей,
и мама не так называла детей,
как пьяный её муженёчек.
А годы идут,
и сосны растут,
и круг интересов всё шире...
И дупла растут
то там, то тут.
Какие огромные дыры!
3
И Петя однажды в соавторстве с Борей
проделали дырку в заборе, и вскоре,
ругаясь, известный охранник Горшков
ловил их и умер от винных паров,
застрявши в трухлявом заборе.
А годы идут,
и "Сосны" растут,
и кольца заборов всё шире,
и дупла растут
то там, то тут.
Какие огромные дыры!
4
А вот мы в конторе, и было всё вот как -
подрались ребятки, наклюкавшись водки.
И вот им читает товарищ Пьяных
речугу о вреде напитков спиртных,
разя перегаром из глотки.
А годы идут,
как сосны растут,
но круг интересов не шире,
всё дупла растут
то там, то тут.
Какие огромные дыры!
5
Закончим на этом мы песню, и всё же
заметим, что будет всё то же, и то же.
Приводов в милицию не сосчитать
и можно куплет не один дописать,
а много и много похожих.
Ведь годы идут,
как сосны растут,
и кольца всё больше, всё шире,
и дупла растут
то там, то тут.
Какие огромные дыры!
(Песня сложена в лето 1970-ое)
ОДА ДУХОВНЫЯ ЛАФАНИЧАМ
Яко стефанич, пчак мерзопакостный,
не дрыхае денно, коль требно нощью.
На люди не буди злой и дракостный,
не сплетае притч, где не зрел воощью.
Не цапае вело не твой, а братен;
в том греха доля есть зело велика.
Яко, зри, стефанич: добре, мол, краден;
доля греха в том деле де толика.
Не слагае к брату скверну в словесах,
яко нечестивый, трожды сплюнув, Санич,
ибо не будешь в смерти на небесах,
в кромешный ад, в зев геенны ты канешь.
Зри, о смертный! Ночь солнцу уступае.
Аки прочь те мерзопакостны сгинут,
иже, як стефаничи, беса зляе,
иже помре в раю не опочинут.
(Ода сложена в лето 1970-ое)
ТУРКМЕНСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ,
ПОСВЯЩЁННОЕ ОРАНЖЕВОМУ КРЕСЛУ-ТРОНУ
К тебе зайдя на час-другой,
я исцелить хотел печали;
проделав долгий путь, с тоской
подумал: только б не скучали...
Вошёл, а ты один скучал,
меня ты скучно повстречал,
а после скукой докучал,
и мы с тобой вдвоём скучали.
Однако, звякнул телефон.
Илья звонил, что едет он.
Вот он, приехав, сел на трон,
и мы уже втроём скучали.
И в кресле-троне полуспя:
"Заедет Игорь к нам" - храпя,
сказал он - тихо, про себя.
И вот мы вчетвером скучали.
Ну что ж? Проходит час-другой,
прощаясь, ты махнул рукой,
а я так в дрёме и с тоской
подумал: только и скучали.
1970
ПЕСЕНКА О ТРЁХ ШАХМАТИСТАХ
Расскажу-ка вам без глянца,
как в краю, где льётся Истра,
жили-были три лафанца,
три лафанца-шахматиста,
Удивлялся, глядя, некто,
как они и дни, и ночи
в шестьдесят четыре клетки
упирали ясны очи.
Ах, сражение какое!
И успехи, ах, какие!
Ведь места всегда все трое
занимали призовые.
Жаль, пока не попросили:
"Ну-ка, Спасский, дай корону.
И, пожалуй, что по силе
это было бы законно.
Но, как видно, не попросят,
не решатся на такое...
Лишь один корону носит,
и никак не могут трое.
1970
ПЕСЕНКА ПРО ВОСЕМЬ БУТЫЛОК
Шесть алкоголиков двинулись в лес;
трое - с бутылками, трое - без.
Птички порхали, в кустиках пели;
в травке кузнечики громко звенели.
Шесть алкоголиков шли гуськом
к тайной полянке в лесу густом.
А на полянке нивяник цвёл,
славную крепость Илья возвёл.
Близился вечер, вился туман.
Каждый достал из кармана стакан.
Пенный напиток струился на дно.
Жгуче, кипуче в песнях вино.
Пили, смеясь, за стаканом стакан.
Каждый от счастья был весел и пьян.
Дивных бутылок хватило на всех,
долго в лесу раздавался смех.
Лика и Боря сражались в футбол.
Игорь играл - все мячи запорол.
Юра в воротах стоял, крича.
Ловко отскакивал он от мяча.
Инок смиренный отец Алексей
город построил в тени ветвей.
Звёзды зажглись, и во тьме густой
шесть алкоголиков шли домой.
Слава лафанцам! Лафанец тот,
кто эту песню, как нужно поймёт.
Вот и окончена песенка про
восемь отличных бутылок ситро,
1972
СТЕФАНУШКА - АКАДЕМИКОВ ВНУК
Ой, ходил-гулял академиков внук
по шоссейноей да по шмидтовской,
по шоссейноей да по шмидтовской,
мимо дачушки да Прокофьевской.
Ну а в те поры среди трёх дорог
был споставлен кирпич жёлто-красненькой,
воспрещал проезд к пляжу русичам,
и валила на пляж иностраньщина.
Увидал его академиков внук,
воспалился тут академиков внук,
как всхвастнётся он да по дедушке,
как взругнётся он да по матушке:
"Наплевать мене на милициюшку,
на милициюшку со дружиннички;
я пойду-сыму со угла кирпич,
я сыму кирпич жёлто-красненькой".
То не ветер в грозу сорывал сосну,
сорывал кирпич академиков внук,
сорывал кирпич жёлто-красненькой
и его покладал во канавушку.
Вдруг шофёрчик один появляетси
и хватает его за белы рученьки,
за белы рученьки да за шиворот
да и свозит его во милициюшку.
А в милициюшке старшина Петров
надругаетси, надсмехаетси:
"Гой еси, никологорщина, сукин сын,
кое ж ты, ... , знаки спихиваешь?!"
То не золотая трубушка вострубила,
взговорил в ответ академиков внук:
"Гой еси, старшина, я не сукин сын,
я - Стефанушка, академиков внук".
Старшина Петров тут смущаетси,
поклоняетси, улыбаетси,
рассыпаетси златом-серебром,
говорит ему медовы слова:
"Ты иди себе, академиков внук,
да на все на четыре стороны,
не брани меня да по матушке,
не губи меня да по дедушке".
1973
ТЕЛЕГА НАША
Оригиналам и душе
Телега наша на ухабах громыхала,
телега наша в горку мчала нас.
Её душа, и лошадь, и оригиналы
мечтали дружно въехать на Парнас.
Душа из тела понемногу улетела,
оригиналы сделали "адью",
а лошадь стала спотыкаться то и дело,
оплакивая молодость свою.
Ни оглушительного ржанья, ни разбега,
ни рифмы подходящей - ни шиша...
Но по инерции скрипит ещё телега,
на жизненных ухабах дребезжа.
Лошадь, 1974
_________________________________________________________________
ЭПИГРАММЫ
_________________________________________________________________
ЖЁЛТЫЙ
1. Церковь в Уборах, на которой М.И.Р.
хотел оставить свои инициалы
Она стояла всю войну,
храня святую старину,
и потому кричит, задира:
"Бог, упаси меня от МИРа!"
2. Жёлтому относительно относительности
всего на свете
Ты зря забросил лиру всё же.
Пускай к стиху пристроить стих
и срифмовать ты еле можешь,
твои стихи мы ценим всё же:
когда бы не было плохих,
хороших не было бы тоже.
3. "Пиши и всё!" - твердят лафанцы мне
Но это было бы некстати;
писателей хватает им вполне,
а я - единственный читатель!
4. Поэт погиб, не став поэтом.
Увы, он шёл не к этим светам
на свете этом, а потом
стал крупной шишкою - на том.
5. Экс-лафанец, экс-пиит,
экс-жилец на свете ЭТОМ!
Как ты сведался, спирит,
с потусторонним светом?
6. Шёл ты, Жёлтый, с нами,
а теперь ты - ЗНАМЯ.
7. Жёлтому и ещё одному Игорю, которые
стихи писать бросили и вообще...
Жили-были игоря.
Ох, и зря
побросали игоря
якоря!
Испугались, что о быт,
как о риф,
будет парусник разбит
среди рифм.
Но не плавать кораблям
по полям,
и склевал всех Игорей
воробей.
(Быт, он внешне - чик-чирик -
воробей,
а заглянешь под парик -
Бармалей).
ОРАНЖЕВЫЙ
1. Да сохранит судьбы удар
наивный мир его мечтаний,
как сохранил лесной пожар
остатки стольких начинаний;
а мам и бабушек метла
да не сметёт его музея,
как не смели его дела
два столь различные Андрея.
2. Лафанский Пушкин! Но без смеха:
пусть у тебя хромает стих,
ты в математике успеха
почище Пушкина достиг.
3. Вы слышали? Невероятно!
Закапал дождик вверх, обратно!
Кораблик по лесу пошёл!
Орлица горлинкой запела!
Оранжевый задумал дело
и... до конца его довёл!!!
ФИОЛЕТОВЫЙ
1. Рьяно
яму
он копал,
прямо
в яму
он попал.
2. Ой, леса! Вот это да!
Чай, погуще наших.
На опушке - не беда,
вглубь шагнул - и страшно.
Яму рыть не помышляй;
с браконьером строго.
Ты, однако, приезжай -
выкопай берлогу.
3. Так раньше мало кто писал!
Вот это стиль!
Творит, как трактор!
Сюжет придумывает сам,
а дальше действует редактор.
4. Еженедельник я издал, -
сказал Илья, лихой работник.
Когда же месяц истекал,
он - ежемесячник - сказал.
Теперь он скажет - ежегодник.
5. ВОСХВАЛЕНИЕ КО СТИХАМ ФИОЛЕТОВОГО,
КОИ НАПИСАНЫ В ЗЕЛО СОВРЕМЕННОМ СТИЛЕ
Да приемлет жизнь то токмо, что ново.
Пусть живут стихи Фио-лето-вого.
То благонравно слуху лишь, что звучно,
да раздадутся стихи сии кучно!
Да сокрушат тьму и козни порока,
понеже мысль в тех всегда есть глубока.
Да обогатить вам, стихи читаше,
эстетическо развитие ваше.
6. Сказал он, школу покидая,
сходя от радости с ума:
"Прощай, тюрьма моя родная!
И - здравствуй, новая тюрьма."
7. ФИОЛЕТОВООБРАЗНЫЕ СТИХИ
Напишу стихов штук сто
мудро я и пылко.
Ручку взял и сел за стол
и чешу в затылке.
Небо в саже и в дыму,
серенькое утро.
Дети топают в тюрьму,
очень неуютно.
Не доволен я людьми,
завтраком, обедом,
и гляжу на этот мир,
и покой неведом.
Скоро взрывы чёрных бомб.
Ох, изрядно ухнет!
Головешкой станет бор,
лампочка потухнет,
и придёт гнилая смерть,
постучится к людям.
По земле промчится смерч,
и людей не будет.
Тишина и благодать...
Впрочем, размечтался!
Я хотел ведь написать
о природе стансы.
Вянет пышная сирень,
каплет дождик мутный.
И стихи мои сырей
стали почему-то.
Сочиняю целый год
от избытка мысли.
Ах, избавь меня, господь,
от подобной миссии.
ПАХОМОВ
- И он лафанец?
- Как когда:
как битва - нет,
как праздник - да.
ПЕТЯ АЛЕКСЕЕВ
1. Болтун к врагам перебежал,
желая мстить нам неуклонно:
врагам шпиона подослал
и нас избавил от шпиона.
2. ЭПИТАФИЯ ВОИНУ-БОЛТУНУ
Бравый был лафанский воин,
славы воин был достоен.
Он теперь под камнем спит,
тем и этим не вредит.
ЛИКА ТАГАНОВА
Игра мальчишечья, не спорю,
однако, мчась и прыгая,
она играет лучше Бори
и в сто раз лучше Игоря.
ЛЮБА ТАГАНОВА
Мы слышим в доме грозный рык,
и лай, и вой, и скрип, и крик,
а видим только нос да чёлку...
Её мы знаем через щёлку.
СЕЛЬКИН
1. Рос не по дням, а по часам он.
Такого свет не знал вояки!
Ещё не мог сказать он: "Мама",
но говорил: "Стефанцы - бяки".
2. Ax, милое детство!
Где ты?
Где ты?
(велосипеды...
вино...
сигареты...)
ДМИТРИЙ ЧЕГОДАЕВ
Художник создал множество
произведений графики,
но ярче всех художества
в области грамматики.
МИХАИЛ ЧЕГОДАЕВ
Автору критических заметок о стихах Голубого
ТЁМНЫЙ ЛЕС ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ
возвестил:
есть!
Есть
в Лафании ЗОИЛ!
КОСТЯ ПРОТОПОПОВ
Боба-барабанщик рано встал
(это лишь для рифмы вышло),
Боба-барабанщик заиграл
(и певца не стало слышно).
ГОЛУБОЙ
1. Я в двух мирах явил свой лик -
мир подневольных школьных книг
и мир внешкольных вдохновений.
В одном - бездарный ученик,
в другом - лафанский гений.
2. Се - лирик великий. Он тем знаменит,
что к физике ненависть гордо хранит.
3. ВИРШИ КО САМОМУ СЕБЕ
Аще стану я виршей том слагати,
аще я свету, иже нам всем мати,
мудрыя вирши велигласно крикну,
памятник себе из оных воздвигну.
4. Естествознание
грызёт он тридцать лет,
ест, ест "во знание",
а знания всё нет.
_____
* * *
Журнал хворает. Врач родных утешил сводкой:
как на диете пусть сидит на матерьяле -
нельзя горячего, солёного и с водкой,
чтоб посторонние об этом не узнали.
* * *
Аркадия была страной поэтов,
так говорит народное преданье.
Не умерла Аркадия. Ведь это
Лафании секретное названье.