"Тёмный лес" - лафанский журнал. Выходит с 1969-го года в столице Лафании Николиной Горе или на окраине Лафании в Москве.
Этот номер журнала, как уже стало традицией, посвящен лафанским литературным событиям прошедшего года, в данном случае - 1997-го.
Но событий-то в этом году было очень мало. "Старые" лафанцы, за исключением Александра Богданова, ничего путного не налафанствовали. Видимо, в Москве лафанствуется даже еще хуже, чем на Урале.
И.М. опять съездил на Кавказ и навёз оттуда кучу чужих стихотворений, в том числе - подборку ранних произведений Екатерины Копосовой. К сожалению, более поздние и, как говорят, более совершенные творения этого автора остались на Кавказе до очередного приезда И.М.
Ю.Н. продолжал работать над своими "грибными" и "древесно-кустарниковыми" стихами, но ничего не наработал, кроме чуть дополненного сборника о грибах.
Зато он отстукал на машинке три больших сборника произведений Галины Дицман: "Стихи и притча на краю света", "Неизбранное", а также "избранное - Тексты песен и другие стихотворения Галины дицман". Между прочим, "Притча на краю света" - это очень даже хорошая пьеса, и ее стоит прочесть. А сделать это проще всего в гостях у Ю.Н.
Кстати, сборниками Галины дицман завершается начатое 15 лет назад печатание собраний сочинений основных авторов "Темного леса". А это означает, что в следующем году уже не отвертеться от "Антологии лафанской поэзии".
ПОЧЕЧУЕВ
Однажды к Почечуеву пришла любовь. Не сказать, чтобы очень светлая и чистая, но большая. Почечуев не смог умело распорядиться этим подарком Судьбы, не оценил и должным образом не отреагировал - тогда любовь ушла, как и пришла... С того времени приобрёл Почечуев бесценный опыт суровой житейской мудрости и получил право говорить о женщинах грязные слова, которым неукоснительно пользовался при малейшем случае или даже вовсе без повода.
Как-то однажды отдыхал Почечуев на скамейке в сквере, а к нему подошёл корреспондент с телекамерой и спрашивает: "Как вы, Почечуев, расцениваете происходящие вокруг вас разные удивительные события?" Почечуев сразу сделал в камеру умное лицо, отчего стал неузнаваем, помолчал немного, как будто думает, и говорит: "Категорически!!" Потом его ответ неоднократно транслировался по телевизору в различных передачах как мнение народа по самым животрепещущим вопросам истории и современного текущего положения.
Себя Почечуев любил очень сильно и глубоко. "Полюбите нас чёрненькими, - часто повторял Почечуев где-то услышанное и понравившееся, - а беленьких-то всякий дурак полюбит!" Он же любил себя, "чёрненького", бескорыстно, беззаветно и безоглядно, такого, какой он есть - со всеми пороками, изъянами и недостатками. Это была поистине настоящая любовь, без лицемерия, фальши и расчёта!
Как-то однажды приходит к Почечуеву соседка соли попросить, а Почечуев ей подмигивает и говорит: "Знаем мы вашу соль!" Соседка обиделась и ушла. Пришёл её муж и говорит: "Ты чего, козёл, к жене лезешь?!" "Нужна больно! - отвечает Почечуев, - Ни кожи, ни рожи. Это она ко мне лезет." Слово за слово, начался спор, отчего Почечуев был стукнут по глазу. И тогда Почечуев точно убедился, что был прав: соль оказалась действительно ни при чём...
Когда природа меняла летний камуфляж на осенний, Почечуев грустил и уходил в перманентный хронический запой. А когда приходила зима, оказывалось, что зимняя обувь за лето и осень уже сносилась... Поэтому зимой Почечуев ходил в лёгких тапочках на шерстяной носок.
Почечуев всегда мечтал стать богатым, но не просто так, а чтобы это ему совсем ничего не стоило и без каких-либо усилий. Чтобы как в "Поле чудес" - раз! - и миллион на блюде! А то и два. Но лучше сто. Да вот только ни в какие передачи, где щедро раздавали подарки, его почему-то не звали, хотя он очень хотел и просился. И Почечуев начал догадываться, почему так, тем более, что нашлись добрые люди и всё подробно разъяснили...
Все люди вокруг жили хорошо, лишь один Почечуев красиво. "Будь как все, - говорили ему, - живи хорошо, не выпендривайся!" "Тьфу на вас всех! - отвечал Почечуев, - Красиво жить не запретишь." Но тут вдруг вышел запрет на красивую жизнь. Почечуева один раз по-хорошему предупредили, другой - он не внял. Тогда его, разумеется, посадили. Но и в тюрьме Почечуев не оставил своих замашек. "Красиво живёт, - говаривали между собой зэки, - во, фраер!" А администрация постоянно наказывала упорствовавшего Почечуева. Тем временем запрет был снят, и красивую жизнь, напротив, власти стали настоятельно рекомендовать. Почечуев, отсидев свой срок, вышел на волю, глянул кругом и увидел, что все люди стали жить красиво, но нехорошо. "Да что вы, люди, - заорал Почечуев, - охренели?!" "Заглохни, Почечуев, -ответили ему, - Красиво жить не запретишь!"
В жизни своей Почечуев был женат эпизодически. Основное же время проходило в холостяцких заботах, выражавшихся в отсутствии каких бы то ни было забот обо всяких домочадцах. Это Почечуева, как правило, устраивало. Но иногда, когда уставал, Почечуев вновь женился на первом же, кто подвернётся под руку.
Почечуев любил рассказы по телевизору о том, что он, Почечуев, живёт плохо и достоин лучшей доли. В телевизоре показывали жизнь всяких миллионеров. Почечуев сравнивал и убеждался, что ему не врут - действительно, он ничем не хуже, и он бы так вполне смог! За это Почечуев любил телевизор и верил буквально всему, что покажут и о чём поведают.
Почечуев обладал очень развитым, но специфическим чувством юмора. В трудовом коллективе и прочей компании Почечуев поистине был неистощим на выдумки и весёлые проказы: то кнопку кому-нибудь на стул подложит, то незаметно шнурки свяжет у ботинок, а если в курилке кто газету читает - возьмёт и подожжёт, вот смеху-то было! А то прицепит сзади кому-нибудь верёвочку или бумажку с надписью: "дурак", мол, или, напротив, "дура". Бывало, по телефону под утро позвонит и пошутит: "Вам звонят из морга. Подъезжайте забрать свой труп." Мог подкрасться потихоньку к человеку и в ухо гаркнуть так, что тот с ног валился! С женщинами же Почечуев предпочитал шутить преимущественно наощупь. Люди любили Почечуева за его весёлый нрав, а если и били когда, то не очень сильно.
Почечуев любил брать деньги в долг, а отдавать, напротив, как-то не особенно. "Если дали, - рассуждал Почечуев для успокоения совести, - значит и не очень-то нужны." И был по-своему прав. А когда в стране грянула инфляция и деньги обесценились до полного неприличия, в Почечуеве вдруг проснулась совесть и потребовала, чтобы он расплатился с долгами. Делать нечего, пришлось раздавать, что вызвало не столько финансовые, сколько моральные трудности, вплоть до побоев. Однако в конце концов Почечуев с удовлетворением отметил, что пробудившаяся совесть очищена и может опять отправляться спать.
Некоторое время Почечуев преподавал в Университете, на философском факультете: он вёл строевую подготовку у студентов, искореняя тем самым возможность проникновения солипсизма в их ряды. Но когда настало время оголтелого либерализма, его кафедру прикрыли... И тогда Почечуев предельно ясно и с болью осознал, что страна катится в пропасть...
Однажды пришёл к Почечуеву его друг Гоша и говорит: "Слышь, Почечуев, у меня есть, но мало. Добавить надо!" Почечуев добавил, и они посидели. Да так хорошо посидели, что даже без драки обошлось! Почечуев тот случай на всю жизнь запомнил и часто вспоминал.
Почечуев считал, что его скрытые, хорошо известные лишь ему достоинства несомненно превосходят и затмевают мелкие недостатки, в том числе и такой, что по натуре он был изрядной сволочью.
Женщины к Почечуеву в массе своей были неравнодушны, но всё же не совсем так, как Почечуеву хотелось бы...
"Настоящий мужчина - тот, у кого деньги!" -любил повторять Почечуев истину, каждый раз открываемую им, когда в его кармане заводилась некоторая сумма. Однако это бывало столь редко, что ощущение половой принадлежности у Почечуева с годами практически "сошло на нет".
Валерий КУШНИРЕНКО
Желающие познакомиться со всем циклом рассказиков о Почечуеве могут это сделать в гостях у Ю.Н.
Из подборки стихотворений Екатерины Копосовой
"ТОЛЬКО ПАМЯТЬ БОЛИТ..."
От судьбы остаётся зола, -
легче ветра, бессильнее вздоха...
Только память ещё не прошла!
Значит, всё же живётся неплохо.
На ступеньках сидит инвалид.
Видит только спешащие ноги.
Лица... лица остались вдали!
Руки верных друзей... и дороги.
А теперь лишь звенят медяки.
И в ушах этот звон окаянный!
... Вы ж душой и походкой легки,
вы поверьте, он вовсе не пьяный.
Мир в контрастах. Прекрасный. Чумной.
Мир весенний в распахнутых красках...
Небо чёрное надо мной.
За улыбки беспечные
страшно. Кисловодск - 1990
Другие стихотворения этого автора можно прочесть в гостях у Ю.Н.
Стихи Александра Богданова
Ты не пой, соловей,
Против кельи моей
И молитве моей
Не мешай, соловей...
/Песня из детства/
Спой мне песню, мама,
как бывало в детстве.
Мне от песни этой
никуда не деться.
Спой мне песню, мама, -
что-то мне не спится -
голосом негромким
про ночную птицу.
Спой мне песню, мама, -
грусть меня сдавила.
Спой, чтоб снова стало
всё, как в детстве было.
Это мне мешает
соловей молиться.
Спой же мне, родная,
про ночную птицу.
Я теперь отшельник
вольно и не вольно...
Спой мне песню, мама.
Я усну спокойно.
* * *
Исколол всю душу льдинками...
Отчего так получается,
что твои глаза слезинками
над моей судьбой печалятся.
Ты к разлукам не охотница.
Как же мы с тобой расстанемся,
о душе моей заботница,
по моим дорогам странница.
Плохо мы любовь лелеяли,
раз беду свою не видели.
Что-то мы не то затеяли,
чем-то мы судьбу обидели.
Мне б связать беду верёвкою,
да верёвка измочалится.
Извини меня неловкого,
о любви моей печальница.
Всё у нас с тобой развалится,
если что-то и получится.
Ты ж за боль мою страдалица,
нам с тобою только мучиться.
СТИХИ АНАТОЛИЯ ПЕРЕСЛЕГИНА
ЗАКАДЫЧНЫЙ КРУГ
Кто рожден был за тонкими стенами
В коридорах, за разговорами
И кого не спасали ни холод
Ни жара, ни бог от растления
Да и зачем тебе триединый
Но и молох тебе не нужен
Ну скажи мне - кто тебе дорог
Кто тебя согревает в стужу?
Кто тебя убаюкал в слякоть?
За пустыми пивными фургонами?
Ты и впрямь бросил здесь якорь
И забыл о своем гоноре...
Ты забыл, что ты призван для горшего
Ты ведь жертва и дева алтарная
Для того и сманили городом
Чтоб рассечь тебя накрест за старое
Шутки в сторону, шутки в сторону
Не прикинься ни волком, ни боровом
Огородами да коридорами
Шагай, куда любо-дорого
Редактор "Темного леса" понимает, что стихи Анатолия Переслегина могут существовать не сами по себе, а только как тексты песен, исполненных ансамблем - "Собаками Мебиуса". Без музыки они почти не воспринимаются. Пусть же это стихотворение будет просто весточкой от давно известного нам автора!
Стихи Галины Дицман
* * *
Я люблю тебя - как любят свою тюрьму,
серый дом мой, в котором и мне
кто-то выстроил клетку;
квартиру - пещеру мою, где все стены
надёжны и крепки;
и твой замкнутый двор,
и озябшие в сумерках ветки,
а за что люблю - сама до сих пор не пойму.
Я люблю тебя - как любят свою тюрьму,
позабывший меня, непонятных страстей человече.
Я в плену у тебя - каждый день, каждый миг,
каждый вечер...
Я, пожалуй, на этот вопрос и себе не отвечу -
ведь за что люблю - сама до сих пор не пойму.
Я люблю тебя - как любят свою тюрьму,
странный город мой, растревоженный и суетливый,
на закате - такой безучастный, в тумане - тоскливый,
где всем хочется плакать, и ждать,
и родиться счастливым...
А за что люблю - сама до сих пор не пойму.
Я люблю тебя - как любят свою тюрьму,
неуютный мой край с непонятным путём и судьбою.
Нас бедою и пленом связало навеки с тобою,
назови это ненавистью, или, быть может, любовью...
Но за что люблю - сама никогда не пойму.
1976
ЛЕТНИй ЭТЮД
Солнце.
Небо.
Свет пылающий.
Люди
в мареве жары.
Ивы.
Над обрывом - кладбище.
Жизнь
без примеси игры -
И ребёнок,
в жизнь играющий,
свой не ведающий срок, -
весь в свету.
Под тенью - кладбище.
Небо.
Ветер.
И песок. 1981
КАК ДЕЛА?
У меня есть работа,
которая, в общем, нужна. Ни уму и ни сердцу -
но всё-таки два выходных.
У меня и семья есть,
с которой я, в общем, дружна:
не поймут никогда -
но простят, как прощают родных.
Есть ещё и любовь...
в общем, вместе живём мы...
И пусть
всё наскучит смертельно! -
но надо кого-то любить?
Есть ещё старый друг;
ну, а как я к нему отношусь?..
Друг про друга всё знаем мы -
стало быть, вместе и пить.
У меня есть Россия.
Не знаю, кто так рассудил -
ты как хочешь живи,
но от Родины не откажись...
Есть пока что и силы;
а если не станет и сил -
то кому это важно вообще? -
ведь не кончилась жизнь!
для кого-то - награда,
кому-то - раскаянья крест...
И не важно, что
в общем
не видишь пути своего!
Я люблю слово "жизнь" -
это главное, что у нас есть.
Я нормально живу.
И не будет со мной ничего. 1981
ДРУЗЬЯМ
Кнопку лифта в темноте
гулко нажимаете,
и два раза стукнет дверь,
отбивая час...
Хорошо, что обо мне
вы не забываете,
только жаль, что я теперь
редко вижу вас.
Пусть по суетным делам
мы весь день мотаемся,
пусть не видим, как кроты,
в близких людях свет,
но судьба переплела
нас извечным таинством
тяжкой цепью доброты,
паутиной лет.
Приходите - как-нибудь,
вечером, усталые,
ведь не так уж долог путь,
если путь знаком.
Позвонить - совсем пустяк:
всё идёт по-старому,
заходите кто-нибудь -
напою чайком...
Пусть за этот редкий час
не открыть нам истины,
пусть слова совсем не те
скажешь невзначай, -
хорошо, что я о вас
помню, о единственных...
...Но всё чаще на плите
остывает чай. 1984
Ещё раз напоминаем, что в феврале 1997 г. в Лафании были изданы два больших сборника произведений Галины Дицман - "Стихи и притча на краю света" и "Неизбранное". Это 74 стихотворения и пьеса, которую всем рекомендуем прочесть - заходите в гости к Ю.Н.
переводы
ЭПИТАФИЯ ВИЙОНА (БАЛЛАДА О ПОВЕШЕННЫХ)
Из Франсуа Вийона
Братья, вы, - кто придёт потом,
Зла не держите на нас.
Кто бы сжалился над бедняком,
Настал бы спасенья час.
Вздёрнули - всех шестерых - за раз.
Людей из плоти живой,
И вот мы станем пылью, золой...
Но кто же жил - не грешил?
Над нашей бедой смеётся любой -
Главное, чтобы Господь простил!
Братья, вам тягостно слушать смерть,
Но всё же мы говорим:
Земная твердь, небесная твердь -
Все мы меж них висим.
Дева Мария, пред сыном твоим
Скажи за нас пару слов:
Чтобы не видеть адских костров,
Чтоб в милосердии Он не забыл
Нас, мертвецов, в конце-то концов, -
Главное, чтобы Господь простил!
Дождь нагие тела поливал,
Лучи палящие жгли,
Ворон глаза и брови склевал,
А мы и присесть не могли.
Туда - сюда, к земле - от земли
Ветер качал, как хотел...
Что осталось от наших тел,
Когда Он нас отпустил?
Не попадайтесь - таков удел...
Главное, чтобы Господь простил!
Господи, власть твоя велика,
Да защитит нас твоя рука!
Дьявол сгубил нас - но не купил.
Что ж тут смешного? Петля крепка...
Главное, чтобы Господь простил! Перевод Галины Дицман, 1985-1986
В сборнике "Стихи и притча на краю света" есть также переводы из Аполлинера и Эммануэля.
СТИХИ О.Т.
ВОЛШЕБНЫЙ СТРЕЛОК. ПЕСНЯ
Посвящается Г.Дицман
Когда услышите звон
серебряной тетивы,
где - узнайте - родится он,
и что в нем услышите вы,
что ответите вы...
Струна тугая поет!..
Серебром оперившись, стрела
начинает высокий полет
между солнечных брызг, остра, весела,
и поет - среди горя и зла.
Ау, волшебный стрелок!..
Не многие видят, где
ты сгибаешь серебряный лук,
посылаешь стрелы своей звезде,
а находим мы их везде...
Я почувствую в сердце стрелу,
драгоценную звенящую боль,
серебристого света иглу -
и очнусь в надежнейшей из неволь
из нежнейших смиренных доль...
Ты почувствуешь в сердце стрелу -
будет боль для тебя сладка -
и доверишься невидимому крылу,
лишь походка станет легка,
словно к солнцу сквозь облака.
Ау, волшебный стрелок!..
Мы почти угадали, откуда,
покидая серебряный лук,
рассыпается стрелы звенящего чуда -
сны искусства, мечты любви без остуды.
Волны солнца ласкают нас
в голубых безграничных высотах
и глубинах - таится наш звездный час
словно сладость в медовых сотах,
в золотых и серебряных нотах.
эти звуки рождают нас -
прорываемся с ними к свету,
и в венок нас сплетает небесный глас,
и в прозрачный узор сонета -
ослепительный сон поэта. Ольга Таллер, 1989
Стихи и песни Евгении Докукиной
В июле 1997 г. дома у Е.Д. начаты раскопки, в ходе которых обнаружены предлагаемые читателю стихи и текст песни. Раскопки продолжаются, и в 1998 г. может появиться сборник избранных произведений этого автора.
* * *
Люблю. Люблю - как ёмко это слово,
в нём боль и счастье, радость и печаль.
И на качелях я качаюсь снова:
то - здравствуй, мой любимый,
то - прощай.
А ты, мой свет, то радость мне подаришь,
уверенностью сердце наградишь,
то больно и расчётливо ударишь
и за моими корчами следишь.
О, Господи, ну как мне откреститься
от сладкого и страшного ЛЮБЛЮ.
Но мне с качелей этих не спуститься -
я стискиваю зубы и терплю.
От счастья уворованный лоскутик -
грибочек, жёлудь, земляничка, прутик,
тропиночка - а больше ничего.
И крик - он мой, отдайте мне его.
* * *
Трусость не порок, а только низость,
но тяжка расплата за неё.
Боль моя - нечаянная близость,
горе же - сомнение твоё.
Мужество не доблесть, а достаток,
но его ничем не приобресть.
Проведу спокойно дней остаток -
можно даже в петлю не полезть.
Соберу остатки оптимизма,
чтоб на рожу глянец навести,
и пойду на стройку коммунизма,
если не подохну по пути.
БЕСПОЩАДНЫЙ МАРШ
Улыбаемся в лицо -
за спиною корчим рожи.
Почему же так неласково
поступаем мы с тобой?
Пусть не соколы вокруг -
но ты не летать родился тоже.
Уж извини, но не такому
повелевать моей судьбой.
Можно думать о себе
самое лучшее, что захочешь,
и окружающим это же самое
постепенно разобъяснить.
Кого-то гладишь, кого-то бьёшь
и самолюбие щекочешь
тем, что велик ты и уникален,
тебя никем нельзя заменить.
Но этот памятник себе,
который в душе ты всю жизнь строишь,
он может в жизни не пригодиться,
а для могилы не подойти.
Себя не обманешь - разберись,
чего ж тогда ты вообще стоишь
и уместно ли это "Я"
вместо знамени нести.
Но я на менторскую роль
не претендую ни в коем случае;
просто когда человек уходит
из этой жизни, становится ясно,
что в нём было нам так мило,
что могло бы быть получше,
но вообще-то, слава богу,
что всё уладилось прекрасно.
Значит, лицу, выходит, - привет,
а спине, извиняюсь, - проклятье;
но теорема - не аксиома,
её ведь нужно ещё доказать.
Но я почему-то совсем не верю,
что все на свете -
кровные братья,
и очень многим из этих братьев
хочется кукиш показать.
Так что оставьте меня в покое
с вашей привязанностью паскудной;
я сама себе выбираю,
с кем в этот вечер пойду гулять.
Я не ханжа, избави бог,
мне не зазорно и не трудно;
и вы, конечно, весьма достойны,
вот жалко, что нечего вам дать.